Феликс Кубин: «Иногда нам хочется левитировать»

В минувшие выходные в летнем кинотеатре музея «Гараж» показали программу аудиовизуальных перформансов «Экранизация-2021», организованную командой Garage Screen и фестивалем изобретательной музыки Fields. В ней участвовал мастер эксцентрики от немецкой электроники Феликс Кубин, который вживую озвучил экспериментальную ленту Вольфганга Леманна о стрекозах и змеях. Вместе с этим он ответил на несколько вопросов для COLTA.RU.

— Вы назвали свой лейбл в честь Юрия Гагарина, его имя появляется в большой оркестровой работе «Falling Still». Почему Гагарин так важен для вас?

— А почему Бог появляется в жизни стольких людей? Гагарин — поэт невесомости, ставший бессмертным, как только вышел на свою орбиту. Он одновременно связан и не связан с Землей, он удерживается на траектории планеты гравитацией, самой загадочной силой из всех существующих. Силой, которая искривляет пространство и время. Гагарин падает и вращается. Я чувствую примерно что-то такое же. Думаю, что жизнь — это состояние постоянного падения без ударов о землю, поэтому иногда нам хочется левитировать. В моей оркестровой пьесе «Falling Still хор мальчиков поет «Мы живем по очереди, / мы падаем вверх ногами». Мне нравится думать, что Гагарин до сих пор транслирует нам свою космическую программу. Может, он превратился в радиоволну или даже просто в частоту. Вот чем я хотел бы стать в будущем: частотой, модулируемой воображением и памятью людей.

— Ваши клипы — авангардистские видеоработы, а видео на композицию «Lightning Strikes» получило престижную награду на Международном кинофестивале короткометражного кино в Оберхаузене. Как вы увлеклись экспериментальной анимацией и кино?

— Мне посчастливилось вырасти на фильмах, в которых была потрясающая музыка. Саундтреки из «Головы-ластика», «Ребенка Розмари», «Жидкого неба», «Чайна-тауна», «Головокружения», «Французского связного», «Тумана», «А теперь не смотри» находили отклик у меня неделями и даже годами. Их авторы, фантастические композиторы, увы, уже немолоды или даже скончались.

На данный момент я знаю очень мало таких режиссеров, как Лантимос, которые придают озвучиванию фильмов большое значение, выходящее за рамки фонового шума. Также я ставлю радиоспектакли для Национального радио Германии. В моих — в основном экспериментальных — произведениях звук и музыка так же важны, как и голос (который также является музыкой), как и повествование. Я думаю, что в сложных формах искусства, таких, как кино и радиоспектакли, ко всем средствам выражения следует относиться с одинаковым трепетом. Мастера российского авангарда это хорошо понимали. Андрей Смирнов в своей книге «Sound in Z» пишет, что Дзига Вертов изначально хотел стать звукорежиссером, но еще не был изобретен даже магнитофон. В итоге Вертов реализовал свои желания в своем знаменитом звуковом фильме «Энтузиазм (Симфония Донбасса)».

Я «человек слуха». Я воспринимаю мир скорее через слушание, чем через какие-либо другие чувства. Иногда случайно даже говорю глупости, например: «он живет на октаву выше», то есть этажом выше меня. Слушание — сферическое, оно полностью нас окружает. Вот почему в нем всегда есть параноидальный компонент.

Мне нравятся фильмы с сильными звуковыми и музыкальными элементами, которые также могут появиться на этапе монтажа. Для меня каждое движение — это звук или танец. Мое сотрудничество с Мари Лозье, которая сняла фильм «Felix in Wonderland» со мной и обо мне, во многом было обусловлено идеями звука и перформанса.

— Кроме того, вы часто пишете саундтреки к фильмам. Как это происходит?

— Я часто представляю себе киноизображение, когда сочиняю музыку. Впервые я сочинял музыку для 35-миллиметровых фильмов, когда в 1990-х годах познакомился с польским мультипликатором Мариолой Брилловской. Ее фильмы довольно грубые и агрессивные, в том числе эстетически. В них есть элемент фатализма и какой-то злости. Но в этих фильмах я всегда видел романтическое желание, которое хотелось подчеркнуть своим саундтреком. То есть я попытался показать, что именно скрывается за этими дикими, злобными образами. Сейчас я много работаю с видеохудожницей Джозефин Бёттгер. Ее фильмы — футуристический комментарий о безумном развитии больших городов, их строительных площадках и их неудавшейся архитектуре. Моя музыка придает этим фильмам сильную экспрессию и особую выразительность, похожую на стыки и внутренности машин, которые вы видите. Но также это создает дистанцию от маниакальной пикселизации, которую Джозефин часто использует, чтобы ускорить процесс.

— Почему для перформанса в кинотеатре музея «Гараж» вы выбрали работу Вольфганга Леманна «Стрекозы с птицами и змеей»? Что особенного в этом фильме?

— У этого проекта большая история. Изначально Леманн планировал, что фильм будет идти без звука, так он и был впервые показан на Берлинале. Насколько я помню, Вольфганг впервые связался со мной примерно в 2011 году. Он интересовался моей музыкой и думал, что она подойдет для его насекомых и стрекоз, а также для техники «фликер», которую он использует (метод мерцающей пленки, когда-то изобретенный Тони Конрадом). Но у него не было денег, чтобы заплатить за саундтрек, а в мире современной музыки мое имя вообще не было известно. В 2015 году меня попросили сочинить что-нибудь для известной серии программ на радиостудии NDR. Я предложил саундтрек к этому фильму, но когда куратор просмотрел буквально одну минуту фильма Вольфганга, он сказал: «Я не могу это показать, Феликс. Фильм слишком экстремальный». Да, это экстремальный, но полезный опыт, если вам удастся научиться его смотреть. Он как будто перемещает вас во времени.

— Вы известны как артист, который не расстается со своим синтезатором Korg MS-20. Почему именно эта модель?

— Я начал работать с MS-20, когда мне было 11 лет. Я знаю каждую микросхему в этом синтезаторе, и он никогда меня не подводил. Он звучит сыро, непредсказуемо, по-панковски и очень живо!

Понравился материал? Помоги сайту!