Дженезис Пи-Орридж: «Я бы оставил в наследство деревню»

Этот разговор произошел в 2013 году в берлинском клубе Festsaal Kreuzberg. Ровно через три месяца клуб сгорел, но в память о нем осталась часовая запись, на которой Дженезис Пи-Орридж, пионер «индустриальной» музыки и художник, превративший себя в произведение искусства, попеременно ведет рассказ об истории Psychic TV (от первого лица то единственного, то множественного числа). В нем он вспоминает свое детство, жизнь до интернета, борьбу панка с капитализмом и делится своими представлениями о том, как жить вне общества потребления.

— В момент, когда вы решили назвать одну из своих групп Psychic TV, то есть «психическое телевидение», — что вы вкладывали в это название? Современному телевидению больше подходит слово «психопатическое».

Дженезис Пи-Орридж: Впервые мы подумали про это название в 1979 году. Не забывайте, что мы выросли в 60-х, то есть видели Pink Floyd на ранней стадии в виде огромного светового представления. В то время фактически каждая группа в каждом городе устраивала световые шоу и визуализации к музыке. Мне это казалось совершенно логичным — почему бы не вкладывать больше информации в выступление, чем просто песни? Почему бы не заменить красивые пузырчатые формы более информативным содержанием? И люди стали использовать фрагменты фильмов. Один наш знакомый наливал масло в тарелку и добавлял туда насекомых и червей, и пока он пел — они извивались и ползали в этой субстанции в виде огромной проекции позади него. Это была психоделическая сторона «психического», расширение сознания. Кроме того, мы по-прежнему верим в реинкарнацию. К тому же теперь это PTV3, потому что времена меняются. Вообще единственная причина, по которой группа еще существует, — это Моррисон Эдли, убедивший меня в том, что в современном ландшафте по-прежнему есть место для определенной версии Psychic TV. (Дженезис указал на Эдли, который тотчас же перебрался за наш стол и включился в разговор.) Изначально это название заключало в себе иронию, так как телевидение — это полностью подконтрольный монолит, направленный на развитие культуры потребления и отупление людей, отвлечение их от реальных событий в политике и экономике, на структурирование общества. Оно создает контент и следит, чтобы не возникало серьезных протестов. Это опиум для народа. Но для нас psychic означает взаимосвязь, вовлечение каждого, познание друг друга, изучение своей интуиции и, как следствие, возможность стать настолько близкими, полностью открытыми и крайне восприимчивыми — вне зависимости от того, насколько опасным это может быть в любой культуре, — что ты превращаешься во все более аморфный организм. Интересно было бы услышать, как Эдли представлял себе все это до того момента, как оказался сам вовлечен в группу.

Телевидение — это полностью подконтрольный монолит, направленный на развитие культуры потребления и отупление людей, отвлечение их от реальных событий в политике и экономике.

Моррисон Эдли: Я был большим фанатом группы. Семнадцатилетним юношей я покупал концертные пластинки Psychic TV и ломал голову, разгадывая, что это за культ и кто этот безумный человек. Но возможность поспособствовать возрождению проекта почти 20 лет спустя — это невероятно. Psychic TV для меня всегда были потрясающим брендом, феноменом, но со временем это стало значить для меня гораздо больше, чем просто группа. Теперь я понимаю, что это никогда не было «просто группой».

— Почему вы решили помочь возродить группу? Какое место вы усмотрели для этого проекта спустя 20 лет?

Эдли: Изначально все дело было в хороших песнях. Кроме того, Дженезис — артист. Возможно, мной руководили эгоистические мотивы, мне хотелось увидеть его на сцене снова, хотя бы дважды. И тот факт, что Дженезис сказал: «Собирай группу, создавай сет-лист, если я с ним соглашусь — мы это сделаем. Но я хочу только петь и больше ни о чем не думать». Мы не успели опомниться, как отыграли первый концерт посреди неожиданной снежной бури — мы уже готовы были к тому, что выступление сорвется. Но людей пришло больше, чем помещалось в зал. Уже на следующий день мы могли ехать в тур. Ко всему прочему, мы тогда жили в одном здании, в котором изначально жили Леди Джей, Джен и я, а потом мы подселили клавишника, и незаметно все это превратилось…

— …в коммуну.

Эдли: С ощутимым чувством семьи.

— Дженезис, вы всегда были вовлечены в разного рода арт-группы, коммуны. С чего это все началось? Это было в 60-х, в 80-х, и вот опять. Вы отыскиваете такие образования или создаете их?

Пи-Орридж (задумывается): Интересный вопрос. Люди часто спрашивают: «Откуда ты родом?» Мы обычно отвечаем: «Мы из Манчестера» — но, в сущности, мы жили в Манчестере всего лишь два года. Родились в доме на маленькой манчестерской улочке, а два года спустя перебрались на юг, ближе к Лондону. И жили в лесу. То есть перекочевали из разбомбленного во время войны здания прямо в лес, к прекрасным диким животным, и даже обзавелись собственным садом. А когда нам исполнилось шесть, мы снова переехали на север — в Стокпорт, в десятке миль от Манчестера. В 14 лет мы снова переехали в центр Англии, а в 18 — в Уорикшир, чтобы поступить в университет. Отстойнейшее место. В 1969-м мы перебрались в Ислингтон, Лондон. Иными словами, у нас никогда не было постоянной группы друзей. После каждого переезда связь с людьми, с которыми мы успели подружиться, терялась. В то время не было интернета, не было хорошей транспортной связи, не так-то просто было навещать людей, которые жили на расстоянии сотни миль, — кажется странным, но так и было.

Такой образ жизни постепенно делает тебя самодостаточным. Мне в этом помог ряд вопросов, которые я задавал себе: «Что происходит? Хотим ли мы вообще заводить семью? Если мы хотим завести семью или обзавестись группой друзей, их надо выбрать. Это не должны быть случайные люди, которых мы встречаем в школе и по инерции продолжаем общаться. Это не должны быть дети друзей моих родителей — какое мне дело до того, что эти знакомые потрахались и завели ребенка? Почему это должно меня касаться?» Мой способ был аналитическим — попытка понять, необходим ли мне организм, который напоминал бы по своей природе семью. И если да, то как его можно создать, но так, чтобы он не только соответствовал твоим требованиям или поставлял все необходимое — любовь и опыт…

Двадцать голов лучше, чем одна, потому что, честно сказать, никто не гений.

Еще в университетское время мы начали жить на бывшем складе, который прозвали Ho-Ho Funhouse. Мне было очень интересно проводить время с людьми, каждый из которых был по-своему творческой личностью и с кем было приятно находиться рядом ежечасно. Это было совершенно новым опытом! Необычным. Потом мы познакомились с сообществом под названием Exploding Galaxy, и это было еще более насыщенным социальным образованием. С каждым разом этот опыт существования в коммуне усиливался — мы постоянно занимались творчеством, практически все время занимались психоанализом друг друга, причем все одновременно, пытаясь найти способ переломить привычки, разрушить любое проявление обыденности, избавиться от унаследованной идентификации и поведения. Мы постоянно разбирали на составляющие причины, из-за которых изначально появились какие-либо моральные устои. Все это, как ни странно, послужило мощным связующим звеном для всех, кто через это прошел. Эти люди оказались друг другу по-настоящему близки и преданны, в результате чего мы получили все те качества, которыми и должна обладать выбранная тобою семья. Благодаря этому осознание того, что две головы лучше, чем одна, а шесть голов лучше, чем четыре, осталось со мной на всю жизнь. Двадцать лучше, чем одна, потому что, честно сказать, никто не гений. Единственное, что важно, — это твоя работа, то, как ты ее выполнил, и твои мотивы при создании работы. Улучшает ли она и обогащает ли мою собственную жизнь? Улучшает ли она жизнь моей семьи? Оказывает ли она какой-то положительный эффект на окружающий мир? Если твоя работа не отвечает положительно на все три вопроса, не стоит даже тратить на нее время. По крайней мере, не в продолжительной перспективе.

Все это было постепенным прогрессом от состояния полной изоляции до нахождения возможности творить искусство, музыку, литературу, перформансы, а уже из этого вырастает целый организм, семья, племя. И в конце этого пути было ощущение удовлетворения, честно. Да, временами было сложно, но объем удовольствия, полученного в результате, компенсировал все трудности. И это по-прежнему так.

Если бы была возможность, я бы оставил в наследство своеобразное сообщество. Но не в пределах одного дома, а скорее размером с небольшую деревню с центральным домом, в котором может находиться каждый. В этом доме мы все могли бы встречаться за обедом, потому что это прекрасное время для объединения внутри коммуны. В деревне была бы библиотека. Офисное помещение. Помещения для мастер-классов. Но, судя по моему опыту, каждому человеку нужны свое личное время и пространство, возможность уединиться со своим партнером. Именно отсутствие такой возможности чаще всего разрушает коммуны. Клаустрофобия. Постоянное нахождение друг у друга на голове, отсутствие времени и возможности отойти в сторонку и подумать, из-за чего возникает трение. Поэтому — деревня. Достаточно далеко от современного общества. Необходимо избавиться от нагромождения счетов, мыслей, стресса — всего того, с чем нам приходится иметь дело изо дня в день.

— Что вас больше всего разочаровывает в современном обществе?

Пи-Орридж (смеется): Даже не знаю, с чего начать. Все общества — даже предположительно примитивные — работают по одному и тому же принципу. Они устанавливают правила и ограничения касательно тела и сексуальности. Правила и ограничения касательно имущества. И в них существует пирамида власти, во главе которой находится правитель или старейшина. И как они устанавливают эту структуру? С помощью насилия и устрашения. Везде и всегда — одно и то же. Как они формируют сплоченность? Не с помощью тех механизмов, о которых мы только что говорили, но с помощью страха. Страха того, что находится за пределами семьи, за пределами этого круга лиц. Если появляется кто-то иной — его следует атаковать. Не нужно пытаться понять чужака, на него нужно напасть и по возможности уничтожить.

Именно эта динамика превалировала на Западе просто потому, что мы опередили остальных в технологическом развитии. И как только нам это удалось, мы сделали еще более громкие заявления, на основе которых продолжало развиваться общество, создавая все больше оружия, усовершенствуя методы разрушения и приумножая количество смертей. Это почти как инь-ян западного капиталистического экономического общества: война и разрушения, на которые тратится невероятное количество денег и человеческих жизней, — это фактически зеркальное отражение поведения, характерного для общества потребления. Это чудовищный монстр, и он основан на бинарной системе: белый-черный, мужчина-женщина, хороший-плохой, католик-протестант, коммунист-капиталист и далее по списку. Предельно ограниченный выбор и является фундаментом для этой зверски деспотичной системы. Она осуществляет контроль над культурой с помощью лицемерия и подавления творческого потенциала.

Я бы оставил в наследство деревню.

Собственно, прав был Эдли, когда осознал, что Psychic TV — это не просто группа. Как когда-то в рамках Psychic TV, так и сейчас нам по-прежнему важно не просто развлекать публику — нам важно о чем-то говорить. Иногда мы не можем развлекать, потому что нужно что-то сказать, начать дискуссию, инициировать диалог. Мы используем мультимедиа, как в магии можно использовать оргазм, чтобы немедленно доставить информацию большому количеству людей. Не говорить им, как нужно думать, а дать им пищу для ума.

Мы искренне верим в то, что настал момент, когда человеческой расе необходимо, по доброй воле или против своего желания, смириться с тем фактом, что теперь то, как мы будем развиваться дальше, зависит только от нас. Это уже не теория Дарвина, теперь мы знаем достаточно, чтобы выбрать направление для последующего развития. Мы можем выбирать, что делать со своим телом, решать, оставаться ли на этой планете. Берроуз и товарищи давно говорили: «Мы здесь для того, чтобы уйти». И речь шла о том, чтобы покинуть эту планету. Долгое время мы понимали фразу, но не понимали, о чем она. Но чем больше мы оказывались вовлечены в пандрогинность, а одновременно — в Psychic TV, так как все это тесно связано, начали задумываться и срывать покрывала с капитализма, с общественного строя… Что именно за всем этим стоит? Что всем этим управляет? О чем говорил Берроуз, говоря про общество контроля?! И мы решили, что все дело в ДНК.

Сейчас мы находимся на той стадии, когда способны вмешаться и повлиять на ДНК. Изначально все к этому и шло. Потому что для того, чтобы покорить космос, наше тело должно измениться — меняя тело, мы меняем возможности его передвижения. Может, нам уже не понадобятся ноги. Если кругом невесомость — для чего ноги? Необходимо полностью все переосмыслить. Задать себе тысячи вопросов, даже если они звучат совершенно безумно, чтобы наконец-то увидеть возможный путь. Но для этого, на наш взгляд, привычным стереотипам «мужчина» и «женщина» придется раствориться друг в друге — символически и фактически. Тогда становится понятно, почему, оглядываясь на развитие истории, мы видим, как все мистические традиции начиная с доисторических времен преподносят гермафродита как идеальное воссоединение вида. Создание, которое способно положить конец различиям и воплотить в себе каждого. Вот чего мы пытаемся добиться с помощью Psychic TV (хохочет).

— Как именно вы ломали привычки друг друга в составе коммуны? Для чего вы это вообще делали?

Пи-Орридж: Мы всегда стремились прижать друг друга к стенке: «Почему ты всегда это делаешь? Почему ты всегда именно так заплетаешь свои волосы? Потому что тебе так нравится или только потому, что тебе лень что-либо менять? Почему ты всегда пишешь так, как ты пишешь? Тебе нужно писать или печатать? Или есть еще способ, с помощью которого ты можешь передать свою мысль?» Как только мы начали разламывать происходящее на составляющие, мы очень скоро поняли, что нет ничего фиксированного, нет формулировок, нет мужского или женского пола. У нас было упражнение под названием «Если бы у тебя была возможность загадать желание, что бы это было?» Мы задавали этот вопрос по кругу. И один парень сказал: «Я хочу поехать в Америку!» И получил ответ: «Ты никогда туда не попадешь». — «Что?!» Медленно мы начали понимать… где это — Америка? Покажи мне «А м е р и к у». Ты не можешь быть во всей Америке одновременно! Так где она — твоя Америка? Тогда он сказал: «Вообще-то я всегда мечтал поехать в Лас-Вегас, попасть в казино, увидеть Фрэнка Синатру...» На что он услышал: «У тебя получится!» Детали. Проблема всего человечества в том, что люди говорят только малую долю того, о чем думают, и это приводит к огромным недоразумениям. Я до сих пор не могу понять, что такое «афроамериканец». Мы используем все эти слова и фразы очень небрежно, тогда как диалог внутри нас — это полноценная дискуссия с самим собой. Наружу вырываются только обрывки фраз — иногда чтобы отвязаться от людей, иногда потому, что ты предполагаешь, что они и так знают, что ты пытаешься сказать. Это как айсберг — ты показываешь им верхушку и считаешь, что они догадываются о том, что скрывается под водой. Нет, не знают! Нам только предстоит найти способ общения друг с другом. Внимательно и осторожно.

Мы используем мультимедиа, как в магии можно использовать оргазм, чтобы немедленно доставить информацию большому количеству людей.

Берроузу хорошо удавалось объяснить то, как мы на самом деле познаем мир. В 2012 году мы проводили мастер-класс, организованный Музеем современного искусства (MoMA). Я давал своим студентам упражнение: отправиться на прогулку, вернуться и написать, что с вами за это время произошло. Не просто «я пошел, купил бутерброд и вернулся». В результате я получил целые поэмы — они действительно поняли, что я имел в виду! «Я начал двигаться по направлению к двери, почувствовал запах чьих-то ног, с улицы раздался автомобильный гудок…» — и так далее, постепенно рассказ становился все более насыщенным и детализированным. Это была 20-минутная сага. Когда они зачитали это друг другу, мы почти прослезились — настолько это было красиво. И мы сказали: «Видите, как много вы теряете из-за того, что ваши органы чувств отключены. Почему они отключены? Потому что вы атакованы глупостью и попыткой подсадить вас на потребительскую иглу, множество причин — и ни одной здоровой».

Это одна из причин, почему меня беспокоит интернет. Мы часто приводим в пример одну историю. В 1966 году мы узнали об Уильяме Берроузе, Джеке Керуаке и битниках, как ни странно, от нашего учителя по литературе. После чего мой отец отправился в дорогу и на одной из заправок нашел книгу «В дороге». Мы ее прочитали, и, естественно, нам захотелось достать больше книг, поэтому мы отправились автостопом в Лондон, соврав родителям, что нам есть где переночевать. Дорога заняла примерно 15 часов, и за эти 15 часов мы встретили пожарного, который рассказал о мормонах. Он только что провел инспекцию в одном из храмов и узнал, что в каждом из них существует примерно 14 подземных уровней, включая огромные резервуары с питьевой водой и школы. То есть это фактически бункер, где могут укрыться люди с прилегающих территорий, чтобы пережить апокалипсис. Мы бы никогда об этом не узнали, если бы не отправились путешествовать автостопом до Лондона! Конечно, мне попался и мужик из «Роллс-Ройса», который постоянно предлагал сделать ему минет. И так далее, и тому подобное.

Наконец-то ты оказываешься в Лондоне, но понятия не имеешь, где можно переночевать, — поэтому отправляешься на Пикадилли, где ошиваются проститутки. Там же кружатся люди с длинными волосами, ты заговариваешь с одним из них, и он предлагает раскурить травку. Ты соглашаешься, и вот уже тебя пустили переночевать. За ночь ты выясняешь историю этого человека, а на следующий день отправляешься в район Сохо, потому что знаешь, что все нужные тебе книги можно найти только в порнографических книжных магазинах. Потому что они считались «грязными» книгами. И вот в одном из таких магазинов ты находишь Генри Миллера, Жана Жене и «Голый завтрак» Уильяма Берроуза, болтаешь с людьми о порнобизнесе и наконец отправляешься автостопом домой.

Так вот это, черт подери, совсем не то же самое, что «клик»! Опыт обогащает, «клик» — нет! И для меня это огромный, серьезный, тревожный сигнал о том, что что-то здесь не так. Сигнал об угрозе. Эволюция мысли и культуры, свободы и освобождения, увеличения чувственного опыта и обогащения жизни… любопытно, что «клик» сделает с нашим родом в течение следующей сотни лет. Уже сейчас он причинил достаточно вреда. Тут же на ум приходит другая цитата из Берроуза: «Когда ты видишь что-то плохое или опасное, ищи того, кто в этом заинтересован».

Вы атакованы глупостью и попыткой подсадить вас на потребительскую иглу.

— Современная молодежь иногда кажется более консервативной по сравнению с молодежью вашего поколения. С чем это, по-вашему, связано?

Эдли: Молодежь всегда стремится действовать назло родителям. Видимо, предыдущее поколение было достаточно диким, что вынудило нынешнее поколение быть консервативным!

Пи-Орридж: Все не так просто! Все были бунтарями, в 50-х это были «тедди-бои», в 60-х — моды и рокеры, потом были хиппи и радикальные хиппи, потом были панки и люди, которые увлекались индустриальной культурой, modern primitives. Да кого только не было! Но сейчас нет никого. Нет движения.

— Хипстеры.

Пи-Орридж: Хипстеры — те же яппи.

Эдли: И это, в первую очередь, фиксация на «униформе». Серьезно. Можете говорить, что я старею, но мне кажется, что хипстеры — это культура униформы в большей степени, чем все, что я когда-либо видел.

Пи-Орридж: Все-таки настоящая проблема, как мне кажется, заключается в том, что что-то очень умное было совершено, когда наружу прорвался панк-рок. Тогда это привело к тому, что политическая и экономическая верхушка действительно перепугалась и с ужасом завопила: «Боже мой!!! Посадите их в клетку! Это зло, избавьтесь от них, они уничтожают наше общество! ААА!» И от этого еще большее количество молодых людей вливалось в эту увлекательную игру, потому что им нравилось, когда все вокруг при виде них орали: «АААААА!!!» Но в то же самое время — и мы уже сказали об этом — все они втайне надеялись получить контракт на запись альбома с настоящим лейблом. Как The Clash. Минуту назад пели: «White riot! White riot!» — как вдруг перешли на регги, лежа на пляже Ямайки с миллионами фунтов, мировыми турами на огромных автобусах и грузовиками со складами мерчендайзинга. Что случилось с этими повстанцами? Во-первых, случилось лицемерие тех, кто говорил от лица всей молодежи. Во-вторых, та власть, которая находилась у руля, быстро сообразила, что если не кричать «О БОЖЕ МОЙ, УЖАС КАКОЙ!», а превратить объект своего страха в продукт потребления и продать его тем, кого они так боялись, ситуация не выйдет из-под контроля. Стоило разместить панк-рок-атрибутику в парочке торговых центров, и потом они уже не могли остановиться: «Что еще эта молодежь делает?! Чем еще странным и извращенным она занимается? Давайте и это подпишем на лейбл!» В результате получились Nine Inch Nails. А потом получилась кучка маленьких Nine Inch Nails. Пока и те не были истреблены и из них не высосали последний след какого-либо осмысленного содержания. Именно этим они и занимаются — кастрируют любое начинание до того, как оно наберет достаточно сил, чтобы выжить. И они вертят у этих зародышей перед носом кипами денег либо угрозой судебного иска — зависит от ситуации, и большинство из новорожденных соглашается на предоставленные условия, и тут всему приходит конец. Потому что наличие настоящего содержания, готового к обсуждению, наличие настоящей формы — это больше чем просто песня или звук, твой внешний вид или наркотики, которые ты принимаешь. Это все вышеперечисленное плюс много интеллектуального мышления. И на это уходит время. Здесь нет краткого маршрута. И если в начале этого пути не получать пищу, воду и защиту, любой зародыш умрет. Таким образом, любые новые явления, которые кажутся потенциально интересными, исчезают в течение первых трех-шести месяцев. На самом же деле необходимо три-шесть лет для того, кто усердно работает, чтобы создать что-то, способное говорить само за себя. Но те, кто не дает этому случиться, схватывают все еще до взлета. Они превращают культуру в бесплодную почву, которая лишена творчества. Интернет — это другая сторона той же монеты.

Опыт обогащает, «клик» — нет!

— Что вы имеете в виду?

Пи-Орридж: Мы пережили страшный опыт в 1993 году. В то время мы работали с Тимоти Лири в Калифорнии, читали вместе с ним лекции. Однажды он позвонил мне и сказал: «Джен, приезжай в Лос-Анджелес на выходные, отдохнешь, заодно познакомишься с очень интересными людьми, которые сюда наведаются в это же время. Мне бы так этого хотелось. Давай приезжай!» И я приехал к нему в гости в Беверли-Хиллз, и первые дни были только мы вдвоем и еще парочка человек. Как-то он вдруг заволновался: «Те самые люди сегодня приедут! Я хочу, чтобы ты произвел на них по-настоящему хорошее впечатление!» Я посмотрел на него: «Тим, ты не можешь поручить мне произвести на кого-то впечатление. Каким образом я должен знать, как это правильно сделать? Мы будем сами собой, и, может быть, этого будет достаточно, чтобы понравиться, а возможно, они меня возненавидят — ты не можешь мне указывать, что делать в ситуации, которая еще даже не произошла». Уже тогда у меня пропал энтузиазм, и я задумался: почему он это сказал? Приехали эти пять человек, и Тим организовал ужин — заказал на дом, он никогда не готовил. Каждый произнес застольный тост, и тогда Тим говорит одному из них: «Расскажите Дженезис, почему вы здесь и чем вы занимаетесь!» — «Ах да, Билл Гейтс решил, что нашим первым бюджетом будет вся его дневная выручка». В тот день, о котором шла речь, Билл Гейтс выручил 12 000 000 долларов. И вот этот «мозговой центр» получил 12 000 000 в качестве своего первого бюджета. Мы с любопытством спросили: «Так и что пытается обмозговать ваш “мозговой центр”? А?» Они посмотрели на меня с серьезными лицами и сказали: «Мы пытаемся понять, как приватизировать всю эту затею с интернетом». В то время — сейчас это сложно припомнить — единственным местом, где ты мог завести электронный адрес, был THE WELL, и всего пара точек общественного доступа. Я посмотрел на этих людей — среди них была одна женщина — и сказал: «Что вы имеете в виду под “приватизировать этот интернет”?» И они сказали: «Ну, мы наблюдаем за всем этим и создаем карты того, как он разрастется и разовьется, по нашим представлениям! И мы никак не можем обнаружить способ получения прибыли! Потому что все бесплатно и все друг с другом делятся бесплатно!» И мы сказали: «Да, в этом и смысл!» Мы в тот момент находились немного на грани. А они продолжали: «А еще мы хотим иметь возможность его контролировать. Как, по-вашему, мы можем этого добиться, Дженезис? Если кто-то делает что-то недозволенное или говорит что-то, что нам кажется деструктивным или опасным, как нам его остановить?!» Мы не могли даже ответить, настолько нас переполняла ярость в этот момент. Ярость из-за того, как Тимоти меня подставил — он сознательно свел меня с этой… (Дженезис напряг губы, подбирая слова.) С этой сволочью!

— Зачем он это сделал?

Пи-Орридж: Я выяснил это позже. Расскажу, как все произошло (улыбается). Кто-то из них сказал: «Что-то мы немного разгорячились, давайте поговорим о чем-нибудь другом!» И речь зашла о том, что я знаю Master Musicians of Joujouka из Марокко, и тут женщина — из этой «мозговой» кучки — вдруг сорвалась с места, чуть не опрокинув стул, с криком (тут Дженезис действительно издает какой-то нечеловеческий скрежет): «Я НЕНАВИЖУ ВСЕХ ЭТИХ АФРИКАНЦЕВ! Все, что они делают, — это кастрируют женщин!!! Знаете, что они творят?! Они находят ракушку, заостряют ее и отрезают маленьким девочкам КЛИТОР!!! ЭТО ОТВРАТИТЕЛЬНО! Вы знакомы с этими людьми?!!» Я оторопел: «Они… просто играют на музыкальных инструментах!» Тогда уже я не выдержал и сказал: «Знаете что? Я не хочу принимать участие в этом разговоре, прошу меня извинить. Если бы я знал, как можно приватизировать интернет, я бы вам НИКОГДА об этом не сказал! Можете в этом не сомневаться». Достаточно того, что к тому моменту они успели спросить: «Что, по-вашему, произойдет в будущем?» И мы ответили: «Это очевидно — техника станет все меньше и меньше, потом совсем крохотной, потом появится телефон и радио в одном, и вы получите многофункциональный крохотный предмет». Не стоило этого тогда говорить, но мы сказали. Когда мы вырвались оттуда в праведном гневе, Тимоти выбежал следом за мной, причитая: «Дженезис! Дженезис! Ты не можешь так себя вести!!» — «Почему это?» — «Потому что они обещали мне 2000 долларов, если ты с ними поговоришь!»

Эдли: О боже мой…

Пи-Орридж: Это был мой худший опыт общения с Тимоти Лири (вдруг расплывается в улыбке). И он не собирался этими деньгами со мной поделиться! Он сказал мне об этом только потому, что я все испортил.

Понравился материал? Помоги сайту!