Чего не учел Павленский

Тема нового номера журнала «Разногласия» — «Опухший глаз. Комиссия по этике».

Один из распространенных упреков современному искусству — «я тоже так могу» или, иначе формулируя, «я бы взял что угодно и выставил где угодно — и это было бы современное искусство». В этой не столь уж глупой критике есть важный изъян: взять «что угодно» и выставить «где угодно» невозможно. Чаще, оправдывая современное искусство, акцент делают на том, что «где угодно» не существует, что социальное и институциональное пространство устроено по особым законам, которые и производят логику искусства: логику приятия и отторжения, видимости и невидимости, признания и непризнания, покупки и непокупки. Но важно также, что взять «что угодно» человек не способен: он всегда выдаст себя в этом поступке, всегда будет уличен в своем желании выбрать это, а не то.

Неслучайность случайных встреч, в которых задним числом обнаруживаются следы бессознательного, была предметом интереса сюрреалистов. Например, Андре Бретон использовал понятие Судорожной Красоты, говоря о ситуациях, когда человек вдруг встречает во внешнем мире знак своего желания. Сам Бретон стремился прочитать тайные шифры своей души во внезапно приглянувшихся вещах на блошином рынке.

Можно ли считать бессознательное желание причиной того, что ты выбрал это, а не то? Вопрос поставлен не совсем корректно: желание как раз и коренится там, где речь заходит о причине — то есть о разрыве, предшествующем тому, что есть, тому, что было выбрано, — будь то маршрут прогулки или позиция по отношению к сексуальности. Желание есть эффект разрыва, присущего причинности, раз причина отделена от своего следствия, — желание причинено чем-то в этом разрыве.

Этот номер «Разногласий» посвящен этике, не жаждущей примирения противоречий или размещения всех по своим местам.

Речь идет о вещах не бестелесных, но, напротив, укорененных в теле и материи. Как бездумно скомканные обрывки билетов или катышки шерсти, которые фотографировал Брассай: отбросы, запечатлевшие интимную моторную жизнь чьего-то тела и одухотворенные желанием фотографа, нажавшего «спуск» на своей камере. Орган тела, испытывающий желание, наливается кровью — избытком, указывающим на недостачу и неудовлетворенность. Опухший глаз — глаз уставший и одновременно глаз, полный желания.

У желания своя этика — этика не всеобщего блага, а истины. В мире сегодня доминирует либеральная модель этики: вера в права человека, универсальные способы договориться друг с другом, борьба с двойными стандартами, равная представленность мнений в парламенте... На нее наступает этика консервативная, претендующая на то, чтобы строго определить каждому его общественную роль. Этот номер «Разногласий» посвящен другой этике, не жаждущей примирения противоречий или размещения всех по своим местам, но указывающей на провалы во всеобщем порядке — провалы в логике одинакового «чего угодно». Провалы, в которых желание находит свое место. Желание — компас в попытке побега из глобального супермаркета современности, который претендует на то, чтобы представить все твои потребности: будто достаточно лишь выбрать правильный набор товаров.

Подступы к этой другой этике предлагали многие мыслители XX века — я назову еще трех французов, в той или иной мере «ушибленных» сюрреалистами. Об этике психоанализа как этике, ориентированной желанием и неустранимой непристойностью сексуального, говорил друг сюрреалистов Жак Лакан. Ален Бадью пытался выстроить этику вокруг верности событию — то есть верности не записанным и признанным процедурам мышления и построения социальных связей, но, напротив, разрывам, переворотам, революциям в этих процедурах. Искусство для него имеет смысл как одна из форм такой верности. Наконец, для Жака Рансьера современное искусство — привилегированная практика, способная ставить под вопрос и приостанавливать установленные порядки власти, сталкивая зрителей с неразрешимой двусмысленностью своих объектов.

Но так ли просто отделить в современном искусстве status quo от события, приостановку привычного распределения власти от его дублирования, этику знаемого от этики незнаемого? Выставки с точно вымеренными дозами институциональной критики и антикапиталистического, феминистского и деколониального дискурсов — как часто они работают как машины по воспроизводству социального статуса своих участников и организаторов?

Или еще более проблемный пример: в акциях Петра Павленского, которые, по заявлениям самого художника, должны заставить людей задуматься и вызвать непредсказуемые последствия, можно тоже обнаружить этику, где записанное доминирует над незаписанным.

27 апреля по просьбе Павленского, находящегося под уголовным следствием по обвинениям в вандализме за акции «Свобода» и «Угроза», его адвокат Дмитрий Динзе привел в суд в качестве свидетелей защиты женщин, представленных художником как «проститутки». В пересказе Динзе Павленский считает проституток и бездомных единственными свободными людьми в России, и потому именно они имеют право озвучивать свое мнение на суде.

Предсказуемость действий власти и медийного эффекта была составляющей всех работ Павленского. Но если раньше в акциях Павленского участвовал автор один на один с государством, то в суде он подчинил предначертанной роли уже не только себя и представителей власти, но и приглашенных в суд женщин-свидетельниц. Эти женщины (и их предсказуемо негативные мнения о современном акционизме) оказались в тени означающего «проститутка», с энтузиазмом подхваченного СМИ.

Акции Павленского работают не как парадоксы, а как торжественное «что и требовалось доказать».

Еще раз: по Павленскому, иметь доступ к свободе в современном российском обществе можно, лишь находясь на краю этого общества, будучи секс-работницей или бездомным. В этой модели Павленского контуры общества четко очерчены и каждому предписана своя роль (конформист / протестующий, секс-работница / полицейский, свободный / несвободный…). Но именно такое представление о социальном порядке как системе записанных предсказуемых ролей исключает свободу — и именно его, критикуя российский суд, Павленский сам воспроизвел.

Сцена с «проститутками» в суде выявила во всем искусстве Павленского этику, основанную на тотальной записи социальных ролей. В своих акциях Павленский всегда констатировал тупиковость российской политической ситуации, именно удваивая ее, повторно пригвождая всех ее участников к своим местам, как собственное тело — к Красной площади в акции «Фиксация». Но тем самым он лишь воспроизводил невозможность двусмысленности и приостановки всеобщего учета, лежащего в основе государственной власти. Однако тогда не может возникнуть тот непредсказуемый разрыв, стремление к которому он провозглашает в своих текстах. Акции Павленского работают не как парадоксы, а как торжественное «что и требовалось доказать»; уклоняясь от случайности, они заводят желание в тупик. Иначе говоря, они очень далеки от сюрреализма. (В отличие, кстати, от московского акционизма 1990-х, «Войны» и Pussy Riot.)

* * *

Итак, этика в этом номере «Разногласий» — этика, где закон и благо не совпадают (скрижали Яхве несут на себе следы его взбалмошного характера), а разрешение всех конфликтов — ложный ориентир (мессия не явится никогда — даже в светском обличье прогресса).

Выпуск приурочен к ярмарке «Опухший глаз», которая пройдет в Московской школе нового кино 30 мая и будет посвящена проблемам этики репрезентации — в том числе репрезентации угнетенных. Тему ярмарки очертит ряд вероломных тезисов, которые будут появляться на сайте по мере выхода номера и приближения «Опухшего глаза». Как и в тезисах, в стихотворении Мартина Киппенбергера и Альберта Оэлена «Никаких проблем» этическое есть неразрешимое. Это стихотворение отрицает существование этических проблем, но тем самым на них указывает; заставляет предположить их, но блокирует попытки их распутать.

Скрижали Яхве несут на себе следы его взбалмошного характера.

Об этическом осмыслении законодательства заставляет задуматься подготовленный Варварой Геворгизовой и Анастасией Рябовой документ, где закон вводится для производителей искусства. Здесь сфера эстетического, которая представляется обычно максимально неотчужденной и свободной из всех территорий нашего сегодняшнего мира, оказывается пронизана властью.

О несостоятельности веры в освобождающую силу воображения и виртуальных пространств, где якобы каждая мечта может сегодня найти себе воплощение, пишет в своем тексте Николай Смирнов.

Об обманчивой природе желания делать добро (например, в форме благотворительности) и о том, как попытки найти для всех свое место игнорируют фундаментальный факт полового различия и порождаемые им сексуальность и агрессию, идет речь в беседе психоаналитика Марии Есипчук и педагога Марии Ивасенко.

Проблема лояльности и предательства — в центре текста, присланного анонимами и основанного на личных свидетельствах нескольких человек. Как показывают эти свидетельства и комментарии к ним, предательство куда ближе к истине об отношениях с другим, чем уют верности.

Кое-какие материалы номера останутся пока сюрпризом.

Все упомянутые и оставшиеся неназванными материалы номера выйдут до 31 мая, полный вариант номера для скачивания будет опубликован 1 июня.

Понравился материал? Помоги сайту!