9 апреля 2015Наука
232

Все, что их не убивает

Как коррупция меняет мир микробов

текст: Борислав Козловский
Detailed_picture© C. Lynm / The Journal of the American Madical Association

Где побеждает коррупция, там антибиотики перестают лечить. Дело не в том, что лекарства в странах с коррумпированной властью плохие, а в том, что бактерии более устойчивые; это называют «эффектом резистентности». Команда авторов из Национального университета Австралии во главе с профессором-микробиологом Питером Коллиньоном опубликовала в научном журнале PLoS ONE статью, которая так и называется: «Антимикробная резистентность: плохое госуправление и коррупция вносят в эту проблему ключевой вклад».

Грязь в поликлиниках, дефицит шприцев и аппаратов УЗИ или безграмотные врачи — тоже следствие коррупции, но в этом случае речь не о качестве медицинской помощи. Проблема с резистентностью никуда не девается, даже если вы можете позволить себе лучших диагностов и доставку лекарств самолетом из Лондона — или просто лечиться в Лондоне от каждой простуды. Группа Коллиньона утверждает, что от плохого управления государством меняются сами микробы.

Для начала — откуда резистентность берется? Допустим, суперэффективный антибиотик оставляет в живых всего одну бактерию из миллиона. Эта «одна из миллиона» за счет случайной мутации нечувствительна к лекарству. Сократить число микробов в миллион раз — это вроде бы полная победа. Но в условиях, когда все бактерии-конкуренты убиты, именно потомство таких нечувствительных мутантов размножится и займет всю освободившуюся нишу. Так что следующая порция антибиотика не убьет уже никого.

В реальной жизни и численность восстанавливается не мгновенно, и нерезистентные микробы довольно долго соревнуются с резистентными за ресурсы, поэтому эффективность антибиотиков падает не скачком, а постепенно. Первый в истории антибиотик пенициллин, за открытие которого в 1945 году Александру Флемингу дали Нобелевскую премию, в свое время был панацеей, а сейчас практически вышел из употребления: большая часть бактерий научилась вырабатывать фермент пенициллиназу, который расщепляет молекулы препарата.

Неправильно думать, будто бы худшее из последствий «ослабленных антибиотиков» — лишние два-три дня сидения дома с термометром под мышкой раз в год или два, когда терапевт пропишет вам недельный курс гентамицина. Прежде всего, вырастают шансы умереть от внезапной пневмонии в больнице, куда вас привезли с аппендицитом или переломом запястья. Кроме того, антибиотики имеют отношение к проблемам вроде астмы, аллергии на пыльцу или кошачью шерсть, которые нам и в голову не придет увязывать с инфекциями.

Первый в истории антибиотик пенициллин, за открытие которого в 1945 году Александру Флемингу дали Нобелевскую премию, в свое время был панацеей, а сейчас практически вышел из употребления.

***

Группа Коллиньона анализировала потребление антибиотиков в 28 государствах Западной Европы, от Кипра и Словении до Великобритании, с 1998 по 2010 год. И отдельно — резистентность к антибиотикам семи популярных инфекций (золотистый стафилококк, пневмонийный стрептококк и т.д.) в этих странах. Такую статистику систематически публикует Европейский центр профилактики и контроля заболеваний; база данных по резистентности есть в открытом доступе, но про Россию там ничего нет.

За нулевую гипотезу приняли — как часто и не без оснований делается в экономических работах, — что в бедных странах все плохо, а в богатых хорошо. Другими словами, что резистентность растет с падением ВВП на душу населения. Почему можно так рассуждать, понятно. Вместо того чтобы платить за визит к врачу и диагностику, бедным проще принять таблетку на все случаи жизни, то есть более-менее универсальный антибиотик, — и только если не поможет, идти записываться на прием. Значит, бедные будут употреблять сильнодействующие вещества без разбора, делая свои бактерии все более и более резистентными.

Но расчеты гипотезу про бедность не подтвердили.

Важная деталь: большую часть антибиотиков принимают не люди, а животные, которых люди едят. Антибиотиками в больших дозах кормят свиней или овец — причем не выборочно, с появлением опасных симптомов, а всех сразу, для профилактики. Чтобы не заболели в будущем. Поэтому главные инкубаторы «супермикробов» (как иногда называют резистентные бактерии) — это фермы. Почти всюду есть законы, которые мешают фермерам злоупотреблять лекарствами для животных. Но нарушать эти законы выгодно.

Австралийские ученые добавили в свои таблицы уровень коррупции в тех же 28 странах. Они опирались на «Справочник рисков по странам» американской аналитической компании Political Risks Services, которая ежемесячно публикует свои рейтинги с 1980 года. И оказалось, что коррупцией можно объяснить 63 процента изменений в резистентности микробов от страны к стране. И всего 33 процента изменений можно списать на суммарное потребление антибиотиков. Иными словами, чтобы бактерии стали нечувствительны к лекарствам, употреблять слишком много этих лекарств недостаточно — нужно делать это бессистемно, в обход закона и вдобавок заплатив чиновникам за рассеянное внимание.

Прежде всего, вырастают шансы умереть от внезапной пневмонии в больнице, куда вас привезли с аппендицитом или переломом запястья.

***

Как оценить, много ли вреда коррупция наносит обществу при помощи резистентных бактерий? Ведущий автор исследования, профессор Питер Коллиньон, — эксперт по так называемым внутрибольничным инфекциям, которыми пациенты заражаются уже в палате. По статистике Центра профилактики и контроля заболеваний, это 1,7 миллиона заражений и 99 тысяч смертей в год только в США. Человек в больнице особенно уязвим: у него послеоперационные раны и слабый иммунитет, а вокруг другие больные. Когда вы читаете в некрологе 95-летнего нобелевского лауреата, что он скончался от пневмонии в госпитале, то причиной вряд ли была прогулка без пальто: воспаление легких — типичный пример внутрибольничной инфекции.

Самая известная из таких инфекций — это MRSA, одна из разновидностей золотистого стафилококка. Первые две буквы в аббревиатуре расшифровываются как «метициллин-резистентный» и означают, что микроб не поддается лечению антибиотиками. Резистентная версия распространилась сравнительно недавно: если в 1974 году на нее приходилось 2 процента всех внутрибольничных заражений золотистым стафилококком, то в 1995 году — уже 22 процента, а в 2004 году — все 64.

Но даже если вы твердо уверены, что не попадете в больницу никогда, у исследователей антибиотиков все равно есть чем вас огорчить.

Кроме вредных стафилококков и стрептококков есть огромное множество полезных бактерий, которые живут внутри нас. Их совокупность называется микробиом (по аналогии с геномом), и Национальный институт здоровья США с 2008 года ведет проект с бюджетом в 115 миллионов долларов по расшифровке человеческого микробиома. Есть подозрение, что полезные бактерии не только помогают переваривать пищу, но и обеспечивают нормальную работу самых разных систем организма. Когда в 1970-х ученые вывели мышей без единого микроба, с рождения живущих в абсолютно стерильной среде, их физиология сильно отличалась от нормальной.

Японский иммунолог Кенья Хонда вот уже несколько лет доказывает, что бактерии класса Clostridia прямо участвуют в работе нашей иммунной системы, которая отвечает, например, за разнообразные аллергии. Например, у тех же «мышей без микробов» напрочь отсутствуют регуляторные T-лимфоциты, регулирующие силу иммунного ответа. Если ее не соразмерять, микроскопическая частичка ореха может вызвать мощный приступ удушья — и аллергики хорошо знакомы с этим эффектом. А полезные бактерии, похоже, позволяют откалибровать силу реакции.

Что объединяет полезные бактерии и вредные — так это то, что антибиотики одинаково убивают те и другие. И микробиом после такого удара не всегда восстанавливается. В опытах Хонды мышата получали с детства антибиотик ванкомицин, а потом вырастали в животных с повышенным риском астмы и аллергической диареи. Это не довод против антибиотиков как таковых — все-таки ни один врач не позволит кормить человеческого младенца с рождения и до подросткового возраста сильнодействующим препаратом. Но сама ситуация, когда резистентные бактерии заставляют употреблять все более и более сильные антибиотики, делает микробиом достаточно уязвимым, а Хонда, на работы которого ссылаются уже 14 с лишним тысяч научных публикаций, показал, к чему такие уязвимости могут в предельном случае привести.

Поэтому если вам кажется, что в свободных от коррупции местах вам свободнее дышится, — возможно, дело просто в аллергической астме.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202352123
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202336620