29 октября 2020Colta Specials
155

Памяти активиста легендарной Маяковки Владимира Осипова

К девяти дням

текст: Геннадий Кузовкин, Марина Щукина
Detailed_picture© Алексей Панов / ТАСС

Владимир Николаевич Осипов скончался 20 октября на 83-м году жизни. Его похоронили на Попереченском кладбище в Московской области.

Неравнодушный человек, издатель неподцензурных журналов, политик, он больше известен как деятель русского национального движения. Первый опыт общественной активности он получил в годы оттепели на площади Маяковского. Владимир Осипов играл заметную роль в поэтических чтениях и неформальных собраниях молодежи у памятника поэту, вошедших в историю как Маяковка (Маяк) [1]. Первый срок молодого вольнодумца был связан с намерением властей прекратить возникший в центре столицы Гайд-парк (с ним сравнил Маяковку Владимир Буковский). Участников Маяковки начали преследовать, преимущественно применяя внесудебные меры воздействия (травля в печати, отчисления из вузов, проработки по комсомольской линии). Арестовали тогда несколько человек, двоих отправили в «психушки», а перед судом предстали трое. Осипов и его однодельцы Илья Бокштейн и Эдуард Кузнецов получили лагерные сроки. В Мордовии, в Дубравлаге, Владимир Осипов пережил мировоззренческий поворот. С этого времени и до конца жизни он был православным, русским националистом, монархистом.

Но в 1961 году школьный учитель истории Владимир Осипов вдохновлялся еще совершенно другими идеями. Он дружил с поэтами, интересовался современным искусством, а по политическим взглядам был анархо-синдикалистом советского извода, то есть верил в возможность гуманизации социализма (позже это назовут «социализмом с человеческим лицом»). И не только верил и переживал за страну — он хотел деятельно участвовать в ее преобразовании.

Несколько лет назад, занявшись изучением истории поэтического бума времен оттепели и его особой страницы — Маяковки, мы обратились к Владимиру Николаевичу с просьбой о доверенности для работы с его первым следственным делом. Доверенность (сейчас нотариальная процедура для исследователей обязательна [2]) помогла спустя более полувека изучить ключевой исторический источник о судьбе Маяковки. Пять томов и картон с вещдоками хранятся в Государственном архиве Российской Федерации (в фонде Управления Комитета государственной безопасности по г. Москве и Московской области). В наших планах подготовить комментированную публикацию уникального источника [3].

Документ, отрывок из которого мы публикуем сегодня, впервые вводится в научный оборот и становится доступен публике. Он представляет, на наш взгляд, интерес не только для изучения истории Маяковки и эволюции взглядов Владимира Осипова. О тогдашнем направлении его мыслей свидетельствует составленная им лаконичная программа преобразований. В 12 пунктах намечена демократизация политической, культурной, производственной и религиозной сфер жизни советского общества; не забыл Осипов и о расширении социальных гарантий, о пособиях матерям и освобождении женщин от тяжелых работ.

Быть может, на первый взгляд не так заметно, что в документе отразилась особенная, поворотная, стадия отечественной освободительной традиции. В начале 1960-х годов устаревают и выходят из моды политическое подполье и насилие. Но движение к осознанию и легальному осуществлению конституционных прав и свобод произойдет далеко не сразу... Владимиру Осипову, политический темперамент которого не угас и на девятом десятке, пришлось пройти через все соблазны подполья — листовки, создание анархо-синдикалистской группы (тезисы ее программы были зачитаны в укромном месте Измайловского парка и немедленно сожжены), наконец, замысел совершить покушение на Хрущева, родившийся не в его голове, но им в каком-то смысле подхваченный. Важно подчеркнуть, что заговорщики не успели ничего толком предпринять (статью о терроре им не вменили), и самое главное — замысел вызвал среди них дискуссию о допустимости политического насилия. Существенно, что эта дискуссия шла в протодиссидентской среде, в ней участвовали и были оппонентами заговорщиков Владимир Буковский и Юрий Галансков. Романтика подполья уходила в прошлое. К тому же само возникновение подобного спора замечательно характеризует «предрасположенность» его участников к конспирации. И все же, как видно из публикуемого документа и других материалов дела, Осипов (с его энергичной натурой) еще находился во власти этой романтики.

Нельзя не сказать и о другой дискуссии, которую пробудил уход Владимира Осипова. Полемика о нем как о политическом деятеле, конечно, продолжится. Но сегодня есть повод ненадолго остановиться. В эти дни поминают политических узников — помянем и мы Владимира Николаевича. 14 лет он отбыл в неволе — сначала за Маяковку и социалистические иллюзии, а после за выпуск самиздатских журналов...

Закончим словами еще одного участника Маяковки, самиздатчика и политзаключенного Габриэля Суперфина.

«Скончался Владимир Николаевич Осипов. Какими бы ни были его взгляды, для меня он честный и благородный человек. И память о нем чиста.

Очень благодарен за поддержку им сидевших [во Владимирском централе] на тюремном голодном пайке, когда он был еще подследственный, имевший ежемесячные передачки (конец 1975 — нач. 1976).

Вечный покой ему, подвижнику!»

* * *

Протокол допроса

Гор. Москва, 11 октября 1961 года

Ст. следователь Следственного отдела Управления КГБ при СМ СССР по гор. Москве майор Поляков, допросил в качестве подозреваемого Осипова Владимира Николаевича, 1938 года рождения, уроженца гор. Сланцы Ленинградской области

Допрос начат в 9 час. 25 минут
Допрос окончен в 16 час. 40 минут
<...>

<...> Незадолго до 14 апреля с. [1961] г. какой-то парень, которого я не знаю, обратился ко мне в курилке Исторической библиотеки с призывом разбросать на пл. Маяковского листовки со стихами антисоветского содержания.

Здесь же присутствовал или Щукин [4], или Галансков Юрий, кто из них именно, я не помню. Этот парень заявил, что он лично берется разбросать антисоветские листовки. Я уточнил, насколько серьезны его намерения. Он убедил меня, что намерения вполне серьезны. Тогда я возразил ему, что «если уж ты собираешься разбрасывать листовки», то целесообразней будет разбрасывать листовки не с антисоветскими стихами, а с требованием у Советского правительства проведения некоторых радикальных реформ [5].

Этот парень со мной согласился, а я обещал передать ему через пару дней готовый текст листовки. О технической стороне этого дела я ничего не знаю. Примерно через два дня я написал текст данной листовки. Ее примерное содержание таково: «Исторический ХХ съезд партии разоблачил и осудил культ личности. Но период демократизации страны, начавшийся после ХХ съезда, через полтора-два года был прерван. В данный момент встает необходимость возобновить период демократизации страны. С этой целью необходимо проведение ряда неотложных реформ».

Далее мною были изложены шестнадцать пунктов, в том числе:

«1) Расширение функции Советов депутатов трудящихся;

2) Расширение прав и роли профсоюзов;

3) Передача функций директора завода или фабрики в руки выборного директора, который должен избираться рабочими данного предприятия;

4) Снижение заработной платы высокооплачиваемым служащим;

5) Установление минимума заработной платы в 60 рублей;

6) Пособия матерям, начиная с первого новорожденного ребенка;

7) Отмена ночного труда;

8) Отмена женского труда на тяжелых работах;

9) Сокращение сроков воинской службы до 1-го года;

10) Избрание председателя колхоза из среды самих колхозников;

11) Рост пищевой и легкой промышленности;

12) Предоставление свободного функционирования всем литературным, эстетическим и религиозным объединениям» [6].

Других пунктов я сейчас не помню. Текст листовки заканчивался: «Да здравствует Советская власть; Да здравствуют всепобеждающие идеи Великого Ленина!» [7]

Собравшись на квартире у Аполлона [Шухта [8]], ребята обсуждали предложение того парня. Из тех, кого я помню, там кроме меня были: Щукин, Иванов (Новогодний) [9], Галансков, кажется, Слава [Сенчагов [10]] и кто-то еще.

Я зачитал перед собравшимися текст своей листовки. Иванов (Новогодний) решительно отверг и мой текст, и саму мысль о распространении листовок. Собравшиеся согласились с мнением Новогоднего. Я тут же уничтожил текст своей листовки, а инициатору этого мероприятия ребята в тот же день сообщили, что никаких листовок вообще быть не должно.

ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 70999 (П-73626). Т. 1. Л. 112, 114–116


[1] Иногда говорят «первая Маяковка», были попытки ее возродить. Добавим, что традиция поэтических чтений у памятника Маяковскому жива, во всяком случае, в доковидные времена стихи на площади звучали.

[2] Барьер, затрудняющий работу независимых ученых.

[3] Публикация поможет сохранить этот уникальный источник, открыть его для исследователей. Вот адрес для тех, кто хотел бы поддержать наш замысел или содействовать: [email protected]. О желании помочь и/или намерении участвовать в сохранении памяти о Владимире Осипове, о Маяковке и поэтическом буме эпохи оттепели можно написать Марине Щукиной. Нам приятно сказать слова благодарности всем тем, кто уже оказал нам помощь: пожертвованиями, консультациями, личным участием. Огромное спасибо! Адресуем особую просьбу участникам поэтических чтений на площади Маяковского: мы стремимся сохранить воспоминания о Маяковке и будем рады вашим письмам.

[4] Анатолий Иванович Щукин (03.08.1940 — 21.06.2012) — поэт Маяковки, приятель Осипова.

[5] Вторая половина абзаца отчеркнута на полях карандашом.

[6] Все пункты отчеркнуты на полях карандашом.

[7] Отчеркнуто на полях.

[8] Аполлон Викторович Шухт (22.01.1941 — 22.08.2017) — поэт Маяковки, приятель Осипова, жил рядом с площадью Маяковского, в Сытинском тупике.

[9] Анатолий Михайлович Иванов (Новогодний, 02.04.1935) — историк, был арестован по делу Осипова, Бокштейна и Кузнецова, признан невменяемым и содержался на принудительном лечении в психиатрической больнице.

[10] Вячеслав Константинович Сенчагов (07.03.1940 — 25.01.2016) — одноклассник Щукина, студент института им. Плеханова.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Мы, СеверянеОбщество
Мы, Северяне 

Натан Ингландер, прекрасный американский писатель, постоянный автор The New Yorker, был вынужден покинуть ставший родным Нью-Йорк и переехать в Канаду. В своем эссе он думает о том, что это значит — продолжать свою жизнь в другой стране

17 июня 2021152