Александр Кутиков: «Вот назвали Макара “врагом народа”, и продажи поднялись»

31 мая в «Лужниках» старейшая русская рок-группа отметит 45-летие бесплатным концертом, на котором собирается исполнить 45 песен. Накануне праздника Денис Бояринов обсудил с постоянным звукорежиссером «Машины времени», автором и исполнителем «Поворота» Александром Кутиковым практически все — от школы советской звукозаписи до продаж на iTunes и новой песни группы.

— На первом концерте «Машины времени» в своей жизни вы побывали как участник группы или как зритель?

— Как зритель. Это был вечер, посвященный 8 Марта, в Архитектурном институте, на котором выступало несколько команд. Одна из них была «Машина времени». Мне так понравилось! На концерт меня пригласил Сережа Кавагоэ — один из создателей группы, с которым я был хорошо знаком еще со времен, когда он учился в 20-й спецшколе. А до этого он познакомил меня с Андреем. Мне страшно нравились они как люди — молодые, энергичные, умные. Я был постарше на пару лет, меня удивляло, что в столь юном возрасте люди образованнее и интереснее, чем я. Мне многому пришлось у них научиться — и в жизни, и в музыке, и в искусстве.

— Кто еще выступал в этот вечер и как на их фоне смотрелась «Машина»?

— Выступала команда, в которой играл молодой Лешка Романов (лидер «Воскресения». — Ред.), — очень хорошая. Да там все команды были достойные — в Архитектурном институте бездарных людей не было. «Машина времени» меня поразила тем, что по инструментальному оснащению это была самая современная группа. Они играли на хорошем оборудовании: японский орган, прекрасный гитарный усилитель, хорошие гитары, бас был японский Greco — но это была копия маккартниевского баса Les Paul. Я потом поиграл на этой гитаре — хорошая гитара.

Правильно жить — это значит умело огибать постоянные сложности, которые у тебя на пути создает государственная система.

— Вы все слова в песнях разобрали? Когда я брал интервью у Евгения Маргулиса, он вспоминал, что «Машина времени» играла на таком аппарате, что его отец после концерта спрашивал, на каком языке поет вокалист.

— У разных людей разное ощущение звука. И у каждого свои оценки качества звучания. Я по профессии звукорежиссер и звукооператор. Мне понравилось, как звучала «Машина». И вообще мы во все времена, когда я находился внутри «Машины времени», уделяли большое внимание качеству звучания. Я за этим слежу постоянно.

— Как вы попали в ученики Виктора Бабушкина — выдающегося российского звукорежиссера?

— Это получилось случайно. Скажем так — через родственников. Из-за стола его кухни, на которой мы на протяжении нескольких лет очень красиво выпивали и закусывали, я попал в студию к Виктору Борисовичу. Но сначала как музыкант «Машины времени» — он записывал песни для фильма «Душа». Как раз во время работы над этим фильмом он доверил мне свести песню «За тех, кто в море» в исполнении Софии Ротару.

Начиная с 1980-го и где-то до 1983-го я очень часто бывал на записях у Виктора Борисовича. Много давало и общение у него дома — мы очень часто разговаривали на профессиональные темы. Виктор Борисович был не только очень хорошим звукорежиссером, музыкантом и композитором (он же учился в одной группе с Александрой Пахмутовой) — он был еще и очень хорошим инженером. Он был по природе образованный человек. Я у него учился не только профессии, но и как правильно жить. В тех сложных обстоятельствах, в которых находились творческие люди в СССР, умение правильно жить могли преподать очень немногие. Правильно жить — это не жить по конформистской системе. Нет, это значит умело огибать постоянные сложности, которые у тебя на пути создает государственная система, но ты должен их видеть загодя, а не натыкаться на них. Я ему благодарен безмерно.

— На каком уровне была советская звукозапись по сравнению с западной? Вы же работали в Государственном доме радиовещания и звукозаписи, писались на «Мелодии», а потом имели возможность сравнить свой опыт с западным, побывав на Abbey Road.

— В советской звукорежиссуре было много талантливых людей. Классику у нас писали выдающиеся звукорежиссеры. Их работы до сих пор вызывают восхищение — с учетом того, в какое время и на каком оборудовании они были сделаны. Эстрадную музыку (а рок-музыки официально в Союзе не было) умели писать единицы — и одной из таких единиц был Виктор Борисович Бабушкин.

Технический уровень оборудования был отвратительный. Я начал работать в Комитете по радиовещанию и телевидению в 1970 году — все лучшие студии в ГДРЗ были оснащены магнитофонами Studer. Все — это две или три. А в остальных стояли венгерские СТМ и МЭЗы (Московский экспериментальный завод). Конечно же, по сравнению с тем, что выпускалось за границей, это было доисторическое оборудование. На моих глазах появились первые Nagra — они отличались от переносных МЭЗ-17, репортерских магнитофонов, весом на 17 кг. Они были как космический корабль по сравнению с кувалдой!

Мое слово — последнее.

— Какое оборудование было у вас в студии ГИТИСа, где вы делали первые записи «Машины времени»?

— Вот то самое — ужасное из ГДРЗ, которое умудрилось устареть еще лет на 10. Там стояло списанное оборудование из Комитета по телерадиовещанию.

— Однако вам это не помешало записать «Машину времени» в 1978-м так, что в 1992-м эти записи переиздали и поклонники остались довольны их звучанием. Значит, качество оборудования не всегда решающее.

— Качество оборудования имеет большое значение. Но, безусловно, важно, кто находится за пультом. Важно, кто расставляет микрофоны. Не может быть хорошей записи без правильной расстановки микрофонов. А это основа основ. Научиться этому дома или по книжкам невозможно. Мне повезло, потому что, когда я пришел на работу в комитет, я сразу пришел в цех трансляции и внестудийной записи. У меня была ежедневная практика расстановки микрофонов. Я быстро научился, как записать большой оркестр с вокалистом на 4 микрофона так, чтобы это была запись, достойная эфира. Через три месяца я сдал экзамены и работал самостоятельно — записывал концерты.

— Можно ли вас назвать продюсером «Машины времени»?

— Продюсером по звуку — да.

— Значит ли это, что ваше слово на записи в студии решающее, или в группе плюрализм?

— Я думаю, что мое слово — последнее. Конечно, мы высказываемся все — особенно мы с Андреем, когда дело касается баланса, эстетики звучания. Но… компромисс бывает редко.

Дело в том, что мы с Андреем хорошо понимаем, что нам нужно. Когда мы создаем вещи в процессе репетиции, мы уже неплохо себе представляем, как они должны звучать во время записи. Мы убираем все лишнее — а это самая тяжелая работа. К сожалению, большинство российских музыкантов ее делать не умеют. Они просто играют каждый на своем инструменте, им кажется, что звучит хорошо, а потом, когда они записываются вместе и слышат процесс совместного музицирования, — удивляются результату. Главное — убрать лишнее. Главное — сбалансировать слова, музыку и исполнение. И сделать это так, чтобы концертное исполнение не сильно отличалось от студийного.

— Если посмотреть на историю «Машины времени», то можно заметить, что многие кадровые решения в группе исходили от вас, то есть вы выступали как продюсер не только по звуку. Например, Андрея Державина привели в группу вы.

— Андрея Державина я привез в музыкальную Москву. Это произошло в 1987 году — я записал ему два альбома и выпустил, как птичку из клетки, на свободу. А он помог мне потом записать мой сольный альбом как клавишник и аранжировщик. Потом мы общались, но нас мало что связывало с точки зрения творчества. А в группу пригласил его не я, а Женя Маргулис. Вот Петю Подгородецкого в первый состав пригласил я, Валеру Ефремова привел я. И когда Женя ушел, то на его место Игоря Хомича пригласил я. Так получается.

Мы убираем все лишнее — а это самая тяжелая работа.

Я — хороший кризисный менеджер. Когда наступает пиковая ситуация, во мне что-то просыпается и я знаю, что и когда надо сделать. Это делается. Все приходит в норму, и я опять ложусь на диван.

— Когда из группы внезапно ушел Евгений Маргулис — это была кризисная ситуация?

— Вольному воля, а спасенному рай — я так скажу.

— Почему он ушел?

— Это вопрос к нему.

— Вы его не позвали на концерт в честь 45-летия?

— Если он придет на концерт, мы с удовольствием за кулисами встретимся, сядем за стол и поднимем бокал. Но Женя больше не играет в «Машине времени».

— Чье было решение поехать на студию Abbey Road записывать альбом «Time Machine»?

— Решение было совместное, групповое. Посыл был от нашего близкого товарища Юрия Веренова, который занимается high-end-бизнесом. Его компания представляет акустический бренд, работающий с Abbey Road. У них есть особые финансовые отношения, что позволило нам получить скидки. Потому что стоимость работы на Abbey Road, мягко говоря, приличная. Не все музыканты могут позволить себе там записываться.

Между нами и ими — культурная пропасть.

Он закинул нам эту идею. Сначала мы были удивлены — с детства нам казалась эта мечта неосуществимой. А потом мы стали искать деньги и, что удивительно, нашли. Благодаря помощи одной крупной корпорации и пары банков мы собрали сумму, необходимую для записи альбома и для оплаты работы очень хороших продюсера, саунд-продюсера и копродюсеров, то есть всей команды.

— Бюджет вы наверняка не раскроете.

— Это бессмысленно. Он меняется от проекта к проекту. Допустим, Джефф Линн (лидер Electric Light Orchestra. — Ред.) нам сказал: «Я готов работать с вами. Мне нравится ваша музыка. Но у вас не мировой релиз — я не буду получать отчисления с ваших продаж. Я сделаю вас звучащими как Traveling Wilburys. Заплатите мне за месяц работы 400 тысяч долларов. Мой месяц столько стоит». У нас, конечно, таких денег не было.

— С кем кроме Джеффа Линна вы еще вели переговоры?

— Было много разных кандидатур. Мы остановились на Хэймише Стюарте, который был музыкальным руководителем коллектива Пола Маккартни. Великолепнейший человек и изумительный музыкант. Было здорово пожить какое-то время вместе. Он приезжал потом в Москву — мы угощали друг друга диковинными красными винами. У нас было много общего помимо музыки (смеется).

У нас был очень хороший саунд-инженер Скотт Хендерсон, которого пригласил Хэймиш, — он записал великий альбом Supertramp «Breakfast in America». Было очень приятно поработать — особенно на Abbey Road, где оборудование и персонал высочайшего уровня...

Между нами и ими — пропасть. Самое главное, что эта пропасть — культурная. В основе любой специальности лежит культура. Чем более ты образован и культурен, тем глубже ты постигнешь свою специальность, тем больше будет результата. Тем лучше мы будем.

— Вы говорили в одном из интервью, что на Abbey Road постоянно учились. Каким образом это происходило?

— Я смотрел, как и что делается. Я думал, почему это так происходит. Анализировал. Когда наблюдаешь и думаешь, у тебя возникают дополнительные вопросы — их надо задавать вовремя. Тогда получишь массу информации от людей, которые ею владеют. Нас полюбили на Abbey Road — мама дорогая! Потом Макар ездил туда со своим сольником, и я свой сольный сводил там же — нас до сих пор там все любят и помнят. Когда мы уже закончили альбом и устроили на студии банкет, я спросил у Хендерсона: почему ты мне все рассказываешь? Он сказал: «Раз — ты задаешь правильные вопросы. Два — ты задаешь их вовремя». «Ну хорошо, — говорю я, — тебе не жалко?» «Знаешь, — ответил Хендерсон, — чем больше человек знает, тем больше он отдает».

— Правильно ли я понимаю, что ситуация с записью альбома «Машины времени» на Abbey Road была уникальная и больше не повторится? Или в этом нет необходимости?

— Экономическая и политическая ситуация в стране такова, что нам не удастся собрать необходимый спонсорский пакет. С учетом того, что музыкальный рынок в России отсутствует. В бизнесе нет денег. Рекорд-компании бюджетов на запись не дают — не могут. Да и компаний таких нет, раз нет рынка. А сами музыканты, даже если они и прилично зарабатывают, что у нас нечастая история, все равно не смогут оплатить все расходы по записи на Abbey Road. Дело в том, что там за пультом могут сидеть только люди, которые точно знают все оборудование. Случайных там за пульт не пускают. Просто хороший инженер, без имени, на Abbey Road стоит 500—800 фунтов в день. А хороший миксер стоит 1500—2500 фунтов в день.

И пусть не заблуждаются те, кто сегодня руководит нашей страной.

— Кстати, о рекорд-бизнесе: что сейчас представляет собой ваша компания Sintez Records?

— Sintez Records сейчас работает с iTunes и другими электронными магазинами. Компания в основном выпускает проекты, имеющие отношение к «Машине времени». Новых артистов мы не выпускаем — я принципиально этим не занимаюсь. В отсутствие денег на рынке это дело чрезвычайно неблагодарное. Я за свою саунд-продюсерскую практику очень многим людям сделал звук и сделал их известными, но по-настоящему благодарным оказался только Леня Агутин.

— При этом права на записи Sintez, сделанные в 1990-х, — на альбомы «Браво», «Кар-Мэн» и многих других…

— Они все остаются в компании Sintez Records. Все механические права остаются за первым издателем в течение 75 лет. Поэтому я могу издавать и переиздавать все альбомы, которые выпускала компания Sintez Records. Плюс мне принадлежит каталог бывшей компании ZeKo Records, он был по суду отдан Sintez Records — там более 500 альбомов.

— То есть вы — крупный правообладатель. Почему дискография «Машины времени» не выложена на «Яндекс.Музыке»?

— Я не работаю с «Яндекс.Музыкой».Финансовая модель, предлагаемая ими, меня совершенно не устраивает. Когда «Яндекс.Музыка» будет работать по той модели, по которой работает iTunes, когда они будут платить не каким-то чохом, непонятным образом определяя количественную составляющую продаж, а когда будут платить за каждую песню и каждый альбом, я с удовольствием подпишу с ними соглашение. Я работаю только по западной модели.

— А со Spotify будете работать? Говорят, они скоро выходят на российский рынок.

— Пока они не обращались. На самом деле я ждал, когда iTunes придет на российский рынок. Как большой почитатель фирмы Apple с давних пор — у нас в Москве появился один из первых музыкальных компьютеров Quadra 850, это было в 1994 году. И я дождался.

— Как по вашей практике, цифровые продажи растут?

— Это все спорадически. Происходят какие-нибудь события — не обязательно с «Машиной времени» — и вдруг продажи поднимаются. Потом происходят новые события — бах, продажи падают. Вот назвали Макара «врагом народа» несколько идиотов... Я даже сильнее скажу — кретинов, тупоголовых кретинов! — и продажи поднялись (смеется).

— «Машина времени» на концерте в честь 45-летия будет исполнять новую песню. О чем она?

— В названии этой песни все сказано — «Миром правит любовь». И пусть не заблуждаются те, кто сегодня руководит нашей страной. Не война управляет миром, а любовь.

— Новая песня означает, что «Машина времени» работает над новым альбомом?

— Это ничего не означает. Мы давно не мерим свою музыкальную жизнь альбомами. Мы уже столько альбомов записали. Приходит хорошая песня — мы ее делаем. Если нет новых песен, которые нравятся нам всем, то мы не выдавливаем из себя и не высасываем из пальца.

Понравился материал? Помоги сайту!