Изобретение рекорда

Книгу Аллена Гуттмана «От ритуала к рекорду» Издательство Института Гайдара перевело на русский и напечатало через 38 лет после того, как она впервые вышла на английском; отдельные отрывки публиковал перед этим философский журнал «Логос».

Зарплата игроков в бейсбол в США и жертвоприношение козы перед футбольными матчами в ЮАР — не те сюжеты, про которые часто пишут философские журналы. Аллен Гуттман, профессор англо-американских исследований в Амхерстском колледже (штат Массачусетс, США), был уверен, что история спорта — самый удобный пример для изучения сложных процессов и явлений в обществе в целом, будь то протестантская этика или права женщин (Пьер де Кубертен, основатель Международного олимпийского комитета, еще 100 лет назад был уверен, что им нечего делать в спорте).

COLTA.RU публикует отрывок из книги с небольшими сокращениями.

Невозможно найти американца, француза или японца, который в детстве, играя в мяч в одиночку, не подсчитывал количество ударов по мячу или сколько раз его удается поймать. Если есть броски мяча, то почему бы их не подсчитать? Такая детская игра типична для современного общества, но совсем неизвестна первобытному, где количественный учет не является насущной частью жизни. Нимрод, могущественный охотник из Библии, дал название «шкале Нимрода», впервые упомянутой в книге Роуланда Уорда «Рекорды большой игры» (1892) как типичной для современного спорта.

И ссылаться на древнейшие времена для обоснования современных практик — это не натяжка. Так, полинезийцы из Тикопии фиксировали результаты метания стрел с помощью сложной системы учета. Такие же системы существовали для подсчета результатов во многих древних играх с мячом, но современный спорт характеризуется необоримой тенденцией превращать любое атлетическое свершение в материал для подсчетов и измерений. Сбор и обработка статистических данных по всем аспектам, касающимся хода игры, — отличительная черта футбола, бейсбола, баскетбола, хоккея и многих видов спорта на открытом воздухе, где точность подсчетов достигла таких высот, что секундомер оказывается весьма примитивным устройством. Секундомер, надо сказать, часто признается символом развития современного спорта — изобретен он был около 1730 года как инструмент для фиксации победителей на бегах. Электронные таймеры позволяют замерять сотые или даже тысячные доли секунды, и эти различия в тысячную долю расцениваются зрителями и самими спортсменами как нечто весьма важное. После этого не кажется случайным, что основатель Международной федерации любительского спорта Зигфрид Эдстрём был инженером.

В газетах печатается ежедневная статистика по самым популярным командным видам спорта: в США — по бейсболу, американскому футболу, баскетболу и хоккею, а в других странах — по европейскому футболу. Количественно указанные результаты по гольфу и теннису часто также присутствуют на страницах газет. Спорт на треках и на открытом воздухе, атлетика и поднятие тяжестей вообще имеют специализированные журналы, в которых печатаются таблицы сводной статистической информации. В ГДР, самой бюрократической и самой подсчитывающей стране во всем мире, правительство публикует ежегодник под названием «Рекорды детей ГДР», где указываются самые лучшие спортивные достижения за год учащихся младших классов школы. Кроме того, по многим видам спорта выпускаются энциклопедии. Один из ведущих современных теоретиков даже предположил, что спорт следует определять как физическую деятельность, которая может быть измерена в очках или по системе «сантиметр — грамм — секунда».

Статистика по играм — часть и образчик статистики по современному обществу. В одном ряду стоят среднее число очков на пробежке [в бейсболе] и валовой национальный продукт, полученные ярды рашинга [в американском футболе] и средний балл в школе. Мы живем в мире чисел. Компьютеры сообщают нам о новом достижении бэттера (отбивающего) до начала второго бейса точно так же, как они сообщают нам индекс Доу-Джонса и уровень преступности в 25 столичных районах. Когда табличная сводка золотых, серебряных и бронзовых медалей кажется неадекватной для сравнения результатов в Олимпийских играх, то усердный статистик сразу же выведет логарифмическую формулу <...>.

Насколько далеко улетел диск? Насколько быстро бегун пробежал дистанцию? В Греции эти вопросы никого не интересовали.

Психолог, разработавший эту систему, также ввел и таблицы эквивалентности, с помощью которых можно сравнивать несравнимые единицы, такие, как прыжки в высоту и метание диска, — это развитие системы очков в декатлоне. По его утверждению, фантастический прыжок в длину Боба Бимона на 8,9 м соответствует пробегу мили за 3'43''37. Числа обступают нас со всех сторон. В Древней Греции такого не было. Пифагор, Архимед, Евклид и другие ученые внесли огромный вклад в развитие математики, особенно геометрии, но греческая цивилизация не испытывала нужды все подсчитывать и вычислять. Для нее человек был мерой всех вещей, а не объектом нескончаемых подсчетов. Чтобы надеть венок из листьев, нужно было просто оказаться лучшим среди тех, кто в этот солнечный день решил сразиться за славу и почет в Олимпии или Коринфе. Насколько далеко улетел диск? Насколько быстро бегун пробежал дистанцию? Эти вопросы никого не интересовали. Среди всех литературных свидетельств греческого мира о спорте есть только несколько кратких эпиграмм, в которых упомянуты числа. Так, про Фаилла из Кротона говорится, что он прыгнул в длину на 16, а диск метнул на 29 метров. Второй результат нас не впечатляет, тогда как первый не вызывает доверия. Из этого мы делаем вывод, что эта эпиграмма — не отражение реальности, но ирония и сатира, хотя некоторые исследователи считают, что речь идет о тройном прыжке, впрочем, не представляя никаких доказательств.

Почему же мы не знаем, насколько быстро мчался тогдашний бегун? Проще всего ответить, что у древних греков не было точных приборов для измерения времени. Такой ответ будет верным, но мне кажется, что дело можно повернуть иначе: греки именно потому не создавали точных приборов, что точная скорость бегуна их не интересовала. Ведь они не замеряли ни длину прыжка, ни дальность метания копья; а уж здесь мы никак не можем сказать, что древние не смогли бы это измерить. Их технологии уж точно позволяли размотать веревку и замерить дистанцию. Но их этот вопрос совсем не занимал. Неважно было, бросил ли победитель одной Олимпиады копье дальше, чем победитель предшествующей Олимпиады, или ближе. Равно как не имело значения, кто дальше бросил диск: победитель на Панафинеях или победитель в Немее или Пергамоне. После этого нас уже не удивляет, что диски различались и по размеру, и по весу. Если атлетов сравнивали, то только тех, кто собрался на данных Играх в данном месте, поэтому ни к чему были замеры результатов. Единственным приближением к современному пониманию подсчета рекордов был подсчет побед одного лица. Так, Геракл совершил 12 подвигов, а Милон Кротонский пять раз победил на Олимпийских играх, семь — на Пифийских играх, десять — на Истмийских и девять — на Немейских.

Прославлять число побед еще более греков полюбили римляне и развили этот учет в сторону уже современного спорта. Римляне не собирались вводить количественные измерения в греческие виды спорта, к которым они были довольно равнодушны. Тем более незачем было подсчитывать победы рабов-гладиаторов, которых без жалости лишали жизни. Но вот конные состязания и в Риме, и в Константинополе приковывали внимание всех именно числом побед. Насколько мы знаем, замера времени на ипподроме не было. По скорости колесниц у нас также нет данных, как и по скорости бегунов. Но римляне восхищались, когда один и тот же возница занимал многократно первые места. Скажем, надпись в честь Гая Апулея Диокла, впервые выступившего в 122 году, сообщает, что в ристаниях на квадригах он участвовал 4257 раз, причем первое место занял 1462 раза, второе — 861 раз, а третье — 576 раз. Но все же наших знаний недостает, чтобы определить, означают ли слова «взошел на колесницу и победил» непременно первое место. Итак, это второй род подсчетов, начатый греками и развитый уже римлянами. Профессиональные атлеты часто хвастались, сколько раз они оказывались первыми, на скольких празднествах сколько раз побеждали и до каких пределов земли разнеслась слава о них. Конечно, от такого простого типа фиксации результатов был долгий путь к современным многостраничным статистическим выкладкам, на основании которых пишутся биографии спортсменов, но важно, что первый шаг был сделан. Мы приветствуем возрожденные Олимпиады, мы грезим о себе как о наследниках Древней Эллады, но мы ближе в этом отношении, как и во многих других, к орущим толпам «синих» и «зеленых», потрясавших константинопольские ипподромы.

Когда в 1896 году проходили первые Олимпийские игры, американский журналист заметил, что выступления гимнастов пользовались наименьшей популярностью, потому что это не было настоящее атлетическое состязание, доступное точному измерению. Таким образом, невозможно недооценивать подсчеты, необходимо востребованные современным обществом. В новейшей культуре все те состязания, которые сопротивляются числу и точной мере, вынуждены все равно приспосабливаться к господствующей моде. Конечно, очень легко измерить длину беговой дорожки или плавательного бассейна, а с помощью точных электронных датчиков определить время забега или заплыва, но неужели можно рационализировать и подсчитать изящество и благородную красоту гимнастов? Ответ на это был дан сразу: главное — установить время выступления и посадить группу компетентных судей, велев им оценить в баллах свои субъективные впечатления (не давая при этом ни высшего, ни низшего балла). Так, Надя Команечи заработала 79 275 очков в Монреале, ни больше ни меньше. Так что мы видим, что человек измеряющий не только точен, но и изобретателен.

Если соединить стремление к подсчетам со страстью к победе, к выдающимся результатам, к тому, чтобы быть лучшим,— получится понятие рекорда. Даже в первобытном спорте есть стремление превзойти предыдущий результат, добившись того, чего не добивались раньше. Так, метатели копья из Тикопии отмечали на камне, кто оказался самым сильным, и другие племена тоже повествовали о баснословных достижениях, хотя они могут оказаться порождением скорее фантазии, чем измерения. Стрельба из лука, вероятно, была первым видом спорта, где были одержаны рекорды. Турецкая надпись XIII века восхваляет султана Махмуд-Хана за выстрел на расстояние в 1215 длин стрелы, а миниатюра XVII века изображает стрелков на стамбульском Окмейданы (название означает просто «стрельбище»), где были зафиксированы выстрелы, удивительные по пройденному расстоянию. Среди японцев рекорды по выстрелам из лука в различных усложненных условиях фиксировались уже в XVII веке. Но современный рекорд порожден современной тягой все подсчитать и измерить. У древних греков не было понятия рекорда; как утверждают исследователи античности М.И. Финли и Х.У. Плекет, в греческом языке не было даже выражений вроде «установить» или «побить рекорд». Само слово «рекорд» (от латинского слова, означающего фиксацию, то есть самое быстрое зафиксированное время) появилось только в 80-е годы XIX века.

Когда в 1896 году проходили первые Олимпийские игры, американский журналист заметил, что выступления гимнастов пользовались наименьшей популярностью, потому что это не было настоящее атлетическое состязание, доступное точному измерению.

Что такое рекорд в нашем нынешнем понимании? Это изумительная абстракция: ведь подразумевается соревнование не только между теми, кто собрался в данном месте и в данное время, но и с теми, кто далек в пространстве и во времени. Благодаря этой непонятной абстракции австралиец может соревноваться с финном, умершим за десять лет до его рождения. Рекорд становится психологической идеей в уме каждого, кто интересуется спортом, например, как это было на треке в Иффли, когда в 1954 году Роджер Баннистер впервые пробежал милю за четыре минуты. Рекорд — это пункт в книге рекордов, это правый верхний угол на телеэкране, это стимул к покорению небывалых высот спорта и физический барьер, требующий удвоить усилия, это случай безумия, рационализированное помешательство, символ нашей цивилизации. В патетический момент своей жизни французский спортсмен 1920-х годов высказывал надежду, что его дочь «в будущем услышит хвалу не войнам, но рекордам, которые прекраснее, чем подвиги Геракла».

Газета «Правда» писала о рекордах не менее торжественно. Так, в редакционной статье от 6 августа 1950 года говорится: «Множество спортивных рекордов еще несколько лет назад казались непревзойденными. Но наши молодые атлеты должны побить эти рекорды и установить новые, несравненно лучшие». Пятью годами ранее «Правда» обещала премии по 25 тысяч рублей тем спортсменам-любителям, которые установят новые мировые рекорды. Мы видим результат такой борьбы за рекорды: СССР и другие социалистические страны занимают все больше призовых мест на Олимпийских играх.

Мы уже отметили, что измерить красоту выступления можно благодаря судейству: именно так обстоит дело в фигурном катании, синхронном плавании и гимнастике. Сам факт числового измерения вводит погоню за рекордами даже в эти балетные виды спорта. Так, на Олимпийских играх рекордные результаты показала Надя Команечи, и о ней говорили как о «непревзойденном» совершенстве. Семь раз она получала высшую оценку судей, и это магическое число 7 было рекордным, поскольку Нелли Ким только единожды получала такую оценку. Когда мы восторгаемся достижениями Нади Команечи, то мы вполне искренне чувствуем, что ее движения были тоньше и изящнее, чем у Людмилы Турищевой в 1972 году. Поэтому законно, что общий счет Команечи 79 275 лучше, чем 77 025 у Турищевой. Мы знаем, что Джон Уолкер пробежал милю быстрее, чем любой другой спортсмен из тех, чьи результаты фиксировались Национальной федерацией любительского спорта. Рекорд отрицать невозможно, и все мы верим теперь, что блистательное выступление Нади Команечи — лучшее во всех смыслах. У майя и ацтеков были свои суеверия, а у нас — свои.

Но что будет с нашей навязчивой погоней за рекордами, когда атлеты достигнут (а это будет весьма скоро) пределов человеческих возможностей?

Что будет, когда никакая Корнелия Эндер или Дуайт Стоунс не сможет ответить на яростный запрос публики, требующей мировых рекордов? В конце замечательной книги «О гимнастике современного спорта» (1965) Жак Ульман противопоставляет дух античного спорта современному: «Греческая гимнастика была неотделима от понимания тела, встроенного в метафизику конечности. Спорт современного человека — это философская задача, часто неявная, но подчиняющаяся теории прогресса». Идея прогресса, которую Дж.Б. Бьюри в своей одноименной монографии возводит к концу XVIII века, стала господствовать в умах мыслителей XIX века. Суть этой идеи — линейное развитие, означающее, что любое улучшение может быть улучшено далее. Джонни Вайсмюллер потряс весь мир в 1924 году тем, что проплыл 400 метров за 5'04''2, тогда как в наши дни с таким результатом он не вышел бы в финал даже женской сборной. После того как Корнелия Эндер проплыла стометровку за 55''65, все стали ждать нового рекорда, но человек не может проплыть это расстояние за 30''. Где-то он вынужден будет остановиться, но где?

Навести на ответ нас может эпизод из истории японского спорта. В древнем религиозном центре Киото есть храм Сандзюсангэн-до (Тысячи Будд), обнесенный галереей. Между карнизом храма и галереей есть зазор в 4,54 метра. XVII век дал Японии соревнование среди лучников, главной задачей на котором было произвести как можно больше выстрелов по мишеням через этот зазор, не задев при этом галерею, за 24 часа. Первый турнир прошел в 1606 году, турниры проводились еще и в 1842 году, но интерес к этим состязаниям особенно возрос после 16 апреля 1686 года, когда некий Васа Дайхатиро произвел 13 053 выстрела, из которых 8132 поразили цель. Современный японский историк комментирует: «Так как все сочли, что этот рекорд побить невозможно, состязания в храме Сандзю стали выходить из моды». Конечно, интерпретация современного историка может быть сочтена надуманной, ведь соревнования длились еще 156 лет как минимум, но она очень убедительна с точки зрения того исключительного места, которое занял «рекорд» в нашем современном мире. Что случится, когда на соревнованиях уже нельзя будет собрать урожай новых рекордов и в каждом виде спорта появится свой Васа? Начнем ли мы тогда понимать спорт в греческом смысле, как драматическое соперничество мужчины с мужчиной (или женщины с женщиной), или мы как-то иначе научимся удовлетворять фаустовское желание увидеть нечто небывалое и несравнимое? Лучше сейчас подождем, а после все увидим своими глазами.

Понравился материал? Помоги сайту!