Право тупить

Философ Йоэль Регев объясняет: искусство позволяет прокрастинатору существовать, но не освобождает его.

1. В условиях господства «нового духа капитализма» прокрастинация — доминирующая стратегия сопротивления, а прокрастинатор — революционный класс в себе. Однако необходимо внести ясность: в стихийном состоянии эта стратегия сопротивления недостаточна и обречена на поражение, а класс в себе погибнет, если не станет классом для себя. Прокрастинация — это эрогенная зона реальности, та сингулярная точка, в которой может быть произведено проясняющее зум-движение, ведущее к изменению масштаба и размыканию ситуации в целом. Однако в ее нынешнем и стихийном состоянии эта зона, оставаясь зоной повышенной чувствительности, оказывается точкой боли. Прокрастинация как она есть — несомненно, болезнь, пусть она и таит в себе ресурс великого здоровья.

2. Именно в этом позиция коинсидентального метода по отношению к прокрастинации отличается от разного рода анархо-примитивистских подходов, которые стремятся к упразднению труда и прочему отказу от земледельческой цивилизации и ее символических благ в пользу беззаботного собирательства (Боб Блэк, Джордж Зерзан). Анархо-примитивисты призывают к освобождению прокрастинатора — но к освобождению его в том болезненном и изуродованном состоянии, которое вызвано тем, что сопротивляющийся вынужден смотреть на себя «косым взглядом» — взглядом господствующего порядка. В стихийном виде революционный класс всегда отягощен реакционной идеологией, и необходимо раскалывающее вмешательство (всегда воспринимающееся со стороны стихийности как чужеродное насилие) для того, чтобы революционное начало смогло сбросить с себя сковывающую и скрывающую его кожуру внешнего: этот главный постулат ленинского «Что делать?» сохраняет всю свою значимость и в нынешней ситуации.

Бунт прокрастинатора — это бунт против нового, восстание монотонного и «тупого».

3. Прокрастинатор — главный двигатель сопротивления оттого, что он ловит «новый дух капитализма» на слове. «Сколько подключенности, столько и существования»: такова основная максима «проектно-ориентированного града» ^[1], провозглашающего принципиальное равенство всех типов соединения и ставящего ценность субъекта в прямую зависимость от того, в какое количество проектов, соединяющих вместе разделенное, он способен быть включен. Однако на деле этот основной принцип никогда не соблюдается. В реальности «нового духа капитализма» различные виды соединенности подвергаются селекции по внешнему для них принципу «нового» и «творческого». Ценными считаются не все соединения, а только лишь те, которые способны приводить к появлению неожиданного, невиданного, вносить в действительность то, что в ней прежде отсутствовало. Прочие же соединения — это соединения-лузеры, скучные, монотонные, бесцветные, обреченные на прозябание в своей непродуктивности.

4. В этом отношении бунт прокрастинатора — это именно бунт против нового, восстание монотонного и «тупого». Всем своим существованием прокрастинатор утверждает принципиальное равенство всех соединений как таковых, предоставляя место в реальности ни к чему не ведущим, лишенным смысла соединениям: точилки и карандаша, и еще одного карандаша, и еще одного. Собственно, восстание прокрастинатора — это всегда битва за возможность «тупить».

5. «Поймите, это человек, который способен часами сидеть и болтать ногой — и наблюдать за этим». Это описание одного из наиболее известных молодых израильских современных художников, Дрора Даума, содержит в себе нечто крайне существенное для понимания сути современного искусства в целом: оно представляет собой пространство детерриториализации «ничем не примечательного», «просто-соединений», освобожденных от подчинения необходимости что-либо значить и производить новое. Искусство — это зона эмансипации «каких угодно сочетаний» (швейная машинка и зонтик на анатомическом столе). Причем чем дальше, тем в большей степени революционный потенциал этого «каких угодно» истолковывается не как «сколь угодно удивительных и неожиданных», но именно как «сколь угодно заурядных». Возможно, именно эта борьба между искусством как пространством «остранения», областью удивительного и нового, и искусством как областью банального, «просто присутствующего», — один из главных конфликтов, определяющих зону эстетического. Основные контуры этого конфликта намечены уже в кантовском противопоставлении возвышенного и прекрасного. Однако, как и всегда, видимый конфликт — лишь отвлекающая внимание дымовая завеса, скрывающая за собой подлинное противостояние.

Прокрастинация — эрогенная зона реальности.

6. Освобождая соединения людей, объектов и вещей от обязанности удивлять, которой они подчинены в повседневном существовании, искусство становится единственным способом самообъективации прокрастинатора. Это та область, где он может перестать чувствовать себя несуществующим, вычеркнутым, исключенным из реальности. Однако в этом признании кроется ловушка: прокрастинатор оказывается допущенным в реальность — но именно как «никто», как «никчемное» и исключенное: сохранение нереальности оказывается условием его признания. Иными словами, прокрастинатору здесь дозволяется существовать — но только таким, каким его видит господствующий порядок. Ценой сопротивления господству невозможного становится полное исключение какого бы то ни было критерия, позволяющего различить более и менее интенсивные типы соединения. (Как констатацию именно такого состояния дел можно проинтерпретировать многие работы Петера Фишли и Дэвида Вайса. — Ред.).

7. Между тем иерархия между различными типами соединения, безусловно, существует. Власть нового и продуктивного основывается прежде всего на шантаже: откажитесь от нас, и вы останетесь без какой бы то ни было возможности различать, вы уподобитесь листу, кружимому нескончаемым вихрем бесплодных и бесплотных, «каких угодно» соединений. Вам, конечно же, позволяется утешать себя и находить в этом кружении удовольствие, убеждая себя, например, что вы имеете дело с захватывающими дух приключениями объектов (как в антиреляционной эстетике Грэма Хармана) или будто вы освобождаетесь от власти земледельческой «агрологики» и возвращаетесь к модусу существования охотника-собирателя (именно зоной подобного «возвращения» оказывается искусство с точки зрения Тимоти Мортона). Реальности вам это не прибавит.

8. Подлинное сопротивление власти императива нового и продуктивного сделается возможным лишь при одном условии: необходимо противопоставить внешнему и гетерогенному критерию селекции различных типов подключенности и удерживания вместе разделенного критерий внутренний, позволяющий различать степень интенсивности и реальности соединений на автономных началах. Именно здесь проходит водораздел между реакцией и революцией в искусстве. С одной стороны, искусство как резервация, как ложное утешение, объективирующее и увековечивающее прокрастинатора в его болезненности. С другой — искусство как превращение этой болезненности в «великое здоровье», искусство, обнаруживающее имманентный критерий, позволяющий разделять различные типы подсоединенности. Не регистрировать странные приключения объектов, не вырождаться в тоску их бесконечного луна-парка, не замирать в восхищении перед их харизмой, не быть бесконечной мыльной оперой об «отношениях без отношений» бесчисленных любовных треугольников «замещающей причинности». Но — стать революционным авангардом в борьбе людей, вещей, микробов и созвездий против порабощающих их теней нереального, отбрасываемых ими же самими: вот задача того искусства, которое может стать победоносным оружием в руках прокрастинатора.

9. Появление подобного искусства — дело будущего. Однако и в настоящем можно указать его провозвестников. Например, деятельность группы Slavs and Tatars, в которой пластические объекты превращаются в точки выявления сверхдетерминированного основного противоречия, разворачивающегося в череде разрозненных противостояний в областях культуры, политики и лингвистики. Или саунд-арт группы «Парве» и поэзия Галины Рымбу. Или проект Александра Синха «Метка третьей полоски», где кроссовки «Адидас» становятся передовым отрядом в охватывающей миры и эпохи борьбе силы эластичной упругости против вечного врага, Сокрушителя деревьев. Сокрушитель препятствует отрыву человека от фиксирующей его местонахождение точки и детерриториализирующему выходу в пространство универсального кода черных и белых полос. Освобождение каких угодно соединений от обязанности порождать новое не приводит здесь к бесконечной стагнации в гербарии незначительного. Но оно становится лишь первым шагом на пути к выявлению линий водораздела, по которым действительность может быть расколота и преобразована.

---

^[1] Термин из книги «Новый дух капитализма».

Понравился материал? Помоги сайту!