Инго Нирман: «Свободная любовь — это неолиберальная идея»

На Берлинской биеннале представлен проект кинорежиссера Алексы Каролински и писателя Инго Нирмана «Армия любви»: посетители выставки могут посмотреть полудокументальное видео, стилизованное под рекламу или политическую пропаганду и рассказывающее о деятельности организации, которая видит своей задачей борьбу с муками одиночества в любовной жизни. Андрей Шенталь решил уточнить у Инго Нирмана, как он представляет себе задачи «Армии» и насколько всерьез он верит в избавление человечества от любовных страданий.

— Что такое «Армия любви»? Во время презентации проекта на Берлинском радио ваш соавтор Алекса Каролински подчеркнула его фиктивный характер, в то время как вы сказали, что представленный на выставке фильм можно рассматривать как документальный.

— Прежде всего, у нас была идея «Армии любви». Затем — и именно об этом фильм — мы расспросили, что думают об этой идее те, кому она интересна. Так получилось, что все ответили так, как если бы они уже были участниками «Армии». В этом смысле она реальна. Я имел в виду, говоря о документальности проекта, что у нас документальные интервью, а Алекса говорила о роли фикции в процессе съемок. Съемки не были основаны лишь на нашем наблюдении за людьми: мы сами выбрали место для съемок, у нас были некие основные соображения насчет того, что можно сделать.

— Кто участники «Армии»? Я обратил внимание на редактора e-flux Джульету Аранду, затем секс-активиста Маттиаса...

— Да, активист Маттиас Вернальди, секс-работник Стефани Клее, люди, занимавшиеся перформансом, такие, как Таррен Джонсен и Мари Голюке, затем несколько людей, которые узнали об «Армии» и сами заинтересовались. Например, социолог Синтия Шольтен, а один парень, Ганс Розенфельд, участвующий в проекте, никак не связан с миром искусства. Слепой мужчина, Мориц Вульф, тележурналист. У всех у них разный бэкграунд.

Было очень важно унифицировать «Армию любви», но так, чтобы ее участники не носили нормальную одежду, чтобы даже процесс раздевания отличался от обычного.

— Название IX Берлинской биеннале «Present in Drag» («Настоящее в женском образе»), если рассматривать его буквально, совмещает в себе две логики: темпоральную и гендерную. Многие представленные на ней работы могут быть охарактеризованы словом «квир»: особенно фильм Ву Цанг и отчасти работа Райана Трекартина. Мне кажется, в этом отношении ваша работа делает шаг вперед от сексуально-гендерной проблематики и может называться «постквир».

— В целом, мне кажется, кураторы имели в виду под названием «Present in Drag» не просто отсылку к гендеру, а более универсальное понятие. Мы с Алексой много размышляли над этим. В нашем фильме нет ни одного трансгендера, но он вполне мог там участвовать. Приглашая людей, мы рассылали имейлы через различные каналы и смотрели, кто откликнется на наше предложение. Мы не хотели собрать яркую смесь сексуальных ориентаций и гендерных идентичностей. Это было для нас неважно. Что имело значение, так это любовь, которая выходила за рамки обычной сексуальной ориентации людей.

— Когда я смотрел ваш фильм, все эти переодетые люди, аффектирующие друг друга, напомнили мне «Пламенеющих созданий» (1963) Джека Смита. Вдохновлял ли он вас?

— Вы можете провести такую связь, это хорошая отсылка. Я не имел ее в виду, но я — поклонник работ Джека Смита. Мы хотели сделать что-то не очень профессиональное. «Армию любви» составляют волонтеры, и это важная черта фильма. И, конечно, костюмы, сделанные Hood by Air, сыграли свою роль — возвращаясь к вашему предыдущему вопросу про гендер, мы хотели изъять их из нормального контекста. Мы выбрали это спа, где светит искусственный голубоватый свет, мы его не ставили, он уже был там, а потом эти костюмы... Было очень важно унифицировать «Армию», но так, чтобы ее участники не носили нормальную одежду, чтобы даже процесс раздевания отличался от обычного.

— В одноименном манифесте вы утверждаете, что коммунизм не состоялся, потому что обобществил одни лишь материальные блага. В то время как «Армия любви» дополняет перераспределение доходов «равным распределением привлекательности», чего не учли многие теоретики и практики. Также Алекса сказала, что принцип «Армии любви» можно описать следующим образом: «когда мы можем, мы даем, когда мы нуждаемся, мы принимаем» — это напоминает известный лозунг «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Можно ли назвать это определяющим принципом нового общества? Назвали бы вы «Армию любви» революционным и политическим проектом?

— Да, конечно. Уже Шарль Фурье подразумевает такой «социализм», учитывающий личную жизнь людей, живущих в коммунах. Но предположительно эти коммуны составляют люди, разделяющие одни и те же взгляды и эстетику, и все они, возможно, одного возраста. Эти коммуны не универсальны, и в этом смысле они противостоят коммунистической идее. В то время как «Армия любви» — и это то, почему я назвал идеологию, на которой она основана, «комплетизмом» (completism), — стремится дополнить коммунизм.

— Когда я наткнулся на термин «комплетизм», то подумал, что речь идет о довершении тела, которое физически неполноценно. Но, введя его в поиске, я увидел такое определение: стремление собрать полный набор вещей определенного типа.

— Я пришел к этому термину десять лет назад, когда начал писать короткий рассказ, который я назвал «Комплетисты». В то время я не нашел о нем никакой информации, а когда недавно перепроверил, узнал, что понятие «комплетизм» в основном используется по отношению к коллекционерам, которые хотят собрать все из чего-то. Но это по-прежнему не такой уж популярный термин. В моем понимании комплетизм довершает коммунизм, довершает его любовью к своему ближнему, дополняет его идеей, что люди должны существовать для других людей и со временем не только для людей. Это расширенное понимание благотворительности. Обычная благотворительная работа исключает чувства, даже если вы заботитесь о чьем-нибудь теле. Христианская благотворительность не подразумевает чувственной любви. Нет, комплетизм не имеет ничего общего с гуманистической идеей завершения людей с ограниченными возможностями или же дополнения одиноких людей любовью. «Армия любви» дает любовь только тем, кто нуждается в ней, кто хочет ее. Если вы предпочитаете быть наедине с собой, в этом нет никакой проблемы. Некоторые люди могут и не нуждаться в любви.

— Мне понравилось, что вы говорите о чувственном измерении любви, а не только о платонических чувствах. Это было особенно важно в контексте биеннале, которая рефлексировала сверхопосредованность телесных чувств. Почему-то ваш фильм «Армия любви» заставил меня вспомнить конфликт между Розой фон Праунхаймом и Хельгой Гётце, которая приняла участие в его фильме «Красная любовь». Гётце хотела заняться с фон Праунхаймом сексом, а когда он отказал ей (он был открытым геем), она решила, что он ее интеллектуально эксплуатировал, не отплатив при этом сексом, в то время как он был оскорблен, потому что она проявила гомофобию. Но как, по-вашему, такой конфликт мог бы разрешиться в комплетистском обществе? Как можно преодолеть подобные проблемы?

— Конечно, «Армия любви» — это только предложение, вы не можете никого принуждать. Существует несколько практических вопросов, которые мы обсуждали со студентами во время мастер-класса в Städelschule во Франкфурте. Мы готовились к новой стадии нашего проекта — тренировочному лагерю, организованному совместно с испанской художницей Дорой Гарсиа, который пройдет в конце августа в Висбадене. Например, может ли «Армия любви» действовать под прикрытием, как флиртующие парни в перформансе Доры «Ромео» (работа отсылает к «Ромео» — шпионам ГДР, которые соблазняли и вербовали женщин. — А.Ш.), или же это будет аморально? Отвечая в общем — это то, почему «Армия любви» называется армией: любовь может быть очень опасной. Вы предлагаете кому-то свою любовь, а потом этот человек влюбляется в вас. Начиная с этого момента вы ответственны перед ним, вы должны по-настоящему удовлетворить его/ее потребность в любви. Мы говорили об этом в связи с тем, что на самом деле не работает в случае с «Армией любви», — это предоставление случайных связей, как в случае с секс-работником. Это предложение чего-то более прочного и продолжительного, но в то же время она не может предложить людям спутников на всю жизнь, как в агентствах по поиску партнеров. «Армия любви», скорее, помогает людям принять любовь от нескольких человек так, что вы не становитесь полностью зависимыми от одного человека.

Любовь таит в себе потенциальное насилие.

— Я задал этот вопрос, потому что некоторые теоретики — я имею в виду прежде всего Жижека — настаивают на том, что соблазнить Другого или «подкатить» к кому-то — это всегда нарушение приватности, практически домогательство.

— Я бы не стал рассматривать эту проблему столь общо. Домогательства — это когда кто-либо не проявляет интереса, а другой человек продолжает обращаться к нему. Когда кто-либо попрошайничает на улице и просит денег — это не домогательство. Ставить проблему таким образом касательно любой встречи с незнакомцами — основа ксенофобии. Но да, даже если ты проявляешь любовь по отношению к кому-то, ему это нравится и он открывается, ситуация не безоблачна... Любовь — это очень сильное чувство, и оно таит в себе потенциальное насилие. Оно может перевернуть твою жизнь с ног на голову: и когда любовь у тебя отнимают, и когда ты сам больше не испытываешь любви. В обоих случаях это жестокое изъятие.

— Французский теоретик Ги Окингем в своей главной книге превозносил гомосексуальное желание, потому что, по его мнению, оно свободно от ограничений и не прикреплено ни к конкретному объекту, ни к какой-то конкретной части тела, поощряя смену половых партнеров. Но это освобождение желания, которое сегодня усиливается благодаря новым технологиям (например, таким приложениям, как Tinder, Grinder и т.д.), мне кажется проблематичным. Ваше описание любви мне напомнило определение любви как события у Бадью. И мне нравится, что вы противопоставляете «освобождение» (liberation) желания «либерализации» (liberalisation) желания как его изнанке. Бадью также критиковал неолиберальную модель любви и промискуитет.

— Я согласен. Мне кажется, свободная любовь — это неолиберальная идея. Это означает, что существует свободный рынок любви. Вместе со свободным рынком появляется надежда, что в конце концов каждый получит то, чего он хочет. До определенной степени это верно: некоторые люди утрачивают свои конечности, и тогда находятся такие люди, которые любят лиц, подвергшихся ампутации. Для любой странной формы тела найдется свой фетишист. Но все же в целом это не работает. Не только потому, что некоторые люди, предпочитающие быть с кем-то, остаются одинокими. Даже если у вас есть любовь, вы боитесь потерять ее однажды, и «Армия любви» — решение этой проблемы.

— Квир- и ЛГБТ-сообщества обычно позиционируют себя как горизонтальные и демократические, но, как я заметил, порой они выстраивают внутренние иерархии, основанные на степени привлекательности того или иного участника. В этом смысле «Армия любви» — как она изображена в фильме — опрокидывает эту ситуацию. Особенно в сцене, где Маттиас говорит, что обладает непривлекательным телом, пока его раздевает другой человек. Вы справедливо заметили: «Сказать кому-то, чьи внешние данные ниже среднего, что он красив, — все равно что говорить бедному, что деньги — не самое главное».

— Большинство идей привлекательности достаточно стереотипно. То, что вы находите притягательным, многие другие тоже находят притягательным. Есть много недееспособных секс-активистов, которые говорят, что это следует изменить. Но это касается людей, чья привлекательность выше среднего, которые подтянуты, молоды, обладают, как считается, красивым лицом, у которых достаточно много волос на голове и т.д. Общество не может принудить к любви. У нас нет технических средств, и это идет вразрез с представлениями о человеческом достоинстве. Поэтому нам и нужна «Армия любви». Недавно я закончил роман «Завершенная любовь», имеющий отношение ко всей этой проблематике. Там фигурирует канадская квир-активистка по имени Лори Эриксон, которая действительно существует. Она говорит, что стандарты красоты нашего общества содержат много проблем. Но вопрос состоит в том, как их изменить. Когда Кристина Агилера поет: «We are beautiful no matter what they say» («Мы прекрасны вне зависимости от того, что они говорят») — этого недостаточно. Все не так просто.

— Ха-ха, я тоже вспомнил ту же песню, когда читал ваш текст.

— Когда говорят: «Давайте наконец осознаем, что все мы прекрасны» — это просто китч. Мы неоднократно это обсуждали, пока редактировали роман или во время нашего диалога с Алексой и другими участниками «Армии». «Не является ли положение, что некоторые люди привлекательнее других, дискриминационным?» И затем я сказал: нет, это не так, подумайте о неравенстве между богатыми и бедными.

Я не думаю, что быть богатым — это столь уж приятно, а также вполне возможно, что в нашем обществе люди, которые в целом считаются весьма привлекательными, не обязательно счастливее других, как и супербогатые не обязательно счастливее всех остальных. Но все же это может прозвучать предельно цинично: эй вы, бедные люди, вы живете в трущобах, и вы хотите быть богатыми? Вы просто глупы. Богатые не счастливее вас. Так что, пожалуйста, оставайтесь бедными. Почему мы должны вам что-либо предоставлять? Но у нас срабатывает такая мораль, когда речь идет о красоте. Подход «Армии любви» — воодушевить богатых людей открыть прекрасное в том, чтобы быть бедным и отдать свои деньги тем, кто беден и хочет стать богатым. Если всегда есть возможность заняться сексом с суперпривлекательными, согласно общепринятым стандартам, людьми, это может стать не столь уж интересным занятием. Но прежде нам необходимо изобилие. Каждый должен иметь право познать самого себя.

Сейчас мы осознали, насколько все мы нечеловечны.

В то же время привлекательность может быть очень субъективной. Это то, что я ценю в «Армии любви» — и в фильме, и в группе людей, которую мы формируем для Висбадена. Есть недееспособные люди, считающие себя очень аттрактивными, и они действительно привлекают. Маттиас сказал мне, когда я его впервые встретил: «Должен признать, большую часть жизни у меня не возникало проблем в поиске партнеров для секса. Всегда были люди, которых я привлекал». Он вырос в Восточной Германии, где основал коммуну, что само по себе было нетипично. К тому же он очень харизматичный собеседник. Он считает, что у него все-таки есть две проблемы. Во-первых, находит ли он притягательными тех, кто находит притягательным его? Во-вторых, у него мышечная дистрофия, и когда его состояние усугубилось, для него становилось все сложнее и сложнее поддерживать надлежащие отношения, поскольку на это требовалось очень много сил. Поэтому в последние годы он имел все больше и больше секса или интимности (вроде ужина) с проститутками. При этом он находил унизительной плату за интим с другими людьми. Но именно здесь может прийти на помощь «Армия любви».

— Как вы уже сказали, ваш проект предвосхищает преодоление границ между человеком и другими видами. Как он будет работать с теми видами, которые не обладают сознанием?

— Я убежден, что все не только обладает сознанием, но и есть сознание. Это то, из чего состоит Вселенная. Из чего еще? Но, конечно, сознание других может сильно отличаться от нашего. Это очень сложный вопрос, и у меня нет общего ответа. Я много читал на эту тему: от Донны Харауэй до исповедей зоофилов и любителей объектов. Есть широкий спектр возможностей, но я недостаточно осведомлен в этом. Но, мне кажется, с техническим прогрессом, который происходит, мы вскоре осознаем, что мы все в некоторой степени недееспособны. В нашем обществе все больше и больше состояний считают инвалидностью или психическими болезнями. Даже без генной инженерии мы становимся все меньше и меньше людьми. Раньше существовала идея гуманизма, согласно которой большинство людей сможет со временем соответствовать стандартам полноценных людей, но сейчас мы, наоборот, осознали, насколько все мы нечеловечны.

— Каковы ваши следующие шаги?

— Прежде всего, я автор художественных произведений. Иногда мне нравится не только писать что-либо, но и продвигать идеи вперед. Я уже делал это в прошлом с проектом «Великая пирамида». Но я на самом деле не вижу себя лидером или ключевой фигурой в новом движении. Я бы хотел довести его до определенной точки. Лучше всего, если придут другие люди и начнут оттуда.

Также о IX Берлинской биеннале читайте другие материалы Андрея Шенталя:

• Цифровое настоящее против других времен. Андрей Шенталь ищет уязвимые места неуязвимо ироничной Берлинской биеннале коллектива DIS

• Армен Аванесян: «Современное искусство было изобретено в эпоху спекулятивного финансового капитала». Философ о проекте народной спецслужбы, разочарованиях в искусстве и теории — и вере в отношения теории и искусства, несмотря ни на что

Понравился материал? Помоги сайту!