22 ноября 2017Искусство
307

Метсур Вольде: «Я бы с удовольствием помог в работе над наследием, но предложений мне не поступало»

Интервью с составителем первой книги о Георгии Гурьянове

текст: Дмитрий Мишенин
Detailed_picture© Joanna Stingray

Мой собеседник — арт-аутсайдер. Его терпеть не может питерская богема. При этом именно он выпустил книгу о человеке, который эту самую богему украшал, — первую книгу о Георгии Гурьянове, известном художнике и барабанщике группы «Кино». В связи с тем, что издание книги окружено информационной блокадой со стороны всех друзей и знакомых Гурьянова, я решил, что поговорить с автором этого труда — мой журналистский долг.

— Ты не считаешь себя писателем, меня это подкупило. Но это ведь сказано не для пиара и красного словца? Ты искренне считаешь, что ты не писатель, несмотря на только что выпущенную книгу?

— Конечно же, не для красного словца. Безусловно, я не могу и не имею права считать себя писателем. Я не писал книгу в нормальном понимании этого слова. Моего мнения и моих слов там нет практически. Чем горжусь.

— Я никогда другом Георгия не был. О нашем общении я подробно рассказал в твоей книге. Это было общение двух знакомых людей, имеющих общих друзей, не более. И то, что в книге нет его настоящих и близких друзей, — большое упущение. В первую очередь, я имею в виду Дениса Егельского, Яну Адельсон, Ирену Куксенайте, Наталью Разлогову, участников группы «Кино» и Наталью Жерновскую. Даже Сандру Вермюттен, Лешу Гинтовта или Васю Шумова я отношу все-таки к знакомым Георгия, как и себя. Поэтому без вышеперечисленных реальных друзей, конечно, книга о Георгии обеднела. Расскажи по именам, почему их нет.

— Я считаю, что по персоналиям разбирать не имею морального права. Дело в том, что большинство из тех, кого ты перечислил, являлись приоритетными рассказчиками, но отказались давать какие-либо комментарии по разным причинам. Я так понял, что так произошло в силу того, что я им не был знаком. Как-то так. Всех перечисленных тобой я дико уважаю и склоняю перед ними голову. Но как есть, так есть. Кто согласился почтить память Георгия Гурьянова для книги о нем — тот почтил.

Я им не был знаком, и они не смогли снизойти до человека не из их круга.

— Несмотря на то что в большинстве своем мои друзья и знакомые тебя терпеть не могут, уже несколько людей из списка тех, кто вначале проигнорировал твою книгу, высказались в ее поддержку и пожалели, что недооценили твою целеустремленность и не дали тебе интервью. Думаешь, что неприязнь к тебе усилилась с выходом книги? Ведь теперь ты не просто выскочка, который надоедает почтенным людям со своими нелепыми вопросами, а первый автор изданной биографии Гурьянова. И вдобавок в ней нет их слов. Есть за что на тебя злиться!

— Думаю, что да. Но имена называть не буду, ибо они жаждут хайпа, как мне кажется. Я говорил на презентации книги и буду говорить дальше, что буду только рад другим книгам о Гурьянове, альбомам, каталогам... Все это на пользу русскому искусству.

© Дмитрий Мишенин

— Я почему-то изначально был уверен, что ты доведешь дело до конца, так как увидел в твоем лице настоящего фаната Гурьянова.

— Несколько коробит определение «фанат»… Я считаю, что если есть фанат, то определенно должен быть кумир. А Гурьянов для меня никогда не был кумиром. Предпочитаю формулировку «ценитель жизни и творчества».

— Меня рассмешила характеристика, которую тебе кто-то дал: что таких, мол, людей Гурьянов на порог бы не пустил и не стал бы с ними общаться. Как человек, которого он всегда пускал на порог и, провожая, обнимал, не буду так категоричен в выводах. Он иногда давал интервью даже провинциальному журналу «Собака», и получалось классно. Тебя не смущает такая твоя характеристика?

— Абсолютно не смущает. На самом деле, я не искал с ним встреч и, может быть, просто надеялся, что когда-нибудь удастся задать какое-то количество интересных, на мой взгляд, вопросов, на которые Георгий даст не менее интересные ответы.

Буду только рад другим книгам о Гурьянове, альбомам, каталогам... Все это на пользу русскому искусству.

— С кем из родных художника ты утверждал содержание книги? Кто стал главным цензором — и вообще кто-то из родственников должен был дать разрешение на сей труд? Какие отношения у тебя установились с ними и довольны ли они результатом?

— Родные сестры Георгия Константиновича были прямыми цензорами книги. Отношения у нас хорошие. Ничего бы не вышло, если бы им не понравилось. Некоторое количество материала пришлось из книги убрать по их просьбе.

— Самый распространенный вопрос среди тех, кто был в ближнем кругу Гурьянова: у тебя есть в личной коллекции какие-то артефакты, с ним связанные?

— К сожалению, у меня нет ничего, кроме архивных фото, которые я сканировал на его макбуке. Зато горжусь подаренной мне шелкографией Андрея Крисанова, что висит у меня в рамке. Из рук мастера — это вдвойне приятно.

© Joanna Stingray

— Расскажи о самых жестких историях, связанных с питерской богемой, которые происходили, пока ты писал книгу. Котельников больше всех тебя облил говном?

— Котельников в глаза не поливал. Просто сказал, что «не хочет плясать на костях». Хотя через некоторое время я прочел интервью с ним, где он очень много говорит о Гурьянове. Впрочем, как мне рассказали, за ним это водится.

Никому не был интересен Гурьянов. До той поры, пока в СМИ не прошла информация о «самом дорогом российском художнике».

— Книга успешно продается? Приносит тебе какой-то доход? Каков тираж?

— Совершенно не в курсе про успешность продаж. Тираж 2000 экземпляров. Доходов мне она никаких не приносит. Изначально не ставил цели на этом заработать, зарабатываю другим. Не знаю, продается ли книга в электронном варианте. Думаю, что да.

— В конце твоих скитаний по издательствам и отказов тебе позволила издать книгу протекция от Виталика Калгина, автора серии книг о Викторе Цое. Как выглядела финальная сцена в твоем литературном романе?

— Калгин много чем помог, и я ему очень благодарен. Его вклад в книгу о Гурьянове просто огромен. А издательства… Никто не хотел браться за эту книгу. Никому, по большому счету, не был интересен Гурьянов. До той поры, пока в СМИ не прошла информация о «самом дорогом российском художнике». Боюсь, если бы не этот «вброс», то не было бы этой книги.

© Joanna Stingray

— Издательство твою книгу переформатировало. Если бы когда-нибудь получилось издать ее в авторской редакции, ты бы вернул свой вариант?

— Вероятно, моя главная ошибка — что книга не вышла в том варианте, в каком задумывалась. Последняя редакция ответственным редактором не переделывалась, все сохранилось в том виде, в каком я ее «положил в стол» до лучших времен.

Я бы вернул изначальный вариант: первая часть — интервью с Гурьяновым, вторая — интервью с людьми, его знавшими. Но эта версия, думаю, была бы мало кому интересна.

— Как у тебя возникла идея установить памятную доску на доме на Литейном, где жил художник, и почему этот проект так и не состоялся?

— С памятной доской все затянулось. Да и сподвижников по установке у меня не нашлось. К тому же это была бы, скорее, пиратская акция.

В первую очередь, доверяешь людям, которые были знакомы с Гурьяновым до того, как он стал популярен. Этим людям незачем врать и преувеличивать.

— А что сейчас в квартире Гурьянова? Видел ли ты его архив? Кто-то его разобрал? Родственники занимаются его наследием, и не хочешь ли ты им помочь?

— Квартира остается в том же виде, что и при жизни Гурьянова. Про архив — не знаю. Полагаю, что его уже разобрали. Не принимал участия в этом. Желающих (и пользующихся) уйма. Я бы с удовольствием помог в работе над наследием, но предложений мне не поступало. Нам с тобой известно, что хитрецы всегда найдутся.

— Часто ли ты понимал в процессе написания книги, что тебе отказывают в интервью, не дают статьи и фото, потому что у потенциальных собеседников есть идея написать свою собственную книгу? Ни одной книги так и не вышло, кроме твоей, но воспоминания, фото и интервью зажали.

— Нечасто. Буквально один такой момент был. Зажимают в основном потому, что всем хочется денег. Или славы. Сложно понять этих людей. На самом деле, кто-то просто хочет оставить Георгия у себя в сердце таким, каким он был для них. И я, понимая это, не собирался настаивать и клянчить для книги какую-либо информацию. Не хотите — как хотите. Просто зря.

© Joanna Stingray

— Никто из собеседников не показался тебе фальшивым или вруном?

— Никто не показался. Может, я чересчур наивный, но все истории были живыми и правдивыми. У меня не сложилось впечатления, что кто-то был неискренен.

Абсолютно все вызывали у меня доверие. Я не думал, что так будет. Не зная достоверных фактов, доверяешь носителям историй. И веришь им, естественно. А решать в итоге читателю. Я со всеми авторами солидарен.

И, конечно, в первую очередь, доверяешь людям, которые были знакомы с Гурьяновым до того, как он стал популярен. Этим людям незачем врать и преувеличивать. Говорю это точно, потому что имел личное общение.

— Ты создал сообщество, посвященное Георгию Гурьянову. Давно? Продолжаешь им заниматься? Оно, в принципе, и стало предтечей книги — и оно же станет архивом всех последующих материалов?

— Да, все верно. Создал я его в 2008 году. Надеюсь, что станет архивом. Когда паблик появился, я не думал, к чему это может привести. Да и было-то там около 200 участников. Но потом Гурьянов умер — и пошел рост. И причем что касается и наследия, и памятника на кладбище — всем в основном все равно... Сообщество, по сути, одно-единственное, и аналогов у него нет.

— Какой вопрос (один) ты бы задал Гурьянову по телефону, если бы тебе дали мобилу сейчас?

— Давай спонтанно: «Георгий, как вам последний альбом Visage


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Мы, СеверянеОбщество
Мы, Северяне 

Натан Ингландер, прекрасный американский писатель, постоянный автор The New Yorker, был вынужден покинуть ставший родным Нью-Йорк и переехать в Канаду. В своем эссе он думает о том, что это значит — продолжать свою жизнь в другой стране

17 июня 2021152