12 декабря 2023Colta Specials
61724

Год, когда рассосалась дружба

Анна Наринская об оборотной стороне слова «свой»

текст: Анна Наринская
Detailed_picture© Victoria and Albert Museum, London

Накануне очередного Нового года Кольта все не может избавиться от привычки подводить итоги, хотя бы промежуточные. Евгения Вежлян, Анна Наринская, Элла Россман и Ольга Седакова — из разных стран и городов — о том, что происходит с нами сегодня.

Мои друзья, редактирующие этот сайт, попросили меня написать статью про прошедший год, сказали — ну, что-то вроде итогов года.

В принципе, здесь можно ставить точку и переходить к выводу. У меня (все еще?) есть друзья — вот мои итоги года, вот мой безусловный и выдающийся результат.

Я совсем не утверждаю, что этот результат уникален. Я, наоборот, уверена, что на этом месте абсолютное большинство читающих этот текст запнутся, вспомнив своих личных друзей и то, как они помогали друг другу все это последнее время, как сохраняют близость и взаимопонимание.

Но с дружбой в целом, в отличие от друзей в частности, дело обстоит хуже. Мне кажется, мы ее теряем. Дружбу — как состояние, как объективную ценность что ли. И за последний год этот процесс «теряния» разогнался до внушительной скорости.

Зубодробительные онлайн-споры (они же ссоры) последнего времени научили меня, утверждая что-то, всегда обозначать место, «из которого» я говорю. О’кей, я не претендую на универсальность. Я пишу о своих наблюдениях — наблюдениях женщины за пятьдесят, вынужденной эмигрантки, ненавидящей путинский режим, бывшей москвички, живущей сегодня в Европе. Надеюсь, из этого самоописания понятно, что я имею в виду, когда говорю «мы».

И вот что думает эта женщина.

Дружба сегодня не осознается как некое приоритетное состояние отношений между людьми и, главное, как один из важнейших способов видеть мир. Мира как системы, обусловленной дружескими связями и набором дружеских (не обязательно совсем сходных, но с оглядкой друг на друга) взглядов, больше не существует. Появись сейчас меж нами гумилевский пьяный дервиш со своим «мир лишь луч от лика друга», ему бы предложили сначала выяснить, не «неоднозначник» ли часом этот друг и каково его мнение о палестинской проблеме (да и вообще, какой с пьяного спрос).

Разумеется, статус дружбы как высшей ценности ослаб не в эти последние почти два года окончательного раздрая. Шестидесятнический культ дружбы, во многом сформировавший наши представления о том, что вообще значит «дружить», стал размываться уже в семидесятые. Но все же сохранялось главное — это была независимая от формальной система координат. «Дружба стала источником независимого общественного мнения. Неофициальный авторитет стоил дороже официального, и добиться его было труднее. Остракизм “своих” был более грозной силой, чем служебные неприятности. Дружба заменила административную иерархию, трансформировала и всю систему социально-культурных жанров, среди которых первое место принадлежало самому несерьезному, самому фамильярному из всех — жанру дружеской попойки». Этот фрагмент из книги Петра Вайля и Александра Гениса о советских шестидесятых можно отнести и к последующим десятилетиям.

Такую «работу» дружбы как независимой структуры описал в самом конце девяностых куратор и теоретик искусства Виктор Мизиано. Он рассматривал дружбу как институцию, которая, ориентируясь на внутренние правила, может противостоять любым директивам, навязанным извне. Важно, что материалом для него служила не советская или российская, а западная реальность.

Мизиано писал об акции художников-друзей из Любляны и России: они вместе ездили по Америке на автомобиле и давали совместные публичные лекции. Именно дружеская сущность этого начинания делала возможным несоответствие участников требованиям политкорректности. Отбор художников просто-напросто отражал их дружеские отношения, так что здесь требования соразмерного представительства полов, рас, поколений оказались нерелевантны.

Дружба остается неуязвимой при крахе как нормативной этики власти, писал Мизиано, так и этики противостояния — этики соратничества и «общего дела». Именно дружеский (так задуманный и обозначенный) проект может существовать вне принципов, спущенных не только властью, но и обществом.

Ироническим образом статья Мизиано, опубликованная в конце десятилетия, теперь осознаваемого как эпоха, ограниченная крахом СССР и приходом Путина «у нас» и концом Холодной войны и 11 сентября «у них», оказалась своего рода некрологом описываемого феномена.

Дружба как институция, как способ самоидентификации, то есть как ответ на вопрос «кто я?», на который куда легче отвечать в формулировке «кто мы?», стала терять позиции — как на Западе, так и в России. Разговор о возможностях, предоставляемых дружбой, все чаще сменялся вглядыванием в присущую ей «коррупцию» и необъективность, а также в возникающий конфликт интересов, как только кто-то из «друзей» становится кем-то «важным».

Этот «антидружеский» тренд легко объяснить новой волной борьбы с привилегиями уже не на политическом и даже не на общественном, а на человеческом поле, развернувшейся в последние десятилетия на Западе; но если говорить конкретно о России путинского времени, то тут явным образом имеется некоторая непоследовательность. В ситуации нового закручивания гаек и несвободы официальные репутации стали вызывать (еще) меньше доверия, и тут, казалось бы, могли вернуться подобные шестидесятническим дружеские иерархии и кодексы.

Но в России нулевых-десятых представление о дружбе как «о чем-то бóльшем», как о возможности «параллельной» самоорганизации оказалось скомпрометированным. Я уверена, что оно было скомпрометировано явлением, именуемым «тусовкой» и обозначающим не вечеринку, а компанию людей, знающих друг друга, занимающихся чем-то сходным, часто встречающихся и помогающих друг другу. Причем скомпрометировано не столько явлением как таковым, сколько тем, как оно оказалось воспринято в ситуации раннего, а затем и развитого путинизма.

Я пишу этот текст не для того, чтобы найти виноватых, более того, я уверена, что ответственность во взаимном непонимании всегда лежит на обеих непонимающих сторонах. В конкретном случае — на самой «тусовке», закуклившейся на своих интересах, и на раздраженных наблюдателях, по умолчанию воспринимающих «тусовку» и производимый ею продукт как нечто элитистское и враждебное.

В огромной Москве, разумеется, было много тусовок. Приведу пример из жизни — той, к которой принадлежала я.

В 2011 году компания друзей, тогда руководившая проектом ОpenSpace, предшествовавшим cайту COLTA, издала маленькую книжечку «Радио “Жан-Жак”». Она была сделана по примеру «Лексикона прописных истин» Флобера и содержала «общие» места разговоров компании, часто собиравшейся тогда в кафе на Никитском бульваре (немногим позже, во время московских протестов, это заведение, считавшееся оппозиционным, подверглось нападению ОМОНа).

Я была одним из многих авторов «Радио “Жан-Жак”» и считала проект симпатичным и, главное, самоироничным. Помню болезненное недоумение, когда моя знакомая, умная и прогрессивная молодая женщина, далекая при этом от жан-жаковской компании, стала гневно мне выговаривать, что книжечка эта — высокомерная, предполагающая, что ужимки и прыжки этого круга вообще могут быть кому-то интересны. Сейчас, когда я это вспоминаю и записываю, мне даже непонятно, чему я тогда удивлялась — так мы сегодня привыкли к таким реакциям. Моя тогдашняя задетость кажется мне наивной.

Оглядываясь сегодня назад, я (как, уверена, и многие) разрываюсь между сожалением, что та жизнь — при всем давлении, цензуре и насилии, но все же моя жизнь — перечеркнута и невозвратна, и одновременно ощущением своей вины за то, что прожила то время в этой комфортной толще дружбы (или тусовки?), защищавшей от многого.

За последние почти два года чувство вины для меня перешло в разряд важнейшего. Слово «свой», как и многие другие слова, и, собственно, то, что они обозначали, оказалось свидетельством той обманной уверенности, что все обойдется, свидетельством слабости, проигрыша.

Ощущение «своего» ослепляет, говорят мне сегодня, не дает смотреть на человека трезво, заставляет прощать то, что в принципе прощать не следует.

Если так — мои итоги года можно считать даже удовлетворительными. Никаких «своих» не осталось, никакое «мы» практически невозможно. Разделения последнего времени перерезали слой на такие мелкие ломтики, что поиски общности просто бессмысленны. Взаимные упреки «уехавших» и «оставшихся», конфликт условных «хороших русских» с условными «белыми пальто», ожесточенные споры о вине русской культуры, пристальное вглядывание в чужие привилегии, политические (или прямо-таки цивилизационные?) разногласия, проявившиеся после атаки ХАМАСа на Израиль... все это разделяет и, как сейчас уже кажется, расчищает пространство.

И если действительно оглядываться на хронологию, то прошлый год (его, честно говоря, довольно тяжело вычленить из слипшейся «колбасы», в которую превратилось время после 24 февраля 2022 года) можно считать годом, когда рассосалась всякая надежда — на объединение, на новое посткатастрофическое «мы», на некую дружбу по умолчанию, назовем ее для сложности институциональной.

И — это год, когда друзья, «просто» друзья, повысились в цене до бесценности.

Так что мой итог года — такой.

У меня (женщины за пятьдесят, вынужденной эмигрантки, ненавидящей путинский режим, бывшей москвички, живущей сегодня в Европе) — у меня есть друзья.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20245117
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246665
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413225
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419690
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423756
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202429057
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429705