Московское трио Vice Versa — яркий пример того, что не только рэп интересует сегодняшнюю молодежь. Этой весной группа выпустила первый русскоязычный альбом «Наоборот» — бальзам на душу тем меломанам, кто одинаково любит психоделику 60-х, тяжелый гитарный саунд 70-х, нью-йоркскую панк-волну и золотую эпоху русского рока в самых нестыдных его проявлениях. Vice Versa играет тяжелый рок, вязкий, как нефть, и забористый, как торфяной сингл-молт, стильно выглядит, может позволить себе на концертах затяжное соло на барабанах и потихоньку начинает свой путь из андеграунда на большую сцену. Александр Нурабаев встретился с вокалистом и басистом группы Игорем Титовым и гитаристом Николаем Подпрятовым и выяснил, откуда у молодых людей берется любовь к старому року, песням Майка Науменко и каково это — стоять на одной сцене с Игги Попом.
— Когда и как появилась ваша группа?
Игорь Титов:Vice Versa существует с 2011 года. А с Колей мы до этого вместе играли панк а-ля 77-й год.
Николай Подпрятов: Мы записали стоунер-трек-сингл, выложили его в сеть и записали с другим барабанщиком. Потом Вэл (Валентин Ковановский — барабанщикVice Versa. — Ред.) нам написал, что хочет с нами постучать.
— А что было дальше?
Игорь: Мы репетировали в студии в здании XIX века на территории Бадаевского пивоваренного завода, потом оно сгорело, но в течение пяти лет, проведенных там, мы активно музицировали, экспериментировали со звуком, записывали джемы на кассеты. Студийный альбом появился в 2017 году, мы его писали лайвом на ленту: нашли с трудом в Москве студию, где есть ленточный аппарат — Studer A820. А новая пластинка вышла совсем недавно, ты ее слышал.
Николай: Если все структурировать, то в сети можно найти следующее. «Rehearsal Tapes» — демки, которые круче, чем студийки. «Rehearsal Jams» — любимые импровизации из сотни записанных ночных посиделок. «Oxygen Sessions» — концертник, записанный в Питере. «Vice Versa» — первый студийный, со звуком от Юрия Богданова и сведением от Тима Грина. «Наоборот» — самая свежая запись и на русском.
— Вы выглядите и звучите как типичная рок-банда из условного Нью-Йорка начала 70-х. Резонно предположить, что истоки вашей музыки стоит искать именно в том периоде.
Николай: Да, мы пошли немного в обратном направлении. Сначала влюбились в нью-йоркскую сцену конца 70-х, потом копнули поглубже и нашли самое интересное в альбомах с 1969 года по 1974-й или около того.
Игорь: Если говорить о Нью-Йорке 70-х, то в середине нулевых была мощная волна нового интереса к этой сцене, и всех этих музыкантов, которых ты имеешь в виду, — Игги, Blondie, Патти Смит — везли в Москву, в «Б1 Maximum». Мы эту волну застали, и, я думаю, это дало свой толчок.
— Как бы вы объяснили феномен эпохи классического рока — с 1968-го по 1975-й? Почему спустя десятилетия молодые люди черпают вдохновение в том периоде и в том саунде?
Николай: Мне кажется, все дело в культовости этих групп. Наверное, основным источником информации об этой движухе для многих из моего поколения стала книга «Прошу, убей меня!». Людей, которые ее прочитали, можно было видеть невооруженным глазом. И эта книга прекрасно показала, что все эти панки конца 70-х были не столько популярными, сколько культовыми. Такие всегда возвращаются, чтобы заразить молодых музыкантов. «Прошу, убей меня!» как раз подкинула идею, что панк — это не про жанр, а про самую сердцевинку музыки (да и любого искусства).
Игорь: Я думаю, что на музыку того времени в первую очередь повлияли крупные социальные перемены. Мы испытываем что-то похожее сейчас — с приходом интернета, с бурным развитием технологий и возможностью свободного и быстрого доступа к информации. Открытость, отсутствие страха перед новым, тяга к свободе — это привлекает в той музыке и в эпохе в целом.
Так уж получилось, что я отшлепал Игги по попе, пока был на сцене.
— А если говорить о русских корнях музыки — есть ли они и что это за группы и исполнители?
Николай: Есть, конечно. Все по классике: тот же ленинградский рок 80-х, который окружает всех с детства. Из тех, что пораньше, — группа «Мифы» и проговый красивый альбом «Русские картинки» ансамбля «Ариэль». Для Вали (барабанщикVice Versa. — Ред.) святое — это «Кино»: их он услышал в шесть лет и, похоже, вдохновился на всю жизнь.
Игорь: Выделяю среди прочих Башлачева, его альбом «II». Это гениальный музыкант, незаслуженно недооцененный и не получивший такого резонанса, как другие представители того поколения: «Кино», «Аквариум» и прочие. Это наш русский представитель рок-н-ролла.
— Я слушал ваш альбом, и в нескольких песнях ощущается явное влияние Майка Науменко.
Николай: Как минимум там есть кавер на группу «Зоопарк». Игорь всю жизнь поет с акустикой песни Майка — нам они тоже очень нравятся в обоих исполнениях. Вот и в электричестве играем тройку-четверку песен время от времени.
— У вас даже есть ЕР-посвящение Майку.
Николай: Точно, есть небольшой релиз, где три песни Майка, а на обложке скетч, им нарисованный. Такую драгоценность нам подогнал Валерий Кириллов, барабанщик «Зоопарка».
— Почему именно Майк?
Игорь: Майк был одним из тех, кто не играл русский рок, а пытался делать тот самый рок-н-ролл, доносящийся с Запада, в духе T. Rex, Боуи и прочих. Он не добавлял слишком много местной палитры, и от этого есть некая легкость в музыке, которая не то чтобы у нас часто встречается.
— Изначально вы пели на английском. В какой момент вы переключились на русский язык?
Игорь: Я не могу так сказать, что мы начинали на английском и перешли на русский. Просто я пишу тексты и на русском, и на английском, в других языках тоже себя пробую. Нет какого-то жесткого ограничения. Я вообще замечаю, что параллельно бурному развитию местной сцены люди начали открещиваться от западного мира и возникла тенденция какого-то неприятия английского языка в музыке — лично мне это непонятно.
Николай: На самом деле все проще. Музыканты рано или поздно хотят не просто использовать голос как музыкальный инструмент, а пообщаться со слушателем, пошутить, донести что-то. Можно петь на любом языке, но в бровь и в глаз чаще получается ударить именно на родном.
— Когда я общался с вашими коллегами из, как мне кажется, близких вам по духу групп — с той же Сашей Клоковой из The Jack Wood или Грегом из Junkyard Storytellaz, на вопрос, почему они не поют на русском, они отвечали примерно одно и то же: мол, мы не знаем, как исполнять ту музыку, что мы делаем, на русском. Да и вообще, когда делаешь рок на русском, всегда есть риск скатиться в условное «Наше радио».
Николай: Я думаю, что это не та вещь, о которой нужно задумываться. Когда ты начинаешь воспринимать один язык как музыкальный, а другой нет — в этом как раз и есть риск скатиться в «Наше радио». Пусть это происходит естественно: пишется на русском или английском — замечательно. Значит, песне это подходит. Заморачиваться или чего-то бояться не стоит. Да ведь и на «Нашем радио» бывают хорошие песни.
Игорь: Буквально вчера увидел выступление певицы Нины Хаген «Rock Palast 1978» — на немецком рок есть (смеется)! В принципе так же, как и на японском, китайском и всех остальных языках. Я думаю, что это задача вокалиста, автора — адаптировать текст таким образом, чтобы он хорошо лег на музыку.
— А из современников, из тех, с кем вы общаетесь, кого бы вы назвали своими soul mates?
Игорь: Как ты уже успел заметить — «Джанки» (Junkyard Storytellaz). Мне нравится то, что делает на лайвах Super Collection Orchestra. Московская группа «Аминь», кстати. Мы говорили о панк-роке — это парни, делающие сейчас тот самый панк-рок, которого нам всем не хватает. Есть еще московская краут-рок-группа Kraater. Я незнаком с ребятами лично, но мы как-то джемили.
Николай: Раньше мы дружили и часто играли с группой Selbram. Не знаю, чем они сейчас занимаются, о них давно ничего не слышно. У них был классный шугейз. «Циклопы рока» — московские друзья. Надо всем сходить и послушать. Это наши Cream, наши Queen, очень смешные, виртуозные, и поют все трое. Потом — ребята из «Вторых брюк»; правда, сейчас этой группы уже нет. Вместе никогда не играли, потому что у нас один и тот же барабанщик, но дружили всегда.
Тогда я понял, что такое панк-рок.
— Расскажите про проект «Погнали», к которому Vice Versa имеет самое непосредственное отношение.
Николай: Да, это Валя, я и Дима из «Вторых брюк». Отношение к Vice Versa самое опосредованное. Мы записали альбом «Ты в порядке», поконцертили год. Как-то Валя не приехал на концерт в Рязани и был уволен.
— То есть будущее у проекта туманное.
Николай: Как и прошлое, впрочем. Довольно спонтанно получилось — и, возможно, еще получится, если нам захочется записать новые песни. Сядем, придумаем — и погнали.
— Сравнивают ли вас с «Казускомой»? Выглядите, по крайней мере, очень похоже. Ретросексуальный образ, усы, длинные волосы.
Николай: В лоб не сравнивали. По-моему, мы совсем на разных полюсах рока. Но ребята крутые, и какие-то корневые вещи у нас точно общие — похоже, снова The Stooges, МС5 и отцовский рок из детства.
Игорь: Мы с парнями давно знакомы, у нас схожие вкусы. Я помню, еще у Артема (Ляховского — басиста и вокалиста «Казускомы». — Ред.) была группа Twisted Sticks: они такие каверы на The Stooges выдавали — огонь, а не каверы.
— Раз вы упомянули The Stooges. Готовясь к нашему разговору, я набрел на абсолютно неожиданное видео — 2007 год, концерт The Stooges в Москве. На «I Wanna Be Your Dog» Игги вытаскивает из зала паренька — и дальше начинается безумие. И этим парнем был ты, Игорь. Расскажи, как это было.
Игорь: Мне тогда было 14—15 лет. Кто-то из класса постарше сказал, что приезжает Игги Поп и на него надо сходить. Я подумал, что речь про ZZ Top, и уже был готов идти на двух бородатых блюзменов. Я тогда слушал The Misfits и Ramones, но до The Stooges как-то не доходило. И вот дошло в 2007 году, когда они приезжали в «Б1». Тот концерт был для меня шоком, потому что, когда ворвались на сцену трое и с первыми аккордами — я помню, это была песня «Loose» — Игги врезался в толпу со своим криком, толпа начала сходить с ума. В прямом смысле — людей пачками вытаскивали из первых рядов в предобморочном состоянии, была жесткая давка. Концерт проходил, что называется, на одном дыхании (смеется). У них есть песня «No Fun», под которую они на всех концертах вытаскивают на сцену людей. Я помню, что Игги подходит к залу и начинает вытаскивать людей. В какой-то момент он подходит ко мне, но охранники забрасывают меня обратно. И вот уже бис, они играют «I Wanna Be Your Dog», и вдруг в конце песни Игги показывает на меня и говорит в микрофон: «Вытащите того чувака». То, что я запомнил ярче всего с того концерта, оказавшись на сцене, — это полное доверие и всепроникающая электрическая любовь, идущие от людей в зале, немыслимой силы волна энергии. Точка, где соединяются свет и тьма. Тогда я понял, что такое панк-рок.
— Считай, он тебя благословил. И твой путь был предначертан.
Игорь: Так уж получилось, что я отшлепал Игги по попе, пока был на сцене, и люди очень хотели после концерта пожать мне руку (смеется). После этого я сказал своему другу, с которым мы тогда учились, — Илье Коту, сейчас более известному как DJ Kot: «Чувак, нам надо сделать панк-рок-группу».
— По моим личным ощущениям, сейчас происходит смена вектора в молодежной музыке с рэпа на рок, которую уже несколько лет прогнозируют мои коллеги. Я сходил недавно на фестиваль «Боль» и еще сильнее в этом мнении укрепился. А вам так не кажется?
Николай: Не знаю, но, мне кажется, бесконечная карусель смены жанров остановилась. Рэперы ведь тоже довольно хитрые ребята и, по большому счету, те же рокеры. Сегодня бэнгер, а завтра — бам — и гитарная баллада. Музыканты остаются музыкантами и делают что хотят. Недавно случайно попал на Park Live и услышал Bring Me the Horizon, которые вроде как раньше с тяжелыми жанрами ассоциировались. Сейчас это хип-хоп какой-то. На самом деле — просто поп-рок, но почему-то думалось про рэп.
Я маленьким вообще читал рэп на сцене.
— А как к рэпу в целом относитесь?
Игорь: Я думаю, что Коля меня в этом поддерживает: мы активно слушали рэп. Нужно сказать, что мы и сейчас его любим. А слушать начали, когда была волна начала нулевых: те же «Рабы лампы», D.O.B. Community. Я помню, что тогда выходило много сборников и было много разных малоизвестных широкому кругу слушателей команд, которые делали реально классный рэп. Но Beastie Boys, A Tribe Called Quest в плеере звучат чаще.
Николай: Короче, любое интервью заканчивается вопросами про рэп (смеются).
Кто в детстве не слушал рэп, когда он был повсюду. Я маленьким вообще читал рэп на сцене. Мой первый выход на сцену — с рэп-группой.
— Как вы думаете, настанут те времена, когда Vice Versa и те же самые «Джанки» будут собирать большие залы на свои сольные концерты?
Николай: Все возможно. Про себя загадывать не хочется, но про «Джанков» можно смело сказать: «Почему нет?» Мне кажется, они метят куда-то на Запад со своей англоязычностью, и, по-моему, ребята сами об этом говорят. Но они — классные музыканты, у них клевая музыка — она всем понятна, и ее нужно донести до максимального количества людей. Сейчас все сводится к тому, как продвигают артистов, как собрать людей. Музыкантов-то много хороших, и люди готовы их слушать, просто нужно в этом направлении двигаться.
Игорь: Мне кажется, что музыкант не должен так уж задумываться о максимальной актуальности своей музыки и самом большом количестве лайков и репостов в этой песочнице. Потому что реально свежие идеи и крутые, стоящие музыканты обязательно в какой-то момент будут известны людям. И так было всегда — если посмотреть на историю, то нет таких случаев, когда реально стоящую команду не заметили. Да, это может произойти не сразу, но это обязательно произойдет, потому что люди любят хорошую музыку.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова