Уэсли Эйсолд из Cold Cave: «Слушаешь всякие новые альбомы — и ни уму ни сердцу»

В Москву едут одни из любимцев сайта Pitchfork — американская группа Cold Cave, которая придется по вкусу поклонникам тяжелого синти-попа и манерного индастриала. Она образована Уэсли Эйсолдом — крайне деятельным жителем Лос-Анджелеса, который когда-то играл хардкор в группе American Nightmare, а сейчас помимо музыки пишет книги и издает чужие. COLTA.RU поговорила с Эйсолдом о том, почему на последнем альбоме он заговорил в полный голос, а также в чем состоит главная проблема нового культурного времени.

— Ваша музыка, при том что не самая радостная на свете, все равно не вызывает ощущения, что написана в депрессивном состоянии, — у вас просто все в порядке или вы как-то специально себя фильтруете?

— Если мне вдруг становится плохо, то у меня один способ прийти в себя — это прогуляться в каком-нибудь спокойном месте и по пути освободить голову от ненужных мыслей. Если подумать, я ведь довольно удачлив в том, чем занимаюсь, и у меня нет особых поводов впадать в депрессию. И даже в не самые радостные моменты мне не приходит в голову пойти напиться или обдолбаться. Когда тебе весело и ты в хорошей компании — это одно, но если тебе плохо, то все эти вещи могут разве что еще глубже погрузить в дурные мысли.

Титульный номер с дебюта Cold Cave — сочинение о том, что любовь, в отличие от смерти, может обойти стороной кого угодно:

— А выступления с Бойдом Райсом (важнейший американский представитель нойз-индастриала, с которым Cold Cave в этом году гастролировали по Северной Америке. — Ред.) на вас никак в этом смысле не повлияли?

— Не сказал бы. Ведь наше сотрудничество изначально строилось на том, что мы просто играем друг за другом — при этом Бойд делает свое дело, а мы свое. Единственное серьезное отличие того концерта от всех остальных состоит в том, что мы играли больше медленных песен. Таких, на которые хорошо ложатся шумовые текстуры. Если, конечно, принять тот факт, что на танцевальные песни они ложатся плохо.

— Вы ведь еще и большой фанат Suicide. Вас не смущает, что фронтмены вроде Алана Веги, каждую ночь уничтожавшие себя на сцене, перевелись? В условно электронной музыке, по крайней мере.

— Сама возможность такого поведения, конечно, никуда не делась, но вот предпосылок точно стало меньше. И часто к тому же бывает, что музыканты если и лезут вон из кожи, то делают это чуть ли не в шутку. Но это вообще, по-моему, важная характеристика современной музыки — что она все меньше имеет общего с искренностью. И отчасти — потому что многие музыканты сами до конца не понимают, зачем берут в руки инструменты. Чтобы стать таким, как Алан Вега, надо все-таки как минимум быть абсолютно уверенным в том, что делаешь.

— Но вы на его манеру при этом не оглядываетесь.

— Да, но, понимаете, я ведь уже прошел через все это сценическое безумие — крики, драки с публикой, все такое. Я ведь в молодости хардкор играл, там без этого никуда. А потом успокоился. Понятно, что это может прозвучать странно — и получится, что я вроде как пошел по безопасному пути. Но у всего ведь должен быть смысл. И если тридцать или сорок лет назад любому рок-музыканту важно было лично проверить своего рода гипотезу о том, что такое рок-музыка и что в ней может быть дозволено, то сейчас для большинства это уже не является самоцелью. Сейчас уже нет необходимости силой заставлять публику реагировать на то, что ты делаешь. Что у тебя вроде как рок-группа, а рок-группы просто так на сцене не стоят. Ну и это все зависит от темперамента музыкантов, который может быть каким угодно. Мне вот, например, хоть и комфортно находиться перед большим количеством людей, я вряд ли стану рисковать своим личным пространством, чтобы выбить из этих людей те или иные эмоции.

— А в обычной жизни вы себя нормально ощущаете, когда вдруг оказываетесь в толпе незнакомых людей?

— Очень сильно зависит от ситуации. Я могу иногда пойти на очень людный концерт и чувствовать себя совершенно нормально. Но в целом я не очень-то доверяю толпам — никогда не знаешь, что у каждого из людей вокруг на уме. Иногда это перерастает в совсем уж паранойю, когда думаешь: все, игра началась и кто-то сейчас перейдет в нападение.

— Тем не менее на «Cherish the Light Years» вы, по ощущениям, стали чуть жизнерадостнее, чем, например, на «Love Comes Close».

— Понимаете, любой альбом в той или иной степени отражает положение музыканта относительно того, что он пытается делать. Если раньше я все-таки был более отстраненным, что ли, автором, то в этот раз сознательно сросся с материалом сильнее. То есть на буквальном уровне — предъявил больше требований и к себе, и к слушателям. И я на самом деле доволен результатом, но меня не покидает ощущение, что в этот раз я подошел к сочинению музыки как-то по-ремесленному, без должного уважения.

Одна из самых доступных песен с последнего альбома «Cherish the Light Years», прекрасно иллюстрирующая музыкальный вкус Эйсолда:

— Вы и без того производите впечатление артиста, которому не наплевать на то, что такое музыка и ее традиции. Взять хотя бы то, что вы не перестаете выпускать и синглы, и EP — причем в том числе на кассетах и на виниле, явно не имея в виду заработать побольше денег.

— Нет, разумеется. Просто когда я понимаю, что те или иные песни не складываются в эстетически цельное произведение, то выпускаю их поодиночке. Собственно, поэтому в 2013 году у меня вышло уже четыре семидюймовки. Можно было, конечно, отложить эти песни на будущее и подождать, пока они обрастут компаньонами, только я, во-первых, не хочу ничего никуда откладывать, а во-вторых, я же вырос, коллекционируя винил. Так что мои собственные релизы доставляют огромное удовольствие самим фактом своего существования. Мне, честно говоря, до сих пор нравится смотреть на разные пластинки, покупать их, держать в руках. Понятно, что физические форматы умирают, уступая дорогу цифровым, но, черт возьми, пока ведь никто не запрещает выпускать альбомы на кассетах или пластинках. И делать тем самым счастливыми людей, которые так же, как и ты, не хотят расставаться с тем, к чему привыкли и что искренне любят.

— То есть абсолютный переход на цифру, когда он случится, может испортить ваши отношения с музыкой?

— Мне, если честно, кажется, что сейчас вообще не самое удачное время, чтобы музыкой заниматься. С одной стороны, это, конечно, делает процесс чуть опаснее и интереснее, но вот посмотрите сами — сейчас на свете огромное количество групп, и любой человек может сесть за лэптоп с соответствующим приложением и стать, грубо говоря, музыкантом. Но мало кто задается вопросом, зачем это нужно. И я правда не понимаю, по какой причине большинство музыкантов таковыми являются. Может, они просто не знают, чем еще заняться. Или в воздухе что-то такое витает. Но так или иначе ты потом слушаешь всякие новые альбомы — и ни уму ни сердцу. Когда есть столько возможностей для самовыражения, люди почему-то забывают о том, что неплохо бы быть искренними и действительно вкладывать душу в творчество. При том что эти качества всегда были в цене и всегда будут — невзирая на тренды, которые обречены приходить и уходить.

— А вы как для себя эту проблему решили? И, кстати, когда?

— Еще в юности я буквально влюбился в музыку. Слушал целыми днями The Cure, New Order, Depeche Mode или там The Smiths. При этом у моего отца была такая работа, что нам то и дело приходилось переезжать с места на место, так что я толком не успевал даже друзей завести. А если и успевал, то был вынужден быстро с ними расставаться, причем навсегда. А музыка всегда оставалась со мной, так что я довольно быстро решил, что стану музыкантом. И с тех пор ни разу этому решению не изменил. Более того, у меня и вкусы в общем-то остались прежними — какие группы любил, такие и люблю. И не особенно, если честно, слежу за современным контекстом: даже если мне кто-то говорит, что появилась группа, похожая на Cold Cave или просто заслуживающая внимания, я обычно пропускаю это мимо ушей. Лучше достану с полки что-нибудь старое и, по крайней мере, не разочаруюсь.

Понравился материал? Помоги сайту!