Николай Рындин: «Из любой школы совриска выходят бледные копии преподавателей»

Автор канала «Артобстрел» — о символизме разрухи, художественных стереотипах, божках и прихлебателях

текст: Анна Борисова
Detailed_picture 

На сером небосклоне институционального застоя современного российского искусства все же периодически вспыхивают отдельные светила и созвездия. Попадаются и кометы. Одной из них редакция раздела «Искусство» считает YouTube-канал «Артобстрел», который с сентября 2019 года ведет блогер и художник Николай Рындин. В дисклеймере Рындин называет свой влог первым независимым каналом о российском изобразительном искусстве и уточняет, что независим он «от стиля, школы, времени, тусовки, политического строя и религиозных предпочтений». Чтобы выяснить, насколько эта редкая позиция соответствует действительности, на Кольту после долгого перерыва возвращается сама Анна Борисова.

— Ты берешь интервью у знаковых персонажей нашего арт-мира, делаешь репортажи с выставок, а также записываешь различные образовательные видео. Думаю, ты не обидишься, если я скажу, что большей части своей аудитории ты известен, скорее, как остроумный, веселый арт-блогер, нежели как художник. Расскажи, как и зачем ты решил заняться этим крайне энергозатратным, некоммерческим делом, крадущим время, которое ты мог бы потратить, допустим, на создание работ, участие в выставках и т.д. Или это стратегия и ты пиаришь себя через свой канал, чтобы потом продвигать и свое искусство?

— В данный момент я не особо пиарю себя как художника на канале. Изначально целью было создать такой контент об искусстве, который отличался бы от всего того, что мы в основном видим на просторах русскоязычного YouTube. Все эти обучающие видео из разряда «как нарисовать сирень», псевдоистория искусства с объяснениями, что такое Мона Лиза и почему Ван Гог отрезал себе ухо, — это ни о чем. Мне захотелось делать живые, нестандартные материалы об актуальной художественной жизни, освещать выставки, показывать современных российских художников, а также какие-то видео, где я или другие художники одновременно рисуем, делимся опытом и беседуем на различные темы, связанные с искусством. Аудитория, для которой я работаю, — это либо люди, которые не связаны с искусством вообще, но хоть немного интересуются, либо, например, те ребята, что учатся в художественных школах, институтах, но далеки от всех актуальных процессов. Мне хотелось представить художественный мир легко и по возможности весело, донести мысль о том, что современное искусство ближе и понятнее, чем кажется, но при этом показать, насколько нынешняя арт-сцена противоречива, насколько полярны взгляды. Это важно, так как, на мой взгляд, наш художественный мир довольно закрыт, никто почему-то не думает о зрителе (самая частая позиция — «если ты хочешь понять мое искусство, то почитай книжки»), и вот я решил в каком-то смысле «отдуваться за всех», просвещать, быть неким связующим звеном между арт-миром и всем остальным. Если художник делает искусство для двадцати своих друзей, критиков и меценатов, а иных зрителей в этой цепочке не предполагается, тогда вопросов нет, но если он хочет как-то взаимодействовать с окружающим миром и быть зеркалом времени, в котором он работает, то нужно как-то менять свое снобистское отношение.

— Ты начал брать интервью у художников близкого тебе круга (академического или околоакадемического). Такой контент не отпугивал представителей противоположного крыла, когда ты предлагал им записать беседу? Вообще насколько контактны наши художники, кураторы, критики, искусствоведы и сильны ли предубеждения?

— Я старался и стараюсь брать максимально полярных персонажей, чтобы наглядно предъявить эти позиции острого неприятия и абсурдность этого. Например, академики считают, что только они занимаются настоящим искусством, а ребята, условно говоря, с «Винзавода» уверены, что именно они держат руку на пульсе, а академикам давно в гроб пора. Можно найти и другие подобные примеры («правые» и «левые», допустим). На мой взгляд, многие из них просто не понимают, что находятся в одной «комнате» и процессы, протекающие в искусстве, гораздо более многогранны и сложны. Что касается контактности, то у меня были случаи отказов: например, Алиса Йоффе не захотела давать интервью — видимо, после того как увидела ролик с Иваном Лубенниковым и меня в ватнике на заставке. А с другой стороны, и профессора, преподаватели монументальной мастерской из Суриковского института, заявляли: «А зачем нам это, а что, а куда?..» (однако с ними все же удалось договориться). Поначалу мне было неприятно, но затем я понял, что большая часть людей в арт-мире все же готова к диалогу.

— По твоим вопросам в различных интервью я поняла, что как выпускник академического художественного института ты остро чувствуешь и переживаешь тот раскол, который у нас существует в сфере образования (например, между Суриковским и «Базой» или школой Родченко лежит пропасть), при этом выпускники неакадемических институций явно чувствуют себя гораздо более уверенно. Напротив, ребята, получившие академическое образование, после чаще всего идут учиться в современные институции, потому что понимают, что за шесть лет им не дали необходимых современному художнику базы знаний, кругозора, а также у них часто нет соответствующего круга общения, пространства для диалога и т.д. То есть очевиден кризис академического образования. Как ты думаешь, эта ситуация как-то изменится?

— Я думаю, что у нас кризис не только в академическом образовании, но и в школах современного искусства, потому что в первом случае упор идет только на классическое наследие, а во втором — в основном только на конец XIX, XX и XXI века. Но я считаю, что ищущий да обрящет. Если у тебя есть интернет и ты умеешь читать, то совершенно не обязательно идти учиться в какую-то школу совриска. В принципе, окончив институт, адекватные люди понимают, что в нынешнем контексте самообразованием все равно придется заниматься всю жизнь. Большинство же ребят думает, что эти институции откроют им дивный новый мир, дадут связи, пропустят в тусовку и они наконец обретут то, чего им не хватало в академическом институте.

— А ты не считаешь, что в академических институтах не хватает диалога? Диалога студентов друг с другом, диалога с преподавателями, обмена мнениями и, соответственно, умения говорить о своих работах, анализировать и т.д.?

— Я думаю, что тут дело в самих студентах. Я ни единой минуты не сожалел, что окончил институт, потому что я делал там абсолютно все, что хотел, и никто мне не запрещал. Другой вопрос, что я многого не знал, но после того, как окончил «Сурок», постарался наверстать. Понимаешь, академическое образование на то и академическое — оно должно быть в хорошем смысле консервативным, и я в этом ничего плохого не вижу. Тем более что и в школах совриска все зачастую тоже довольно авторитарно, но на иной лад. В этом плане эти полюса достойны друг друга. В основном из любой мастерской института или школы совриска выходят бледные копии преподавателей. Но дело не в преподавателях, а в самих студентах. Они чаще всего сами не хотят диалога и не хотят думать, отстаивать свои взгляды, если таковые вообще имеются.

— А академизм, по-твоему, жив? Академическая живопись высокого уровня у нас еще существует? Мне-то кажется, что она со второй половины XX века заметно деградировала и продолжает деградировать.

— Да, есть такое, но кризис общий — и для академизма, и для contemporary.

— Каких современных российских художников ты считаешь наиболее значимыми?

— Нестора Энгельке, Павла Отдельнова, Марию Сафронову, Рината Волигамси, Александру Железнову, Алексея Гинтовта, Дмитрия Гутова, Антона Кузнецова, Дениса Ичитовкина, Ладу Учаеву… Некоторые из них появлялись у меня на «Артобстреле», и это, конечно, не случайно. При этом как-то так получается, что после интервью у меня возникает к ним еще масса важных вопросов, будто это было только репетицией. В общем, это даже довольно обидно. Но на самом деле, конечно, причина в том, что я совершенно искренне задаю довольно простые вопросы, ответы на которые интересуют и меня, и широкую аудиторию.

— У тебя в инстаграме в информации о себе на первой строчке написано «художник в пятом поколении», а на второй — «член МСХ, РСХ, ТСХР». На контрасте с твоей антипафосной, пацански-хипстерской манерой подачи материала это выглядит как стеб. Так и есть или все это для тебя реально имеет значение?

— Просто инстаграм-аккаунт смотрят не только те несколько десятков человек из художественного сообщества, которые якобы могут как-то влиять на твою судьбу, но и те люди, которым по этим пунктам легче понять, кого они слушают/смотрят, кто я такой. У меня написано, что я художник в пятом поколении, и это действительно в каком-то смысле стеб. Но, с другой стороны, мне кажется, что это интересный, прикольный факт — так или иначе, я с детства варюсь во всем этом.

Насчет членства в союзах — многие считают, что они вообще никому не нужны и это гнилое болото, но я не согласен. Они нуждаются в реформировании и современных подходах к работе, но опять-таки те ребята, которые вступают в них после окончания института, спустя время констатируют факт: «здесь все тухло», мастерской не видать — и, разочарованные, на все забивают, а нужно что-то делать, потому что ресурсы там есть. Неважно, где ты — в союзе, на «Винзаводе» в «Открытых студиях», в мастерских «Гаража»: важно, для чего конкретно ты туда пришел и чего хочешь. Везде есть свои божки и свои прихлебатели, есть бессмысленные бонусы и активности, которые создают иллюзию роста социального капитала в своем узком, зашоренном мирке (с позицией «вон те все придурки, а мы-то тру-художники»), и в этом смысле все одинаково.

— Судя по количеству подписчиков, просмотров, комментариев и росту этого всего — как ты оцениваешь интерес к современному искусству в нашей стране? Какие настроения ты улавливаешь?

— Я вижу, что людям это интересно, но у нас мало кто берется объяснять это все доступным языком. За что я люблю Гутова, так это за то, что он просто и наглядно пытается донести до людей, почему искусство значимо и требует изучения. То же самое могу сказать про лекции Ирины Кулик. Это все очень важно — налаживать связь с аудиторией, далекой от искусства. Потом эти люди, в свою очередь, будут говорить своим знакомым: «Да ты не понимаешь, это важно и интересно, послушай вот это и почитай вот то…» Я вижу, что молодые люди тянутся к пониманию искусства, и они не спрашивают: «А что это за фигня?» — чтобы не слушать ответ, заранее выразив пренебрежение: наоборот, по вопросам понятно, что они очень хотят вникнуть и прочувствовать. Я веду стримы в рамках «Артобстрела», и мне буквально сыплются вопросы о разных современных художниках от людей, которые живут в далекой провинции и смотрят стрим в три часа ночи. А у них там почти ничего нет, кроме каких-то художественных школ и кружков, где чаще всего преподают вернувшиеся домой разочарованные выпускники какого-нибудь столичного академического института, осознавшие, что больше ничего не могут, и преподающие так, что только ломают судьбы ребятам, которые тянутся к искусству и хотят знаний.

— Дмитрий Гутов в интервью тебе сказал, что в нашей стране присутствует «гигантская ненависть к культуре». Ты с этим согласен?

— Мне кажется, что Гутов сказал про определенную прослойку людей, которые, например, закрывают выставку «Осень пахана», собираются посадить художницу Юлию Цветкову и т.д. А так я бы сказал, что порой прослеживается не ненависть, а, скорее, лирическая индифферентность. Мне видится в этом какой-то дзен в русском изводе, когда стоит деревня и там разваливается старинный храм, а люди просто с этим сосуществуют, как будто ценность для них не в объектах и они не боятся вот этого процесса утраты, будто он самоценен и важен. Может, я совсем конченый, но нахожу в этой разрухе нечто прекрасное и глубоко символичное, какой-то философский взгляд на жизнь. В этом смысле мне кажется очень знаковой группа «Эстетика е∗∗ней» «ВКонтакте», в материалах которой можно увидеть не только критический взгляд и иронию, но и очевидную уже красоту, что-то глубоко трогающее, значимое, что уже стало частью нашей визуальной ДНК, если можно так сказать.

Николай Рындин. Деисус. 2020. 194х504 смНиколай Рындин. Деисус. 2020. 194х504 см

— Как блог повлиял на твои работы? Заметно, что ты вырос как художник спустя некоторое время существования «Артобстрела». Речь, конечно, не об известности, но об идейной глубине работ, их качестве и масштабе. Такое ощущение, что ты избавился от давления школы, стереотипов и осознал, о чем именно тебе интересно говорить (я, прежде всего, имею в виду твои работы на темы памяти и религии — особенно «Деисус», для создания которого ты собирал старинные двери, а затем сверлил в них образы).

— Для меня «Артобстрел» — это, помимо всего прочего, моя личная школа современного искусства. Как уже говорилось выше, общаясь с художниками, я задавал вопросы совершенно искренне, исходя из того, что мне непонятно и что волнует меня самого. Во многом я заполнял брешь в образовании. Вообще мне не стыдно признаться, что я уже после окончания института прошел через абсолютнейшее невежество в том, что касается искусства XX и XXI веков, но я все же хотел разобраться.

— Расскажи, чем тебе интересна проблематика современного религиозного искусства. Она у тебя явно преобладает.

— Искусство, связанное с верой, — это попытка разобраться в том, что все это для меня значит, учитывая исторические обстоятельства, положение веры в современной России и т.д. До этого я просто писал какие-то картинки, не вкладывая в них никакого особого смысла и значения, и искренне удивлялся, почему это никому не нужно. Затем я начал искать противоречия и интересующие меня вопросы в самом себе. Мне хотелось опознать в себе что-то мое, настоящее, беспокоящее. Я перечислял, например, что я люблю: свою страну, деревню, избы. Я понимаю, что это звучит так же поверхностно и обобщенно, как фраза «я тебя люблю», но тем не менее за словами кроется большее. В общем, мне было сложно, тем более что я в большей степени был подкован именно на ремесло.

Николай Рындин. Иоанн Златоуст. 150х75 смНиколай Рындин. Иоанн Златоуст. 150х75 см

— У тебя уже целая серия этих просверленных работ. Ты уже выставлял ее где-то помимо соцсетей?

— Пока нет. К тому же я еще хочу дополнить ее.

— Последний вопрос — как будет развиваться «Артобстрел»?

— Я надеюсь, что будет развиваться стремительно. У нас сейчас почти десять тысяч подписчиков, что для YouTube-канала подобного формата значительно. Буквально на днях мы отсняли большой блок качественных обучающих роликов. Поскольку мы говорим о визуальном искусстве, я считаю, что снято все должно быть на высоком уровне. Репортажи с выставок и интервью также будут, причем я хочу больше внимания уделять молодым авторам.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Смерть КапитанаСовременная музыка
Смерть Капитана 

Полная авторская версия финальной главы из книги Александра Кушнира «Сергей Курехин. Безумная механика русского рока». Публикуется впервые

9 июля 20211058