Образцовые рабочие образцового автозавода

В 2021 году Нижнему Новгороду исполняется 800 лет. В рамках юбилейных торжеств «Центр 800», курирующий подготовку города к празднику, и издательство TATLIN составили — при поддержке правительства Нижегородской области — объемный, богато иллюстрированный том под названием «800 лет Нижнего Новгорода: пересборка. Истории города и его людей». Составители и редакторы книги Кирилл Кобрин и Александр Курицын сделали не обычное «юбилейное издание». Сам город, прошлое, настоящее и будущее его жителей, его строений, его ландшафтов — главные герои книги. В ней предлагается иная перспектива разговора о Нижнем Новгороде / Горьком / Нижнем Новгороде. Авторы текстов — писатели, историки, искусствоведы, философы, художники, филологи — пишут о городе, исходя из своего профессионального и творческого опыта. Их тексты сложились в объемный образ Нижнего, знакомый и совершенно новый одновременно. Мы публикуем фрагмент эссе британского архитектурного критика Оуэна Хэзерли «Конвейеры и золотые купола. Взгляд иностранца на закрытый город», которое вошло в шестую главу «Город Горький».

Немногие промышленные города ХХ века были настолько наполнены амбициями, идеологией, межкультурным обменом и межкультурным непониманием, как нижегородский Автозаводский район. Целый город на более чем 100 тысяч жителей, связанных с огромным автозаводом, который был построен американской компанией по американской технологии, стал — как минимум поначалу — экспериментом в области коллективной жизни. Рабочие вербовались отовсюду, даже из-за границы, а лидеры международного рабочего движения приезжали с визитом, чтобы узнать, как выглядит этот «рай для трудящихся», и посмотреть, чем район, построенный для рабочих «Форда» в СССР, отличается от аналогичных районов в Великобритании и США — соответственно Беконтри и Дирборна. Соцгород по большей части сохранился и по сей день, хотя немного изменился и оскудел, но это все еще трехмерный выставочный образец социалистического промышленного района, каким он задумывался.

Из центра Нижнего Новгорода до Автозаводского района быстрее всего доехать на метро — по линии, построенной в 1977–1985 годах. С точки зрения инфраструктуры этот новый промышленный район развит значительно лучше, чем его британские аналоги; например, построенный в 1930-е годы рабочий район Уитеншоу на окраине Манчестера (сопоставимого с Нижним Новгородом по размеру) лишь в 2014 году связали с городом трамвайной линией, никакого железнодорожного сообщения, ни подземного, ни наземного, там никогда не было. Трамваи — довольно разбитые — ходят по Автозаводскому району почти каждую минуту; метро, конечно, реже, зато солиднее — район обслуживают целых четыре станции. Поднявшись из метро на поверхность, замечаешь и другие отличия от Великобритании. Во-первых, завод до сих пор работает, хотя объем производства и число занятых на производстве существенно снизились; во-вторых, он до сих пор увешан многочисленными идеологическими плакатами и произведениями агитпропа; в-третьих, достижения лучших работников и особо выдающихся местных жителей до сих пор отмечают на досках почета, которые монтируют прямо на фонарях. «Отличники производства» и «Гордость нашего района» до сих пор могут лицезреть там свои фотопортреты.

Из постоянных монументов обращают на себя внимание несколько аляповатый памятник Ленину и первый выпущенный заводом грузовик на пьедестале, сложенном из бетонных цифр 1932, а наибольшее впечатление производят две огромные мозаичные панели 1982 года, сделанные к 50-летию завода: на переднем плане одинокие фигуры размахивают флагами, за ними некрупные рабочие в комбинезонах и защитных масках собирают на одной панели автомобили, на другой — танки; все это выложено из блестящих голубых, красных и оранжевых камней. То, что завод давно стал капиталистическим предприятием, принадлежащим олигарху Олегу Дерипаске — кстати, большому другу бывшего британского министра Питера Мандельсона, — отнюдь не привело к декоммунизации визуальной риторики и уличного убранства возле отделанной красным гранитом заводской проходной. Скорее, наоборот: свежие фотоистории на стендах рассказывают о суровом сталинском наркоме тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе, о танках, собранных женщинами во время Великой Отечественной войны, и о колонне черных «Волг» на Вестминстерском мосту. У ворот фабрики Форда в Дагенхэме такого не увидишь. Очевидно, что здесь конвейерная сборка автомобиля имела совсем другой идеологический смысл, чем в Америке, где она символизировала свободу и индивидуальность.

Есть в этом некая ирония: ведь изначально это был совместный советско-американский проект. Завод строился по проекту «Форд мотор компани», и какое-то время на воротах рядом с изображением Ленина даже висел логотип «Форда». Завод строился по образу промышленного центра Форда в Детройте и других городах — с тем лишь исключением, что Генри Форд тут не был собственником: Великая депрессия заставила ультраконсерватора и врага профсоюзов Форда возводить государственные заводы для коммунистов. Непосредственно постройкой района занималась «Остин компани» — инженерная фирма из Кливленда, штат Огайо (не путать с английским автопроизводителем). В своем компендиуме ранних советских утопий «Революционные мечты» Ричард Стайтс пренебрежительно отзывается об этом проекте как о неудачной попытке реализовать идеи нового коллективизма, каким он виделся в первые послереволюционные годы. «Город рабочих Горьковского автозавода был спроектирован американцами и одобрен советской властью — с централизованной системой школ, клубов, больниц, пекарен, фабрик-кухонь, прачечных и других услуг для 18 тысяч рабочих, живущих в домах на 300 человек: насквозь симметричный фаланстер для современной фабрики. Для строительства завода пришлось снести целую деревню с населением 3000 человек. Однако даже в 1932 году тут не у каждого был свой угол и не в каждый дом провели воду. Эти постройки оказались пародией на светлые мечты о чистых и рациональных многоквартирных домах, какими их видели градостроители 1920-х годов» ^[1].

Утопическая мечта столкнулась с суровой реальностью «отсталой» аграрной страны, переживавшей стремительную насильственную индустриализацию. В данном случае у нас есть документ, показывающий, насколько трудными были на самом деле отношения между американскими промышленниками и советскими архитекторами, и свидетельствующий, что получившийся в итоге «потемкинский» модернизм не был неизбежным. В книге «Строительство утопии» историю «соцгорода» описал сын главы «Остин компани» Ричард Картрайт-Остин. Он отмечает, что проект был выбран на конкурсной основе в «советском Баухаусе» — ВХУТЕМАСе: там победил вариант с параллельным расположением многоквартирных домов, соединенных надземными переходами и равномерно оборудованных всеми удобствами, с открытым пространством между ними ^[2]. Впоследствии инженеры «Остин компани» доработали этот проект, понимая, что советская строительная отрасль не способна произвести необходимый объем стекла и бетона, поэтому стены стали кирпичными, c тонко проработанной кладкой, окна уменьшились, но общая идея оставалась поначалу неизменной. Более того, методичные американцы как будто бы даже ею загорелись. Глава проекта Аллен Остин писал в 1931 году в «Нью-Йорк таймс мэгэзин» о степени коммунальности, предусмотренной в новом городе: «Четвертый этаж каждого здания состоит из комнат покрупнее — по площади это как объединенные комнаты на одного и на двух человек. Их займут “коммуны” — группы из трех-четырех молодых мужчин или женщин, которые вместе учатся или работают» ^[3]. Этот проект не был реализован, но не из-за влияния американской морали, конформизма или «тоталитарного» упора на коллективизм, а из-за созданного первой пятилеткой демографического вихря, а именно из-за тотальной недооценки масштабов притока населения в города и промышленные центры.

Картрайт-Остин цитирует репортаж американской журналистки Милли Беннет, которая, если не обращать внимания на некоторую экзотизацию, точно описывает охвативший советские города водоворот безудержной индустриализации: «Русские рабочие приходят на заводы из деревень; это дюжие крестьяне и крестьянки с рюкзаками за плечами. Они живут в наскоро возведенных длинных бараках. Потом, не дожидаясь окончания строительства, они заселяют дома в городке рабочих — на 300 семей каждый — и обустраиваются там лагерем» ^[4]. Она подчеркивает, что ни электричества, ни других удобств в этих домах еще нет. Картрайт-Остин отмечает низкую популярность коммунальных квартир, но едва ли дело тут было в идеологии — скорее, в том, что «некоторые коммунальные службы так и не были запущены». Судя по книге, после ухода американских инженеров общий образ Автозаводского района откатывается на протяжении 1930-х годов в сторону более консервативной эстетики: у зданий появились двускатные крыши, а про надземные переходы между ними больше уже не вспоминали. Конец этому идеальному советско-американскому городу рабочих пришел, как только с конвейера сошел первый автомобиль: «Утопический город 1930 года пал жертвой экономической необходимости. От него пришлось отказаться в 1932-м… рабочие нового автозавода жили там практически так же, как рабочие в других частях света» ^[5]. Что касается жилищных условий, то так оно, похоже, и было. Уроженец Автозавода писатель Кирилл Кобрин в рассказе «Последний европеец», описывая ночную жизнь Дублина, говорит, что он как будто вернулся в советские пролетарские 1970-е и вспомнил: «Тоска во взгляде алкоголически-надтреснутых женщин. Шпанята с острыми носами, зябко свернувшиеся в дешевые курточки. Парни, всегда готовые к выпивке и драке. По понедельникам — неистребимая блевотная вонь на улицах. Горький. Автозавод» ^[6].

В автозаводских кварталах первой очереди дома до сих пор стоят короткими рядами; у некоторых даже сохранились в первозданном виде кирпичные фасады, хотя попадаются балконы, отделанные дешевым гофрированным железом, и довольно странного вида мансарды с красными крышами, явно построенные совсем недавно. Архитектуры конструктивизма в собственном смысле уже не видно, но в самой организации пространства она чувствуется — это коллективный город-сад с довольно легкими, непринужденного вида бульварами с деревьями по обеим сторонам: по ним можно разве что неторопливо прогуливаться. Здесь спокойно, вполне красиво — это не дачный пригород, а парковая окраина. Самое разительное отличие от пролетарских британских Беконтри и Уитеншоу — многоквартирные дома. Там, как и в США, образцом остается просторный дом на одну семью с палисадником перед входом и большим участком на заднем дворе, здесь же все зеленое пространство является общественным. За исключением крохотного квартала, построенного для американских инженеров, домов на одну семью тут нет.

Массовая безработица во времена Великой депрессии совпала с большой потребностью в рабочей силе в Советском Союзе, поэтому Автозаводский район в те годы, как магнит, притягивал из-за границы рабочих, убежденных социалистов, профсоюзных лидеров и рядовых членов профсоюзов. Среди последних были братья Виктор и Уолтер Рейтер: им не показалось, что условия работы здесь лучше, чем в США. Они организовали забастовку на автозаводе и попали в черный список, после чего вернулись в США, где стали активными участниками воинственного профсоюза работников автомобильной промышленности United Automobile Workers и впоследствии возглавили забастовку на заводе «Дженерал моторс» в 1936 году. Как и в Нижнем Новгороде — в 1932-м его переименовали в Горький, — братья Рейтер оказались в черных списках, пережили избиения и покушения, но в итоге победили и создали первый объединенный профсоюз работников автомобилестроения. Позже им даже довелось подшутить над Хрущевым на его встрече с лидерами американского рабочего движения во время визита в США в 1959 году; они спросили его по-русски: «А Горьковский автозавод все еще носит имя Молотова?» (бывший министр иностранных дел к тому моменту уже находился в опале). А Уолтеру Рейтеру наконец представился шанс задать самый главный вопрос, ответ на который он так и не смог получить в Горьком: «Не могли бы вы привести хотя бы один пример, когда ваши профсоюзы не соглашались с политикой правительства?» «Зачем вы суете нос в наши дела?» — огрызнулся Хрущев ^[7].

Еще один деятель профсоюзного движения по другую сторону Атлантики гораздо подробнее описал условия жизни рабочих на автозаводе. Тогдашний лидер Британского конгресса тред-юнионов сэр Уолтер Ситрин противопоставляет условия жизни переехавших на работу в город советских крестьян и муниципальное жилье с просторными комнатами, садами и городскими удобствами, ставшее доступным для британских рабочих благодаря лоббистским усилиям профсоюзов. Путевые заметки, созданные в ходе поездки по СССР в 1935 году, он озаглавил «Ищу правду в России»; в Соцгороде эта правда, как ему показалось, утопала в грязи. «Мы посетили Соцгород, — пишет Ситрин. — Он исключительно хорошо спланирован — с добротными широкими улицами, которые, я надеюсь, когда-нибудь заасфальтируют. Сейчас там сплошная грязь, и трудно не задаться вопросом, будет ли здесь когда-нибудь по-другому. Эти люди очень спешат строить, но редко доводят дело до конца. Им как будто не хватает на это времени». Его удивляет, что улицы не заасфальтированы, но деревья при этом аккуратно высажены — очевидно, он не задумывался о том, что асфальт и бетон были тогда в большем дефиците, чем саженцы. С чисто английским чувством неловкости он отмечает: «Мне было неприятно от мысли, что мы будем заходить в квартиры в измазанной грязью обуви. Но так мы и делали» ^[8]. Он обнаружил квартиры, где на каждого отводилось пять с половиной метров (что, надо признать, было лучше, чем в этом городе в целом, где на человека приходилось в то время три с половиной квадратных метра), семья из четырех человек занимала две комнаты, пользуясь общей с соседями кухней, — коммунальная жизнь оказалась не столь удобной, как обещали проекты, разработанные во ВХУТЕМАСе. О самих удобствах он вообще не пишет, поскольку тогда еще ничего не было готово, но именно в этом и проявлялось разительное отличие условий в СССР и на Западе.

В британском Уитеншоу, к примеру, главная архитектурная достопримечательность для тех, кого не трогают дома в стиле движения «Искусства и ремёсла», — это экспрессионистские церкви, современные кинотеатры обтекаемых форм или торговые улицы. Никаких церквей в заведомо безбожном городе Горьком быть, разумеется, не могло, а вот кинотеатры и сфера потребления определенную роль играли. Универмаг был построен в 1937 году по проекту Льва Наппельбаума в постконструктивистском стиле, т.е. с упрощенными застекленными объемами и слегка классицистским декором. Изящно изогнутый и застекленный объем центральной лестницы до сих пор поражает воображение, а искусно сделанную балюстраду не портит даже привычное для современной России нагромождение магазинчиков и ларьков внутри. В промышленных городах и крупных районах муниципального жилья в Англии в 1930-е годы точно так же безраздельно властвовали магазины сети «Ко-оп». Большие кинотеатры там тоже были, но трудно сыскать «Одеон» размером с автозаводский «Мир» — еще одно здание 1937 года, построенное по проекту архитектора Александра Гринберга. Квадратный портал, отделанный темным гранитом, с кессонным потолком служит главным входом в здание, а крыло с рестораном и прочими службами увенчано соцреалистическими скульптурами — мускулистые мужчины и пышные женщины с хорошо проработанными пластическими изгибами.

Напротив стоит Дворец культуры — один из тех единых театрально-музыкально-образовательных центров, которые играли в СССР столь же важную роль, как и в каком-нибудь патерналистском предместье типа Бурнвиля ^[9]; впрочем, в Горьком он куда масштабнее. Это банальный образчик сталинской архитектуры — массивный объем, хаотично декорированный классицистскими элементами. При этом внутри, за величественным неоклассическим центральным атриумом, подвергшимся весьма небрежному ремонту, имеется мозаика периода оттепели. На центральной панели изображен Ленин, на двух боковых — жизнерадостные, легкие образы революции, строительства, науки, футбола, резвости и веселья, совершенно преображающие тяжеловесный интерьер здания. Все образы здесь связаны с кипучей деятельностью. Железобетонные панели взмывают ввысь на крюках подъемных кранов, чтобы сложиться в здания. Дымят заводские трубы. Мужчины в длинных шлюпках энергично работают веслами. Молодежь сидит у костра. Женщины-ученые вглядываются в пробирки. И над всем этим, на потолке лестничного колодца, красуются канонические образы мухинских рабочего и колхозницы — советского аналога статуи Свободы. В совокупности мозаики отражают идеализированное представление общества о себе самом в трех разных стилях: «спортивная» часть реалистична, но при этом она яркая и бесхитростная, роспись потолка тоже упрощенная, мультяшная, похожая на работу какого-нибудь американского послевоенного иллюстратора — вроде Сола Стейнберга. Напротив мозаик висят реалистические панорамы Волги — сюжета, в разработке которого противоречий между современной и советской эстетикой не возникало.

Некоторые виды активного отдыха, изображенные на стенах ДК, доступны и по сей день в расположенном по соседству «мини-парке Горького»: это типичная «благоустроенная территория», не слишком отличающаяся от парков в промышленных городах и районах муниципального жилья на Западе, возведенных в межвоенное время, хотя тут больше героических скульптур и терпимости к китчу — это наполовину городской парк, наполовину луна-парк; архитектурной доминантой здесь является заброшенное кафе «Тарелка» — безыскусная летающая тарелка из 1970-х, сочетающая в себе дух футуризма, грубые формы и упадок, передающиеся всему окружающему пространству. Вокруг Парка культуры — более поздние неоклассические жилые дома, иерархическая, монументальная сталинская архитектура, пришедшая на смену коллективистским мечтаниям конструктивизма; некоторые построены по проектам бывших конструктивистов — вроде гигантского радиусного дома с полукруглыми балконами, неожиданного произведения братьев Весниных. Рядом с парком — ряды хрущевок, заброшенная ТЭЦ и несколько одинаковых башенных домов из красного кирпича. Все это пребывает в упадке. Но, несмотря на безработицу, неравенство, распад и уныние, на Автозаводе в глаза бросается не разрыв с прошлым, а то, что с ним связано. Это не уникальные черты советского прошлого вроде квартплаты, не превышавшей пяти процентов заработка, или полной занятости, но все равно нечто, чего нельзя представить в городах Форда на Западе. Конечно, тут можно назвать доски почета с жителями города, развешенные по всему бульвару. Но возле Автозаводского парка есть нечто, что не просто выжило, но и продолжает развиваться.

Там находится импровизированный пляж на заброшенном карьере у озера. В погожий майский день он усеян не только мусором, но и людьми: они греются на солнце, флиртуют, загорают топлес, сидят компаниями, пьют — одним словом, ведут себя примерно как на пляже в Дагенхэме ^[10]. Мы сидели на скамейке, пока не полил (неизбежный) дождь. Вокруг пляжа — череда башенных домов, явно выстроенных в какую-то линейную систему, как стена на другой стороне озера. На первый взгляд, их построили в 1980-е, хотя на самом деле в 2010-е, и квартиры в них не раздают практически бесплатно рабочим завода, хотя с точки зрения архитектуры и планировки это те же самые здания. Это микрорайон XXI века. Все «социальные» аспекты социализма отброшены, не считая каких-то ошметков, зато его эстетика и технологии оказались на удивление востребованными ^[11]. Может быть, новым жильцам этих неуклюжих башен когда-нибудь повезет оказаться на Доске почета работников автозавода.

Перевод с английского Петра Серебряного

---

^[1] R. Stites. Revolutionary Dreams. — Oxford, 1989. P. 237–238.

^[2] Речь идет о домах, получивших позже народное название «щитки» (прим. ред.).

^[3] R. Cartwright-Austin. Building Utopia — Erecting Russia's First Modern City 1930. — Kent, 2004. P. 54.

^[4] Ibid. P. 166.

^[5] Ibid. P. 56.

^[6] Kirill Kobrin. The Last European (3am Press, 2013), unpaginated. В данном издании цитируется по оригиналу: К. Кобрин. Где-то в Европе. — М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 107.

^[7] P. Carlson. K Blows Top. — Public Affairs, 2009. P. 147.

^[8] W. Citrine. I Search for Truth in Russia. — Routledge, 1936. P. 149.

^[9] Образцово-показательный поселок под Бирмингемом, построенный в конце XIX века кондитерской компанией «Кэдберри» для ее рабочих (прим. ред.).

^[10] Еще один населенный пункт (восточный пригород Лондона), где в начале 1930-х компания «Форд» построила автозавод. Завод закрыли в 2002-м. В окрестностях Дагенхэма расположено несколько водоемов, природных и искусственных, а также протекают небольшие речки.

^[11] Этот парадокс описан у Макса Шера и Сергея Новикова. См.: M. Sher, S. Novikov. Infrastructures. — Recurrent Books, 2019.

Понравился материал? Помоги сайту!