Я верю в американскую церковь поэзии!

Если друг и соратник Кена Кизи, Тимоти Лири и прочих веселых проказников бит-, хип- и прочих контрпоколений говорит, что это проза, — не верьте. Это сборник его статей, выступлений, рецензий, предисловий и прочего нон-фикшена, что он писал много, страстно, полемично. Собрал книгу его друг и редактор Билл Морган — Гинзберг перед смертью успел лишь дать название и нарисовать в конце слово The End и свою фирменную тройную рыбу.

Возможно, поработай он над составом сборника, там было бы все более дискретно и экспрессивно. Также мы имеем тексты по разделам — «Политика и пророчества», «Наркокультура», «Самоосознанность и духовность», «Литературные методы и поколение битников», «Писатели» и «Другие высокие оценки». Есть и подразделы. А уж жанры — от травелогов и трактатов о мантрах до мемуаров и инструкции по редактированию поэзии по пунктам.

Вся эта строгая рубрикация, впрочем, никак не может нивелировать ту страсть, с которой выступал Аллен Гинзберг, — как, кстати, в самых ранних текстах 50-х годов, так и в последних, конца 90-х. Он из тех, кто никогда не сложит знамя, скорее, голову.

© «Подписные издания»

Про наркокультуру, кажется, понятно. Никогда плотно не «сидевший», Гинзберг выступает даже не за легализацию легких наркотиков, а против крайней криминализации всего этого образа жизни, когда его близких друзей-поэтов кидали на внушительные сроки за подкинутые же косяки. Еле миновало, кстати, и его — когда возвращался из Чехии, в аэропорту раздевали и исследовали крошки в кармане, так как он был внесен в список курьеров. Пишет он и о сходстве галлюцинаторных и мистических опытов — и это, кстати, не очередной его бодрый прогон, схожее подмечали и серьезные религиоведы, см., например, работы Евгения Торчинова.

Но эти выступления, конечно, лишь часть его стратегии. Как истинный битник и правоверный буддист (уж не знаешь, чего тут больше), он вообще против какого-либо государственного прессинга. Нынешним борцам с режимами еще мастер-классы у него брать бы! «Наши слова “защита свободного мира” — агрессивное лицемерие, повредившее шансам на выживание самой планеты. И вот мы десятилетиями тратим тысячи миллиардов долларов на наступательные войны, а полмира страдает от голода. <…> Полицейские агентства так разрослись — одно только Агентство национальной безопасности стало крупнейшей полицейской бюрократией Америки, а о его деятельности нам почти ничего не известно, — что уже неизбежен компьютеризированный полицейский государственный контроль над Америкой. Уотергейт — лишь пена на болоте…» — заявляет он и продолжает раскладывать по полочкам. Описывает, как работает ЦРУ. Как боролись с выступлениями чернокожих за равные права и сталкивали их с белыми. Как боролись с андеграундными независимыми СМИ — очень похоже, кстати, на нынешние времена: от прямых атак на редакции до «разговоров» с рекламодателями и прочего выдавливания из типографий и с рынка. Как подловили Леннона, когда тот с Йоко Оно ударился в политический активизм, пригрозив не продлить ему американскую визу. И так далее, от общего до частных кейсов — вроде публичных писем вместе с Евтушенко в поддержку Никарагуа.

Это такое летовское «я всегда буду против», актуальное левачество? Здесь интересно оценить борьбу и диатрибы Гинзберга из нашей эпохи, ведь он не только был прав, но и многое предугадал. Он выступал в защиту LGBT-прав — и вот сбылось почти все, о чем он мечтал. Он ненавидел необходимость постоянно и нудно работать в ущерб своему творческому потенциалу — так появился дауншифтинг, прекариат, на государственном уровне дискутируются возможность сокращения рабочей недели, безусловный базовый доход и прочие вещи. Легализация марихуаны, насчет которой он даже выступал в Сенате, шагает семимильными шагами по американским штатам и государствам. Предсказал Гинзберг не только такие позитивные шаги по снятию государственного контроля, но и негативные аспекты его. Так, он пишет про Тимоти Лири: «Интересно отметить, что для современного интеллектуала доктор Лири — уникальный, выдающийся пример Человека Без Страны. Получив отказ на въезд от большинства государств, он не может посещать другие страны, не подвергаясь опасности экстрадиции и жестокого и необычного наказания в виде уже более чем 20-летнего срока тюремного заключения, если его насильственным путем вернут на берега Америки» — что ж, тут «прогресс», Сноудену аннулировали его паспорт, Ассанжу грозит в США смертная казнь. Будды или LSD просветили Гинзберга, но он увидел в будущем и Великий китайский файрвол, и тотальную слежку и оценку благонадежности собственных граждан: «новые технологии, которые закупает Китай, приведут к высокотехнологичному контролю над населением — эффективнее канцелярской бюрократии».

Что же пытается противопоставить всем этим грядущим и наступившим ужасам Аллен Гинзберг? Личное освобождение, конечно же, — он, годами живя в Индии и много лет общаясь с наставниками индийских, дзен и прочих практик, вполне погруженно и профессионально излагает основы восточной духовности, методы медитации, дыхательных упражнений и прочего. Что же касается внешнего, государства, то — «я готов умереть за поэзию и за истину, что вдохновляет поэзию… Я верю в американскую церковь поэзии», — писал он в 1961 году и никогда не отрекался.

Блок же его текстов о писателях крайне симпатичен по нескольким причинам, будь это почти трактат о любимых Уильяме Блейке, Уолте Уитмене и Уоллесе Стивенсе или предисловие на полторы странички к изданию или переизданию Керуака или какого-нибудь поэта второго (для нас) ряда. Во-первых, он очень многих знал крайне близко и нежно: «Я любил Билла, а он любил меня, и я все еще люблю его спустя десятилетия. А вы бы не любили? И вот он отчалил в Европу, в итоге в Танжер, а я отправился автостопом к его прежнему бойфренду Маркеру в Джексонвилл, потом провел Рождество с родителями Берроуза в Палм-Бич, полгода прожил на Юкатане и в Чьяпасе, потом поездом отправился в Сан-Хосе, в Область залива Сан-Франциско, на встречу с Нилом Кэссиди (кем был эротически очарован так же, как Билл тосковал сердцем по мне) и Керуаком». И речь далеко не только о битниках — Блейк являлся ему в видениях, с Мишо он тусовался в Париже и так далее. Во-вторых, он действительно всех любит, ценит, ставит выше себя, откапывает и ярко предъявляет миру их потрясающую индивидуальность — и если и допускает пару шпилек в адрес Одена или Уорхола, то многие десятки страниц потом — просто признания в любви. И тут, кстати, он тоже был в числе первых: надо понимать, что, когда он все это писал, Керуака любили ругать, Берроуз же был запрещен и почти не издан, то есть статусом классиков не пахло и в помине. В-третьих, конечно, это конгениальность его стиля, бит-прогоны, автоматическое письмо, бегущий стиль без знаков препинания, огромные тексты, написанные на одном приступе, взрыве вдохновения (и со щепоткой веществ, о'кей). «Поздние тексты очень джазовые, скат сродни Монку Колтрейну Тейлору Чарльзу а также шуму в голове торчка на мете. Благоговение перед вселенной входит в поэзию, что есть большая авария слов иногда вплоть до харт-крейновских лязг-строк» (пунктуация, конечно, авторская).

«Попустительская манипуляция фундаменталистской политической мании в эпоху Буша уже привела к лишению должной финансовой и моральной поддержки духовного освобождения, которое манифестируется в виде Поэтического проекта церкви Святого Марка. Так или иначе миром завладеют поэты, а не фундаменталистские предатели духа, потому что для выживания планете нужно воображение, авангардный дух поэзии». Аминь!

Аллен Гинзберг. Сознательная проза / Пер. с англ. С. Карпова. — СПб.: Подписные издания, 2021. 648 с.

Понравился материал? Помоги сайту!