Дмитрий Ревякин: «Конкурировать с западным потоком мы не могли — это нас и погубило»

13 февраля бессменному лидеру «Калинова моста» Дмитрию Ревякину исполнилось 55 лет. Классики сибирского рока приурочили к юбилею два масштабных концерта: 20 февраля в Санкт-Петербурге и 26 февраля в Москве. С «Калиновым мостом» на одной сцене выступят друзья группы: в Санкт-Петербурге — Юрий Шевчук, «Алиса», Олег Гаркуша, Сергей Чиграков, «Аффинаж», а в столице — Гарик Сукачев, Александр Ф. Скляр, Пелагея, Владимир Пресняков-старший, группа «25/17», Стас Намин и Татьяна Анциферова.

«Калинов мост» шел в русском роке особенным путем, избегая проторенных троп, маршевых ритмов и запоминающихся припевов; при этом у записавшей 17 студийных альбомов группы есть и народные хиты («Родная», «Назад в подвалы»), и пропитанные любовью к русским слову и мелосу концептуальные работы. Такие, как последняя «Даурия», посвященная Забайкалью — суровому и прекрасному краю, который лидер «Калинова моста» считает своей родиной. В преддверии юбилейных концертов Денис Бояринов встретился с Дмитрием Ревякиным, чтобы обсудить его личную историю рок-музыки.

— Был удивлен, узнав, что вы родились и жили в Новосибирске, но считаете своей родиной Забайкалье. Как вы там впервые оказались?

— Родителей распределили в Забайкалье. Мне было два или три года. А после школы я поехал учиться в Новосибирск. Но постоянно ездил домой к родителям. Связи не разрывались.

— Ваши родители до сих пор там живут?

— Родителей я в октябре прошлого года перевез в Новосибирск. Поэтому в Забайкалье остались только друзья. А так, конечно, каждое лето я старался бывать в Забайкалье — часть моей души там. Формирование мое произошло в Забайкалье: драки все эти детские, игры. Поселок у нас был спортивный, мы тянулись за большими ребятами, ходили в походы: на скалы, на рыбалку.

Сейчас там, конечно, деградация, уныние, запустение и депрессия.

— Как изменилась жизнь в вашем родном поселке в последние годы?

— В свое время это был такой оазис социализма — горно-обогатительный комбинат. Спасибо СССР за счастливое детство и за школьные годы. А сейчас там, конечно, деградация, уныние, запустение и депрессия.

— Вы поэтому родителей перевезли оттуда?

— Да, и поэтому, конечно.

— Рок-музыка в вашей жизни впервые появилась в Забайкалье?

— Да — гитары во дворах, песни разучивали, потом уже на танцах я стал играть, но это все в школьные годы.

— А где вы доставали рок в забайкальском поселке?

— Студенты привозили музыку, но в основном выписывали по Посылторгу. На бобинах приходила музыка, мы ее слушали, кайфовали.

— Какие у вас были тогда любимые группы?

— И Маккартни, и «Битлз» — все, что удавалось найти и запускать через колокола железные, ну и, конечно, наша музыка эстрадная, вокально-инструментальные ансамбли. Это тоже мы слушали с удовольствием, пели песни, учили в школе на переменах — тогда еще были в школе уроки пения, и, конечно, в том числе благодаря этому я полюбил петь. Не знаю, есть ли сейчас в школе уроки пения; если нет — то это объясняет многое, что творится у нас в телевизоре и на эстраде.

— А в студенчестве, насколько я знаю, вы проводили дискотеки — были диджеем, как сейчас бы сказали.

— Ну какие дискотеки — танцы. Ставил одну пленку, другую, все на двух магнитофонах успевали приготовить. Это было в общежитии радиотехнического университета, поэтому там оборудования и музыки было очень много. Это был мощный девятый вал, который меня целиком окунул в пучину музыки, и то, что я тогда впитал в себя, — запас прочности, который связан с той музыкой, — он до сих пор мне помогает.

— Когда вы впервые услышали русский рок?

— В школе еще — классе в девятом, наверное, год 80-й, когда появились «Машина времени», «Воскресение», а вот все остальное уже появилось в общежитии, то есть это тоже так распространялось, это было «для избранных», скажем так. А в общежитии все это расходилось, мнениями делились, обсуждали «Аквариум», «Кино», «Зоопарк», «Урфина Джюса» — все это было незабываемое время, конечно, потому что музыка тогда отдушиной была. Музыкой многие жили — многим она помогала.

Куплетно-припевная форма погубит рок-музыку.

— Когда вы решили, что вы сами должны играть в группе?

— Я уже играл на танцах в школе, и мы пытались что-то сочинять, какие-то инструментальные пьесы. А в институте уже так сложились обстоятельства, что во времена Черненко многие рок-группы закрыли. В Новосибирске была такая могучая группа «Ломбард» — она базировалась на радиотехническом факультете, сочиняли песни как сами, так и на стихи поэтов, современных, переводных, к которым писали музыку. Это просто колоссальное оказывало воздействие. Когда «Ломбард» закрыли, ребята мне предложили занять их репетиционную базу. Я был активным слушателем «Ломбарда», меня даже на репетиции пускали, я таскал колонки в актовый зал с шестого этажа. Даже пробовали меня вокалистом, но, слава богу, не взяли. И, конечно, я там многому научился. Я подслушивал аранжировки — я же тогда многого не понимал, просто слушал, но главный тезис запомнил на всю жизнь: куплетно-припевная форма погубит рок-музыку. В дальнейшем своем творчестве я старался повторять припев, только когда это было крайне необходимо.

У нас с «Ломбардом» получилась некая преемственность. Но у них музыка была абсолютно другая — плотная, в сторону хард-рока, а я хотел это как-то все облегчить, чтобы акустическая гитара была. Мы так и пошли — я, Дима Селиванов, Андрей Щенников, потом к нам присоединился Виктор Чаплыгин. Написали объявление во втором корпусе, огромное, на ватмане, что требуются музыканты, и указали дату прослушивания. И вот можно сказать, что с 1984 года началось формирование группы «Калинов мост», а название появилось уже в 1986 году.

Выступление «Калинова моста» на рок-фестивале в Подольске (1987)

— Самое интересное в группе «Калинов мост» — это соединение русской образности, русского слова, русской традиции с американским рок-н-роллом. Откуда у вас взялись славянские мотивы?

— Из крови, наверное. Специально никто ничего не выискивал, оно как писалось — так и пелось. Никаких мучений, стилистических присочинений не было, были мучения, но связанные с другим — с литературой, а что касается стилистики, наполнения — никогда не было никаких проблем, тем более мы сразу для себя решили, что используем все наработки рок-музыки — от боевика до развернутой баллады.

Постепенно собралась группа, и мы стали готовить программу. Тогда же надо было еще вступить в рок-клуб плюс все, что с этим было связано. Время волшебное было. Это же такая эпоха была, когда в каждой свободной комнате играли на гитарах, на барабанах.

«Калинов мост» — «Плакать всерьез»

— То есть вы случайно вышли на путь, который определяется самим названием группы «Калинов мост», или вас что-то вело?

— С одной стороны, есть случайности, а с другой — случайностей не бывает. Но вот появилось название — его предложила моя девушка, Ольга. Она стала потом моей женой.

— Какие были еще альтернативы?

— Ой, да много, списки составляли, из словарей выбирали, но она сказала: «Калинов мост». Я так озвучил, все приняли это как-то с воодушевлением — и всё.

— Вы испытали на себе влияние песен Александра Башлачева? Вы же были с ним знакомы.

— Да, он приезжал в Новосибирск, пел. Я тогда студентом еще был, щеглом. Это, по-моему, был декабрь 84-го или январь 85-го. Я попал на концерт — и это было оглушительно. А потом он еще раз приезжал, уже мы познакомились, он был у нас на репетиции — «Калинов мост» ему нравился. Потом еще в Питере виделись, потом еще раз он был в Новосибирске, а потом его жизнь трагически оборвалась. Это где-то отразилось на «подкорке», но в дальнейшем, когда мы решили делать трибьют Башлачеву («Серебро и слезы», в котором приняли участие Юрий Шевчук, Константин Кинчев, Гарик Сукачев и другие. — Ред.), я уже все внимательно очень прочитал, все его наследие — это было не так давно.

— Еще одна фигура в российский рок-музыке, с которой вас сравнивали, — Егор Летов; он с «Гражданской обороной» тоже много времени провел в Новосибирске. Вы с ним там пересекались?

— Как сказать. Так не беседовали.

— А как вы к нему относитесь и к его песням?

— Для меня это очень важное время, потому что это движение, где самой яркой фигурой был Егор Летов с «Обороной» (а были и другие тюменские и новосибирские команды), показало, что можно вообще иначе все это воспринимать, транслировать свое понимание мира и отстаивать свое место в нем. Я по-разному относился к Егору: сначала очень хорошо — услышал песню «Лед под ногами майора», еще что-то. Что-то мне не нравилось — эпатаж, связанный с этим, я не догонял. Но это величайшая, знаковая фигура для нашей рок-музыки именно в этот период, который был настолько странным, взбалмошным и непредсказуемым.

Мне же повезло — я побывал практически на всех закрытых квартирниках, концертах подпольных или полуподпольных. Я видел и Гребенщикова, и Цоя, и Майка Науменко, и Петра Мамонова, Башлачева, как уже говорил. Потом Костя Кинчев приехал — мы уже записали альбом магнитофонный. Он способствовал тому, чтобы нас в Питер позвали. Эта дружба с Костей продолжается уже долгие годы.

— Рок был тогда полуподпольной культурой. Вы сами сказали, что были проблемы у группы «Ломбард»…

— Что значит «проблемы»? Их запретили! Им просто взяли и крылья подрезали, и им так и не удалось потом воспрянуть. Жалко очень, потому что потенциал гигантский был. У Гены Пистунова, музыканта группы «Ломбард», вышел потом великолепный винил. Он назвал свое детище «Небесное электричество» — найдите, потрясающая работа, он потрясающий поэт.

— У «Калинова моста» не было проблем с властью?

— Нет, особо не было. Даже когда я делал фестиваль — в марте 1986 года, где второй раз прозвучало название «Калинов мост». Я за все отвечал — за состав участников, за все; мы там какую-то песню нашего гитариста, Димы Селиванова, не стали исполнять.

— Она была протестная?

— Ну почему-то да. Тогда требование было такое, чтобы стихи литовали — смотрели перед исполнением. Мы отдавали все стихи, всех музыкантов, и на эту песню обратили внимание. Я ему говорю: «Дима, ну что, будешь править?» — на что получил ответ: «Нет, лучше не будем петь».

— О чем была песня?

— Про ветерана войны. «Старик, чего ты стоишь у этой кирпичной стены», что-то такое.

— А ведь Новосибирск, по воспоминаниям многих, был посвободнее других советских городов. Из-за университетов.

— Так это Академгородок. Там совсем другой мир был. Мы туда ездили как в Мюнхен.

— То есть это была обособленная территория внутри города?

— За городом. Они там в лесу живут, в соснах, босиком ходят, фантастика. Оттуда была группа «Бомж» — они, по-моему, там базировались. Блестящая группа абсолютно.

При социализме много чего было хорошего.

— А как сейчас в Новосибирске рок-сцена себя чувствует?

— По-моему, очень плохо, потому что нет людей, которые бы помогали развиваться, проводили фестивали, тратили деньги на то, чтобы молодые музыканты где-то собирались, играли, их слушали. Это вам не Екатеринбург. Эта культура в Новосибирске напрочь отсутствует. Город очень сложный в этом смысле — молодой, без корней.

— В советское время, много лет назад, этой культуры вовсе не было, но все равно появлялись рок-группы — музыканты собирались и записывались. Почему тогда это им удавалось?

— Во-первых, тому причиной — чувство противостояния. Рок — это был запретный плод. А во-вторых, комитеты комсомола, институтские или городские, этим (роком) занимались — приходили к тому, что проще создать рок-клуб и уже там наблюдать за ребятами, направлять их. При социализме много чего было хорошего.

— То есть государство само поддерживало подпольную молодежную культуру?

— До определенной степени. Все равно конкурировать с западным потоком мы не могли — это нас и погубило.

— Ваш новый альбом «Даурия» посвящен Забайкалью. Я помню одноименный толстенный роман, который стоял на книжной полке у родителей. Ваш альбом с ним как-то связан?

— Нет, никак. Книга, о которой вы говорите, — роман Константина Седых, он стоял в каждом доме. Даурия — это древнее название территории, которая сейчас называется Забайкалье. А раньше называлась по племени дауров — было такое то ли маньчжурское, то ли монгольское племя.

— Почему вы вообще решили записать альбом о Забайкалье?

— Я давно хотел сделать цикл и готовил его — собирались песни. А еще мне было важно, чтобы фольклорный ансамбль «Читинская слобода», с которым я знаком с 1996 года, в нем участвовал — они были мне нужны. Ну вот наконец-то с 1996 года они в четырех пьесах поучаствовали — воплотилась моя мечта (ну и их, конечно).

Постоянно беременные, пока небо дает.

— То есть это замысел, который вы вынашивали два десятилетия?

— Наверное, да, просто не было названия «Даурия».

— Есть сюжет у альбома?

— Его можно при желании выстроить, конечно, мы стараемся, чтобы наши альбомы как сюиты воспринимались. Не просто как набор песен.

«Калинов мост» — «Даурия»

— У вас до этого, помню, были песни, посвященные Камчатке.

— Да, целый альбом есть — «Циклон».

— Вас тянет к музыкальной географии?

— Так получается. Я просто много раз бывал на Камчатке — много песен там написал, даже очень много. И хотелось как-то вот отблагодарить, хотя бы вербально и в музыке, этот край. А с Забайкальем — понятно.

— Мы сейчас с вами встречаемся в студии — вы записываете новый сольный альбом…

— Не надо об этом: я его сейчас запишу, и он будет лежать долго-долго, потому что только что вышла «Даурия» и не надо, чтобы они как-то друг друга задевали. Просто выпала возможность — январское междувременье, и вот мы изловчились все это сделать. Уже заканчиваем.

— Такая производительность впечатляет.

— Да — постоянно беременные, пока небо дает. Вчера вот песню написал тоже, так что с этим вопросов нет.

— Вы слышали о том, что в прошлом году неожиданно повторилась история из черненковских времен — появились мифические «черные списки» артистов и молодым исполнителям стали отменять концерты?

— Было такое, но все равно это фарс. Кто там сейчас что запретит? Не слежу за этим. Так, краем уха слышал.

— Я прочел в новостях, что не так давно в Читинской области отменили концерт «Калинова моста». Это с чем было связано?

— Я думаю, это из-за того, что график не удается выстроить (у нас только с этим связано) или билеты еще не продали, потому что денег нет в Чите.

— У вас вообще активная гастрольная жизнь по России?

— Когда как. У нас то затишье, то густо, то пусто.

— В Чите вас особенно любят. Читинские СМИ следят за каждым вашим шагом.

— Ну и молодцы — спасибо им огромное, я действительно переживаю, болею за Забайкальский край, потому что лучшие годы и становление прошли там.

— Вы не пытались использовать свои репутацию и публичный капитал, чтобы помочь Забайкальскому краю?

— Как не пытался — конечно, пытаюсь. Я, начиная с Гениатулина (губернатор Забайкальского края с 5 февраля 2008 года по 1 марта 2013 года. — Ред.), встречался со всеми губернаторами.

— И как?

— Никак. А как может быть? Не знаю.

— То есть толку от этих встреч не было?

— Да неизвестно, от каких встреч есть толк. На первый взгляд кажется, что нет, потом выясняется, что есть. И так далее. Это все настолько диалектично, что… (после долгой паузы) Я смотрю так: будет так, как решат на небе, что бы ни думали и ни пытались сделать плохого для нас всех.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!