«Я бы хотел работать на русскую секретную службу»

В апреле испанский режиссер Альберт Серра приезжал в Москву для проведения семинаров со студентами Московской школы нового кино, а также представил в кинотеатре «Октябрь» свою картину «История моей смерти». Специально для COLTA.RU c режиссером поговорили Сергей Дешин и Евгений Карасев — об абсолютной власти и Сокурове, о шпионаже и судьбе Каталонии, о пижамах и Каннах.

Пятница, 23:00, абхазский ресторан на Ленинградском проспекте. В глубине зала за столом сидят Альберт Серра и его сопровождающая во время визита в Москву Анна Голенко. В ресторане довольно шумно. Пока Дешин настраивает запись, Серра успевает заказать порцию хинкали.

Сергей Дешин: Первый вопрос: как вам студенты Московской школы нового кино и вообще — верите ли вы в кинообразование?

— Э-э-э, ну нет, хотя… ну чтобы достичь какого-то среднего уровня — да, но стать выдающимся кинорежиссером… не думаю, что это возможно внутри школы. Но мне нравится то, что я делаю, а именно — приехать сюда на три или пять дней и постараться вдохновить людей, не учить их полноценно, а просто вдохновить, показать на своем примере, объяснить в общих чертах свою методологию и как человек вообще становится режиссером. И если мой пример, моя цельность могут их вдохновить — это хорошо, потому что потом я уезжаю, а они остаются одни, и дальше им нужно действовать самостоятельно, другой помощи не будет, потому что я не вернусь. Пусть ищут свой метод. Одного правильного способа снимать кино не существует, а сейчас, когда все цифровое, процесс стал более открытым, чем когда-либо. Ты можешь делать что угодно. Тебе не нужен учитель; что бы ты ни делал, найдется место, где это примут.

Дешин: Вы же сами не учились в киношколе?

— Нет, никогда, мне это было не нужно.

Дешин: А что вы слышали про выпуск курса Сокурова?

— Ничего.

Дешин: Не смотрели «Тесноту» Кантемира Балагова?

— Это болгарский фильм?

Дешин: Кабардино-балкарский, это на Кавказе.

— Нет, я не смотрел.

Дешин: Это фильм студента Сокурова, который попал в Канны.

— Да? И что?

Дешин: Мне кажется, Сокуров один реабилитировал всю систему кинообразования в России: он приехал на Кавказ и открыл студентам глаза на мир, сделал то, что не делают ни ВГИК, ни другие московские школы…

— Этот фильм же девушка сняла?

Дешин (раздраженно): Нет.

— Ну, в любом случае этот фильм попал в Канны не потому, что это фильм студента Сокурова или что-то в этом роде, а потому, что им фильм понравился. Сокуров не несет ответственности за этот фильм (пауза). О'кей, здорово иметь контакт с действительно выдающимся мастером, потому что тебе есть на кого опереться, но ты все равно сам по себе. Ты послушал, что тебе сказали, а потом идешь и снимаешь свой собственный фильм. Если ты настоящий художник, конечно. Если нет — ты можешь просто копировать манеру учителя. Послушать мастера, безусловно, полезно, но потом тебе все равно нужно выработать свой стиль, свою тематику… свою собственную личность (пауза). Есть люди, которые могут работать с мастером, и есть те, кому это не нужно...

Дешин: Я видел работы студентов Филиппа Гранрийе; так вот, это все вторичные работы под копирку — под Филиппа Гранрийе.

— Конечно. Потому что это плохо, когда у тебя есть мастер. Мне больше нравится, когда человек появляется из ниоткуда. В этом больше романтики, в этом больше «яиц». Это более престижно, наконец.

Евгений Карасев: Если ты преуспеваешь.

— Да. Разумеется, если ты не успешен… (все хором) …это никогда не будет престижно! (Смеются.)

Карасев: А вам вообще интересно, что станет с вашими студентами? Что у них получится?

— Абсолютно нет.

Карасев: Каждый сам по себе?

— Да. Я просто не думаю, что у них получится что-то невиданное. Понимаете… даже чисто статистически среди всех мировых режиссеров, уважаемых и успешных, интересных мне — всего где-то 25.

Карасев: А вы можете себе представить режиссера, который говорит в интервью, что он — ученик Альберта Серры?

— Меня даже не то пугает, что кто-то скажет, что он мой ученик. Ради бога. Меня больше пугает то, что меня сделают ответственным за какой-нибудь плохой фильм. Предпочитаю, чтобы этого не было. Да и вообще это не о ролях ученика и учителя, а о людях, один из которых читает лекции за деньги, а другой платит за то, чтобы его послушать. Это нечто другое, не настолько глобальное, как влияние мастера. Я им что-то даю, а они платят за это. Вот и все. И то, что я им даю, — это качество. Они получают от меня качество. У меня нет эмоционального вовлечения в преподавание, потому что мне есть о чем волноваться в жизни, но это честный подход.

Дешин: А можно сказать, что вы при этом сами продолжаете учиться? Например, правда ли, что в 2013 году у вас была специальная творческая встреча с Сокуровым?

— Да, там было две встречи, а третью он пропустил, и ее не хватило, чтобы закончить книгу. Это было два с половиной года назад. С ним сложно.

Карасев: Что за книга? Творческий диалог старшего и младшего коллег?

— Нет-нет, просто книга диалогов. Мы встречались в Брюсселе, но это быстро стало проблематичным, потому что он очень закрытый, с ним непросто.

Дешин: Как все русские.

— Да-да (смеется). Он не очень настроен на обсуждение. Но я хотел раскрыть его.

Дешин: А какова была тема ваших разговоров?

— Абсолютная власть.

Дешин: А какой фильм Сокурова нравится вам больше всего?

— «Мать и сын», если выбирать только один. Мне многие нравятся, длинные, документальные…

Карасев: А «Фауст»?

— «Фауст»… Ну, он мне нравится, но, м-м, я не знаю, актер в главной роли разочаровал, что ли. Ну или не разочаровал, но если сравнить его с актерами из «Ленина» («Тельца». — Ред.) или «Хирохито» («Солнца». — Ред.) — они невероятные, а этот… какой-то слишком экстравагантный. Мне кажется, это был неудачный выбор актера. Но мне нравятся некоторые идеи в фильме.

Дешин: Мне кажется, что «Фауст» — это такой «продюсерский Сокуров». Большой европейский Сокуров в хорошем смысле — не случайно он взял главный приз в Венеции.

— А актер не русский, верно? Из Финляндии, что ли?

Дешин: Из Германии вроде. А Мефистофель — это наш великий Антон Адасинский.

— Русский? Я думал, он тоже откуда-то... из Эстонии.

Дешин: Вернемся к Сокурову.

— Нет, мне не кажется, что там дело в каком-то особом продюсировании; хоть это и был большой и дорогой фильм, но он пытался создать отдельный мир, и этот мир требовал денег. На декорации и тому подобное. Хорошая ли была идея уходить во весь этот декор — это другой вопрос. Но после того, как он принял это решение, дело было больше не в продюсерском давлении или в чем-то таком. Я не знаю, что пошло не так: декорации ли, неудачные актеры или что-то еще…

Дешин: Я не случайно спрашиваю о Сокурове, потому что мы недавно перевели текст из Senses of Cinema, где сравниваются ваши фильмы и фильмы Сокурова, чего раньше никто не делал… И, собственно, вопрос про власть…

— Момент, мне нужно заказать что-то выпить. (Официанту) Красного грузинского вина, пожалуйста. Дешевого!

Дешин: Мы теперь знаем, что вы писали книгу про власть, вы сами любите властвовать над актерами, и тематика ваших фильмов, например, «Людовика» — она тоже об абсолютной власти и ее гниении. Вы сами не боитесь власти? Власти, которая разъедает и художника, и политика, и просто человека.

— Нет, не боюсь. У нас система производства кино другая, это общественные деньги, и есть возможность сосредоточиться на художественном качестве. Я не вижу возможности у кого-нибудь повлиять на то, что я делаю. Я снимаю не очень дорогие фильмы; если это фильм за шесть миллионов, то давление может быть сильнее, но за один миллион — нет. Мне все равно. Если вдруг кто-то станет указывать, что мне делать, я перестану этим заниматься.

Дешин: Я не об этом. На мастер-классе вчера вы сказали, что предпочитаете писать сценарии самостоятельно, чтобы показать, что вся власть над фильмом — в ваших руках. Я о такой власти; не пугает ли она вас? (И еще вы говорили, что «отца всегда надо убить: отца как художника, отца как отца и отца как поколение».)

— Да-да, у меня нет отца в художественном смысле, потому что у меня никогда не было учителя. А в смысле поколения идея была в том, чтобы «убить» всех режиссеров поколения 80-х — 90-х. Убить этот суперакадемический подход к кино. Поэтому, когда у нас в руках оказалась цифровая техника, нашим стремлением было вернуться назад, к кино 60-х и 70-х, преимущественно 60-х, и перескочить всех этих академиков 80-х — 90-х.

Карасев: По-моему, вы снова уходите от ответа.

— Я большой коллекционер музыки!

Карасев: Пластинок?

— Нет, дисков. 80% моей коллекции — это музыка 50-х, 60-х и 70-х. Даже 90%. У меня много тысяч дисков. Период начала рок-н-ролла, ритм-н-блюз, соул, фанк. Поп-музыка, рок. Но так как это диски, моя коллекция не имеет материальной ценности. Я всегда слушаю музыку, когда пишу. Что бы я ни писал, я всегда ставлю одну-две песни и повторяю их по кругу тысячи раз, пока не закончу. Так что за каждым моим сценарием стоят две песни. Одна или две. «Историю моей смерти» я писал под песню Гордона Лайтфута (забыл, какую именно) и под Джонни Кэша… или нет, песня Джонни Кэша — это был как раз кавер на песню Лайтфута, а вторая песня — не помню. Это было так давно.

Дешин: А чего у вас в доме больше, музыки или книг?

— Книг намного больше. Не знаю почему. Может, потому, что я всегда спокойнее трачу деньги на книги, чем на диски. Мне кажется это более оправданным — потратить кучу денег на книги. Кстати, есть испанский журнал El Apartamento, может, вы знаете, он наверняка продается у вас в каких-нибудь пафосных магазинах, в «Гараже» или еще где-то; он выходит раз в три месяца. Он об интерьерах, и следующий выпуск посвящен квартирам и домам художников, всяких странных людей. Там будет и обо мне.

Дешин: Так а что вы читаете?

— Все. Я читаю все. Потому что хочу быть в курсе. Немного романов, потому что, мне кажется, только романы полностью раскрывают всю сложность окружающего мира.

Дешин: Правда ли, что вы никогда не читаете рассказов, только толстые книги?

— Да! Я никогда-никогда-никогда не читаю рассказов. Когда был молод, разве что. Читал Эдгара По, Раймонда Карвера, но и тех авторов можно было пересчитать по пальцам. Так что никогда. Скучно. Зато я прочел «Fire and Fury» на прошлой неделе, это книга о Дональде Трампе. Очень хорошая.

Дешин: А как насчет короткометражного кино?

Анна Голенко: А я знаю ответ на этот вопрос: нет. (Все смеются.)

— Нет и никогда! Однажды меня позвали в жюри фестиваля короткометражек. Я говорю: нет, не хочу, я не люблю короткометражки! Мне говорят: «Но почему, это же тебе ничего не стоит, они же короткие!» Ничего не стоит? Наоборот, это гораздо большее усилие, потому что они короткие и их много! Короткие фильмы ужасны!

Дешин: Хорошо, что мы сидим в такой неформальной обстановке, — про вас на русском написано очень много, но все очень серьезно и концептуально. А про вашу повседневную жизнь ничего и не известно.

— Меня просто никто не спрашивал (смеется).

Дешин: Например, мне недавно сказали, что вы в свободное время ведете колонку про шахматы. Это правда?

— Ага. Я в детстве сам играл, следил за чемпионатами мира. А сейчас газета платит мне за это. Например, я только что вернулся из Берлина, с турнира претендентов. У меня есть три любимых русских игрока, но ни один из них не выиграл. Вы знаете, да, что такое турнир претендентов? Это чемпионат, на котором выясняется, кто встретится на дуэли с чемпионом мира. И там было трое русских: Саша Грищук, Сергей Карякин (кто-то из них то ли с Украины, то ли жил на Украине, но суперрусский) и Владимир Крамник, который вообще мой любимый шахматист уже давно. Но они проиграли.

Дешин: Ман Рэй, кстати, всю жизнь играл в шахматы с Дюшаном, а у вас есть друг, с которым вы играете?

— Нет. У меня нет времени. Я просто слежу за чемпионатами в интернете. Ну или если я приезжаю в какой-нибудь небольшой город, то могу пойти в шахматный клуб… Но с последнего раза прошло уже года два, у меня нет на это времени, я постоянно в разъездах. Мне надо управлять своей компанией.

(Серра оглядывается по сторонам и на секунду уходит в себя.)

Мне нравится Россия… Нравится сюда приезжать. Я бы хотел работать на русскую секретную службу.

Дешин, Карасев: Что?!

— А почему нет? У меня много информации, если вдруг кому-то интересно. У меня есть связи, я очень умный! Я слежу за политическими веяниями, много где был, так что, если вы знаете кого-нибудь, кто был бы заинтересован, дайте знать!

Карасев: Вы бы променяли режиссуру на шпионаж?

— Да! Если за это хорошо платят, то да.

Дешин: Если бы это слышал Сокуров!

— Ну и что? У меня нет с этим проблем (улыбается). Это же традиция: секретные службы используют обычных людей с обычными профессиями, но которые в то же время поставляют важную информацию.

Не обязательно же делать что-то особенное, опасное, можно просто отправлять отчеты… Например, я прекрасно знаю ситуацию в Каталонии; русским же интересно, что там происходит, — в первую очередь, из-за газа. Германия и Франция хотят поставлять газ в Южную Африку, поэтому русские немного заинтересованы в независимости Каталонии, потому что она лежит аккурат на этой прямой линии газопровода. Так что, видите, у меня есть информация, и я заинтересован в том, чтобы донести ее до нужных людей, потому что я — инсайдер. Я знаю всех политиков, и я знаю людей. Россия вроде поддерживает немножко движение за независимость Каталонии. Или поддерживала, не знаю, потому что никогда непонятно, что лежит в основе политических решений.

Дешин: А вы сами голосовали за независимость Каталонии? Что там вообще происходит сейчас?

— Вы знаете, я не очень увлечен политикой, потому что когда начинаешь говорить о политике, то все упрощаешь. Упрощаешь и упрощаешь, потому что разговоры о политике — это всегда разговоры с идиотами, тебе приходится под них подстраиваться, и ты настолько привыкаешь упрощать, что речь не идет больше ни о какой сложности мировосприятия, ты начинаешь думать как журналист. А что там происходит… Сейчас половина людей хочет независимости, а результаты референдума показали, что у 83% происпанские настроения. Я не уверен, что в случае легального референдума каталонцы не проиграют. А Испании нужны каталонские деньги, иначе она обанкротится, так что я не вижу никакого решения в ближайшее время или в обозримом будущем. Так что лучше сюда не лезть...

И речь ведь не только о Каталонии: речь обо всем Европейском союзе. Я считаю, что ЕС — это чушь, я сильно против. Чушь. Коррумпированные люди во главе. В отдельной стране есть патриоты, пусть они коррумпированные, но это коррумпированные патриоты, а в ЕС один из Люксембурга, второй из Германии, и в итоге они не патриоты никакой страны. По крайней мере, Путин не пойдет в ЕС. Ничего не хочу сказать плохого про Путина, он мне очень нравится. А в ЕС... все эти управленцы пришли из больших банков, и им все равно, а в отдельных странах люди во главе часто весьма националистически настроены, и они способны на определенные жертвы. Все эти банкиры пугают меня, а Путин… у него есть определенные идеи, правильные или неправильные, я не знаю, порассуждаю об этом в другой раз, но, по крайней мере, он весьма патриотично настроен. (Брезгливо) Надеюсь, ЕС скоро развалится. Через три года — о'кей, максимум через пять лет — будет две Европы: в одной будут богатые страны, которые, возможно, продолжат пользоваться евро, а в другой — остальные. Например, я живу в Испании. Цены на еду такие же, как везде. Цены на одежду — тоже. Цена жилья гораздо выше в Барселоне, чем, к примеру, в Берлине. В Барселоне вообще все дорогое. Единственное, что там дешево, — это алкоголь. Все гораздо дороже, чем в Германии, но в Германии зарплаты в три раза выше, чем у нас. Например, бармен в Берлине, самый обычный бармен, получает в два раза больше, чем бармен в Барселоне. Не говоря уж о Мюнхене.

Дешин: Но ведь в ЕС вам проще находить деньги на фильмы?

— Конечно, потому что это все копродукция. Сегодня необходима копродукция, потому что невозможно найти достаточно денег только в своей собственной стране. Тем более для таких фильмов, которые я снимаю. Да и вообще любых фильмов. Сейчас 95% всех картин — это копродукция. Проблема России в том, что вы несколько изолированы, хотя у вас есть много условий для совместного производства. Это как со Швейцарией. Богатая страна, у которой есть много денег на кино, но работать с ними очень сложно.

Дешин: Богатые люди в России инвестируют, скорее, в спорт, нежели в кино. Например, в футбол.

— Я понимаю. Но вот, к примеру, «Гараж» — это же частный проект.

Дешин: Это современное искусство, это немного другая сфера. Нельзя ведь прийти в «Гараж» и получить грант на нарративное кино.

— Да, это правда. Но это скоро изменится. Не переживайте. Потому что люди так устали от пустоты вокруг, что они найдут отдушину в чем-то еще. Это уже происходит в англоязычных странах: в Англии и особенно в Австралии.

Дешин: Давайте тогда вернемся к кино. Вы как-то сказали, что нет жизни после Канн. Если режиссер встраивается в каннский истеблишмент, то он перестает существовать без Канн. Грубо говоря, ты не можешь после Канн поехать в Локарно. Ваш последний фильм был в Каннах. Сможете ли вы сказать им «нет» и сделать премьеру где-то еще?

— Я об этом не думаю, если честно. Я концентрируюсь на фильме, стараюсь снять наилучший фильм, на какой я способен, и только потом, когда фильм закончен, я начинаю размышлять, что с ним делать. Но только когда он закончен. Это же невозможно, ты будешь полностью потерян, думая о продвижении фильма до того, как ты его снял или даже закончил монтировать.

Дешин: А что вы думаете о режиссерах, которые заранее начинают думать о Каннах, — как Звягинцев, как Эстлунд, как многие другие?

— Почему бы и нет, хороший же фестиваль. Зависит от того, какие фильмы они делают. Я не вижу здесь особой проблемы, даже если в моем случае это не работает. У них другой подход, они никогда не снимали радикальных фильмов, как я! Поэтому для них это, может, и хорошо — думать с самого начала о Каннах, потому что без Канн у них ничего не останется. А вот Лав Диас или Хон Сан Су — им все равно, у них один фильм в Берлине, другой в конкурсе Канн, третий еще где-то. Они сосредоточены на работе. Они даже не продюсируют, они вообще не думают о дистрибуции.

Дешин: Любой русский режиссер мечтает победить в Каннах. Они даже открыто в этом признаются. Сокуров, Звягинцев, Михалков, Тарковский — они все ехали в Канны, чтобы победить. И все всегда расстраивались как дети, проиграв.

— Конечно, это же лучшее место. Там больше всего журналистов. Куда же еще ехать? Туда, где нет журналистов? (Смеется.) Не знаю, я езжу в Канны каждый год. На машине. Я просто живу неподалеку, примерно в 450 км. Каждый год с тех пор, как мне исполнилось 19. То есть нет: я поехал впервые, когда мне было 19, потом не ездил, а с тех пор, как стал режиссером, продолжаю ездить.

Дешин: И смотрите там фильмы?

— Да. Не очень много, потому что в первую очередь я езжу на деловые встречи, но всегда что-то смотрю, примерно по фильму в день.

Дешин: В прошлом году в конкурсе вам что-нибудь особенно понравилось?

— А что там было в прошлом году? Прошлый год был не очень.

Дешин: «Нелюбовь»? Эстлунд?

— «Нелюбовь» да, я смотрел, я был на премьере. И «Квадрат» — тоже на премьере. Я был немного разочарован, потому что у меня был проект, посвященный миру искусства, и я увидел этот фильм и сказал: «Твою ж мать!» Это была очень хорошая идея и абсолютно оригинальная, потому что она непохожа на «Квадрат», но все равно. Было грустно увидеть фильм, а потом он еще и «Пальмовую ветвь» получил… (Вздыхает.) Ну да ладно. Я видел что-то еще... А, Хон Сан Су был в конкурсе! Мне понравился, милый. Что там еще в конкурсе было?

Дешин: София Коппола, Франсуа Озон… (Смеется.)

— А Коппола вроде была хорошая, нет?

Дешин: Какая разница... (Все смеются.)

— Так, что там еще. Сэфди мне не понравились, Ханеке… Я был только на вечеринке, ничего особенного. Йоргос Лантимос. Это мой друг, хороший парень, но, мне кажется, его предыдущий фильм — «Лобстер» — был лучше. А, я еще «Redoubtable» посмотрел!

Карасев: И что вы о нем думаете?

— Ну… Redoubtable («грозный». — Ред.) во всех смыслах.

Дешин: Вы уже начали работу над новым фильмом?

— Да, я буду снимать в сентябре. Маленький фильм.

Дешин: Не короткий метр?

— Не-ет, просто маленький. Не то чтобы совсем малобюджетный, но я думаю, что мы сможем снять его за 500 тысяч. Он будет о сексе и либертинаже, по мотивам пьесы, которую я написал.

Карасев: То есть материал снова не будет современным?

— Нет, в этом — нет. Я хочу снять фильм на современном материале, но там очень много проблем. Надеюсь, что мы сможем начать съемки следующим летом. Это будет шедевр. Я начал писать последнюю версию сценария здесь, в Москве, в номере отеля «Советский». Это лучший отель. И я рад, что я сейчас снова там живу, потому что я каждый день хожу в Школу (МШНК. — Ред.), потом прихожу сюда (в ресторан. — Ред.), а потом иду обратно в отель «Советский» и вообще не выбираюсь никуда в центр. В этот приезд я, правда, был менее счастлив, потому что у меня особо не было работы, — поэтому я разленился и первый день или даже два провел, лежа в номере, читая и слушая музыку в интернете. Отвечая на всевозможные имейлы тоже, разумеется, но все-таки… В прошлом году я там написал целый сценарий. Писал с девяти утра до семи вечера. Потом трехчасовые мастер-классы. Я был счастлив. А сейчас не очень. Не подумайте, мне нравится сюда приезжать. Наверное, мне следует поехать в центр.

Карасев: Не могу сказать, что это обязательно, но можете прокатиться, конечно.

— Да, потому что, когда я еду в такси на всякие показы, мне не очень нравится то, что я вижу в окно. Мне нравится Россия, но это больше мое представление о России, нежели реальность. Мне кажется, это ненастоящая Россия.

Карасев: Вы чувствуете себя здесь не так, как в Европе?

— Да. Здесь все очень другое.

Карасев: Чувство освобождения?

— Именно. И люди приятные. Мне повезло, что МШНК — это всё очень приятные люди. И до меня только сегодня дошло, что это Школа нового кино… Я раньше не обращал внимания на название, но мне всегда казалось, что это Новая школа кино… Но нет! Мне так даже больше нравится.

Дешин: Вам не надоело, кстати, что вас, Педру Кошту, Вирасетакуна все время используют как пример этого самого «нового кино»?

— Нет. Я всех их знаю, они мне все нравятся, и главное — ведь новее ничего так и не появилось. До сих пор нет никого моложе, кто делал бы более интересные вещи, чем мы.

Ресторан закрывается, поэтому все едут продолжать общение в бар «Каурисмяки».

Карасев: Вы вообще часто по барам ходите?

— Когда не путешествую, то каждый день. Понимаете, я никогда-никогда не готовлю дома, поэтому вечером я сначала иду ужинать в ресторан, выпиваю пару бокалов красного вина, а потом иду в какой-нибудь бар. Ненадолго, часов до двух-трех ночи, и выпиваю что-нибудь еще.

Карасев: Виски?

— Или вино.

Карасев: Пиво?

— Нет, я никогда не пью пива. Только красное вино.

(Подходит поздороваться Борис Нелепо, через полминуты он исчезает.)

Вы видели моего друга Борю? Мы все его очень любим, но, по-моему, он самый… странно одетый человек в мире кино! (Смеется.) Неужели так сложно зайти в Zara или еще куда-то, купить пару однотонных рубашек и пиджаков? Вот как я, например. Смотрите (показывает на джинсы): вот это банальный Carhartt.

Карасев: Но вы ведь тоже всегда были склонны одеваться довольно экстравагантно. Два года назад в Мюнхене, когда мы последний раз разговаривали, у вас были какой-то яркий пиджак и цветастый шейный платок (которые вы вообще, кажется, очень любите).

— У меня в детстве были проблемы с горлом, с тех пор мне надо быть очень осторожным, особенно в межсезонье, поэтому я часто ношу или шарф, или платок. Я даже сплю в пижаме с горлом! Хотите, расскажу вам?

Дешин, Карасев (хором): Йеп.

— Я обладаю, наверное, самой уникальной пижамой в мире! На Земле 7 миллиардов человек, а такой, я уверен, больше ни у кого нет! Я купил самую обычную пижаму, однотонную, но с горлом, как у водолазки. А моя мама отрезала у нее рукава. И снизу тоже все отрезала. (Очень выразительно показывает, где и что отрезала мама.) Фактически я сплю в горле с короткими рукавами! Каждую ночь, я даже с собой ее вожу, когда путешествую!

Понравился материал? Помоги сайту!