Екатерина Андреева: «Иван всегда понимал, что надо действовать благородно»

До своей первой ретроспективы Иван Сотников не дожил всего месяц. Петербургский живописец, перформер и изобретатель, один из основателей «Новых художников» и создателей легендарного «Ноль-объекта», отец Иоанн ушел из жизни 16 ноября 2015 года. Выставка в петербургском Новом музее открылась в декабре, месяц спустя. Куратор экспозиции Екатерина Андреева — о ленинградском дендизме, дружбе с Иваном Сотниковым и умении превращать кадр телерепортажа в готический часослов.

— Расскажите, как началась ваша работа над выставкой: она ведь задумывалась, когда Иван был еще жив.

— Все началось в апреле, когда мне позвонил Иван и сказал, что умирает. Я быстро стала спрашивать у коллег, кто готов сделать его выставку. Готов оказался Аслан Чехоев (создатель Нового музея. — О.Р.), за что ему огромное спасибо. Иван очень приободрился, узнав, что это будет в декабре, и сказал: «Значит, есть повод дожить до декабря». Он сам придумал название «Живопись XX—XXI веков», которое полностью обозначило структуру выставки. Мы разделили ее на две части по хронологии: на одном этаже — XX век, «Новые художники», 1980-е — начало 1990-х, а на другом — живопись нулевых. Между этими периодами есть временной промежуток, в течение которого Иван осваивает профессию священника и служит в совсем заброшенном месте — в поселке на станции Рогавка, где он сам обустраивает церковь, посвященную св. блаженной Ксении Петербургской, и даже выпускает для паствы самиздат — газету «Ксеньюшка» в четверть листа.

Ленинградский дендизм — это благородство, чувство эстетической чести, и внутренний строй личности здесь более важен, чем внешний.

С одной стороны, выставка делится на две части по хронологическому принципу — искусство России перестроечной и России путинской. С другой стороны, Иван делил свое творчество на сделанное «из головы» и с натуры. Вот 1980-е годы на выставке представлены по большей части работами «из головы», потому что все сделанное с натуры — пейзажи, натюрморты — быстрее расходилось по друзьям. А шедевры «из головы» — «Венера» 1912 года с вопросом и серия «Компьютерные игры» — были сразу стратегически собраны ближайшим другом Ивана Тимуром Петровичем Новиковым и подарены им Русскому музею еще в 1991 году.

Очень большой массив работ показал Александр Флоренский на выставке в центре «Митьки-ВХУТЕМАС» в конце 1990-х годов. Это была распродажа картин Ивана Сотникова в его пользу. Единственная соседка Сотникова по коммуналке решила тогда продать свою комнату, и друзья ринулись покупать произведения, чтобы семья Сотникова выкупила ее и наконец-то зажила в своей собственной квартире. И я помню, как туда пришел Тимур. Флоренский пустил его первым. Он был уже слепой, это был 1999 год, и Тимур гладил картины руками, вспоминая, что это за живопись, искал ранние картины времен «Летописи» и купил натюрморт, который на выставке тоже есть.

К работам «из головы» относится цикл «Про ёлы» рубежа 1980—1990-х и, в частности, шедевр, который считался утраченным, — «А я вам ёлку принес». Эта картина из коллекции Николая Решетняка размером полтора на три метра о том, как некое инопланетное светящееся существо вторгается в обычную жизнь, была в свое время порезана мужем прекрасной художницы Ирины Васильевой. Николай Решетняк оказался замечательным владельцем: он картину спас — реставратор по его просьбе зашил все эти шрамы-порезы, но не стал их тонировать, и они очень органично вписались в композицию, будто изначально были художником замыслены. По своему яростному и брутальному духу эта акция оказалась не противоречащей сути произведения.

Этажом выше, наоборот, очень много картин с натуры. В нулевые годы Иван вместе с Александром Флоренским создает Общество любителей живописи и рисования. Множество картин было написано в поездках этого общества на Красноярскую биеннале, в Нижний Новгород, в Ферапонтово и на Соловки. Конечно, есть и пейзажи Петербурга, и главный шедевр — «рыбий жир» фонарей «Фонтанки», который оказался, к моей большой радости, в коллекции галериста Ильдара Галеева, превосходного знатока живописи 1920—1930-х годов. Наряду с пейзажами и натюрмортами есть и концептуальная живопись нулевых, в частности, «Ремейк» — повторение картины «Апофеоз войны». От верещагинского произведения оно по-новохудожнически отличается бодростью. Черепа оживленные и, если можно так сказать, с лицами, конечно же, свидетельствуют о том, что между двумя мирами существуют постоянная связь и энергетический обмен, и в угрожающей реальности это знание помогает сохранять присутствие духа. Рядом еще картины о власти: «Георгиевский сервиз», «Ограненные кристаллы», «На Сестрорецком Разливе».

— Как долго вы собирали материал?

— Собирали с апреля, причем некоторые произведения были «обретены» буквально за несколько дней до открытия. В частности, за четыре дня до вернисажа обнаружился семейный портрет благодаря Алексею Митину, который разбирал дома у Сотникова холсты и нашел среди них кумач. Это оказался семейный портрет 1991 года, о котором все забыли: изображены Иван, его жена Татьяна, старшие дети и кот. Когда мы уже сдали каталог в печать, позвонила Елена Фигурина и сказала, что у нее хранится самый ранний автопортрет Ивана — «Я чайник» 1979 года. Увидев его, я была совершенно поражена: Ваня себя изобразил как египетского писца, и я сразу вспомнила, как мы с ним ходили в кружок друзей искусства в Эрмитаже и над всеми этими египетскими скульптурами и саркофагами бдели по вечерам после школы.

— Расскажите, как вы с ним подружились.

— Познакомились в кружке юных друзей искусства: наши мамы работают в Эрмитаже. Когда кружок закончился, мы уже не очень общались, но на выставках «Новых художников» возобновили свое знакомство и дружили все эти годы.

— Иван как современный художник возник с «Ноль-объекта» или раньше?

— Как художник актуальный он, конечно, возник в «Ноль-объекте». Вообще же он всегда рисовал, учился в СХШ. Но создание «Новых художников» сделало его живописцем актуальным, то есть способным живую современность капсулировать в картины. Это видно по тому, что последовало за «Ноль-объектом». Во многом его картины — это такие документальные «фотографии», экспрессивно «взвихренные» огромной живописной мощью. Взять, к примеру, картину «Концерт». Изображен конкретный эпизод — поступление в рок-клуб «Автоматических удовлетворителей» и Олега Котельникова в феврале 1984 года. Иван там тоже присутствовал, на чем-то играл, и так это его вштырило, что он вскоре создал огромную композицию. Работы «Новых художников» создавались очень быстро, безо всяких мучительных пауз. Это не говорит о том, что их произведения уступают по качеству произведениям с лессировкой, потому что критерий качества — это также в значительной степени замысел и его быстрое — экономное — воплощение. «Концерт» произвел впечатление не только на меня, но и на заведующих отделами Русского музея. Когда они увидели его в 1989 году на закрытой выставке, организованной для ознакомления начальства музея с новейшим искусством, не было даже никаких дискуссий о том, приобретать этот групповой портрет в коллекцию музея или нет.

На втором этаже экспозиция начинается с картины «На Юг…» 1989 года: летят два самолета, «Мрия» и космический корабль «Буран». «Мрия» несет «Буран» из аэропорта «Борисполь» на авиасалон в Ле-Бурже. Эта композиция точно повторяет кадр из телерепортажа, который Ваня превратил в «Прекрасный часослов герцога Беррийского». Навык видеть мир и, моментально возвышая, преображать его навсегда — это, конечно, тоже наука «Новых художников». В их общем творчестве работала постоянная передача вдохновения друг другу.

— Тимур Петрович называет Ивана среди создателей «Новых художников». Мне кажется как зрителю, что он стоит особняком среди них — хотя бы потому, что большинство «Новых» — это денди, стильные ребята, которые эпатировали публику.

— Они довольно разные все. Котельников — панк, а у Гурьянова или Цоя совсем другой стиль тедди-бойз, Вадим Овчинников выглядел мужественно, как Джеймс Бонд, Тимур же менялся неузнаваемо, как актер. Тут важно понимать, что ленинградский дендизм — это благородство, чувство эстетической чести, и внутренний строй личности здесь более важен, чем внешний. По внутреннему строю личности отец Иоанн, или Иван Юрьевич фон Штакельберг, был человеком, тонко понимающим дендизм. Например, посмотрите на портрет Кирилла Хазановича («У меня в гостях»). На нем изображен ленинградский юноша, а можно подумать, что этот джентльмен сидит где-то в Лондоне на Риджент-стрит в своем доме и там музыку слушает. Собственно, Хазанович таким джентльменом себя и ощущал. Ваня это все отлично понимал, и дендизм его художественному миру тоже не чужд. В «Новых художниках» он был не только живописцем, но и шоуменом: вместе с Тимуром они устраивали перформанс на «Поле чудес» и создавали «Утюгон», Иван был участником «Медицинского концерта» и постановки «Стреляющий лыжник».

— Вы говорите, что его картины похожи на фотографии…

— Нет-нет. Я говорю, что источником его картин часто служат документальные снимки, кадры. Меня поражает то, как он с этой документалистикой расправляется, превращает ее в нечто совершенно фантастическое. Кадр позднесоветского телерепортажа — в готический часослов, событие приема в рок-клубе — в нью-вейверский шедевр. Если вспомнить телепередачу «Музыкальный ринг» и сравнить ее с Ваниной картиной, то, возможно, немая живопись произведет более сильное впечатление, чем заснятый на камеру концерт.

— Как его изменило получение сана?

— Да никак. Иван всегда понимал, что надо действовать благородно. В высшем смысле это и является мудростью человека религиозного — благородство как условие поддержания жизни, взаимопомощи. Он считал, что ведет две параллельные жизни, никого не агитировал, но, если спросишь, мог сразу объяснить важные религиозные тонкости, например, чем нирвана отличается от благодати: как покой от творчества. Не случайно в сан иерея он был рукоположен в храме Премудрости — в Софии Новгородской, древнейшей и красивейшей русской церкви. Когда его наконец перевели из Новгородской епархии в Петербург, он стал служить заштатным клириком. Он отпевал, крестил, исповедовал от души, как и картины писал.

Выставка «Иван Сотников. Живопись XX—XXI веков» продлится в Новом музее до 28 февраля.

Понравился материал? Помоги сайту!