«На всех фото с собаками-космонавтами появлялась одна и та же женщина. В ней было что-то материнское»

Сегодня в Москве начинается «Артдокфест». Среди фильмов его программы — «Космические собаки», странный фильм: наполовину док о бродячих собаках Москвы, наполовину сказка о призраке Лайки с закадровым рассказом Алексея Серебрякова. Анна Меликова поговорила с авторами картины о работе с животными в естественной среде, советской космической программе и зоотуризме из Германии в Россию.

— Ваш фильм можно назвать постгуманистическим, так как в его центре — не человек, а собаки. Это была изначальная идея — уйти от человеческого взгляда?

Эльза Кремзер: Да, мы хотели показать взгляд, который нам недостаточно хорошо знаком. И подойти к этому с полной серьезностью. Мы посмотрели много фильмов, в центре которых были животные. Но очень часто звери все равно оставались второстепенными персонажами или живыми символами чего-либо. А мы хотели, чтобы у нас в фильме животные сами рассказывали историю.

— На какие фильмы вы ориентировались?

Кремзер: Из тех фильмов, где животные на самом деле играют важную роль, это, конечно, «Наудачу, Бальтазар» Брессона.

— А я сразу вспомнила о «Четырежды» Микеланджело Фраммартино.

Левин Петер: Да, этот фильм был для нас важным при написании сценария с самого начала, еще четыре с половиной года назад. У нас было ощущение, что когда встречаешь в разных городах бездомных собак и стараешься посмотреть им в глаза, то возникает много вопросов. Фундаментальный вопрос — как вообще возможна для нас, людей, встреча с собакой. Мы сами должны открыть в себе свободу, чтобы произошла эта встреча. Мы хотели быть в фильме на равных с нашими собаками, то есть опуститься на их уровень, так как именно там, внизу, все и происходит. Это их угол зрения.

— Вы говорите «при написании сценария». До какой вообще степени все это было заранее прописано?

Петер: Мы полностью придумали весь фильм — от первой до последней минуты.

Кремзер: Все-таки сценарий был, скорее, эскизом того, как мог бы выглядеть фильм. Но он не так уж и далек от того, что получилось в итоге. Сценарий был написан на основе нашего ресерча, который мы проводили в течение года. Мы наблюдали за разными дворнягами. Основу сценария составляли драки, поиск еды, игры. Плюс — история собаки Лайки и весь этот миф.

— Когда у вас возникла эта идея с космосом?

Кремзер: Довольно быстро. Мы решили, что хотим снимать фильм про собак, но пока точно не знали где. Потом мы услышали историю про Лайку. Узнали, что она была рождена на улицах Москвы и там же поймана для отправки в космос. И буквально за один вечер мы придумали эту идею. Нам показалась интересной эта связь — Лайка там, наверху, и здесь, внизу, на улицах. В этом было что-то абсурдное. Мы много смеялись в тот вечер. А наутро мы проснулись и поняли, что это и есть наш фильм. И нам надо ехать в Москву.

— Главных героев вы нашли во время ресерча или во время съемок?

Кремзер: Перед съемками. Молодая собака, которая задает тон всему фильму, еще не была рождена, когда мы приехали в Москву для ресерча. А черную собаку, которую наш герой встречает в какой-то момент, мы уже знали примерно год до съемок.

Петер: Еще к вопросу, когда появилась Лайка в нашем фильме. Мне кажется, это как раз было связано с тем, что в это время мы посмотрели фильм «Четырежды». В нем был какой-то магический реализм, который мы как раз искали для нашего первого совместного фильма. Нам было ясно, что раз мы делаем первый фильм вместе, то это должна быть документальная сказка. Мы хотели сделать фильм, для которого мы найдем реальность, документально будем ее фиксировать, но должна произойти магическая трансформация, выходящая за пределы документальности. В это же время мы смотрели фильмы Мигеля Гомеша, перечитывали «Мастера и Маргариту»… Эта же идея есть в «Солярисе», особенно в книге. Все это вращалось в наших головах, перед тем как мы узнали историю Лайки, услышали советский, практически сказочный, нарратив о собаках. И тогда мы поняли, что основное уже есть.

Кремзер: Ты прав. Мы хотели, чтобы в нашем фильме о собаках было что-то телесное и в то же время сновиденческое. Чтобы реальность воспринималась как сон. Это мы почерпнули из «Арабских ночей» Гомеша, в которых появляются разговаривающие коровы или птица становится нарратором.

— А «Прекрасную и потерянную» Пьетро Марчелло вы смотрели?

Петер: Точно, этот фильм тоже. Забавно: все эти фильмы появились примерно в одно и то же время.

— А когда к вашему проекту подключился российский актер Алексей Серебряков, чей голос стал голосом рассказчика? Надо сказать, его голос звучит очень по-советски, как в старых советских передачах.

Петер: Мы с самого начала знали, что некий голос будет вести эту историю. Ведь сказка нуждается в рассказчике.

Кремзер: И мы знали, как должен звучать этот голос: по-советски, немного причудливо.

Петер: Нам нравится фильм «Левиафан». Особенно герой Серебрякова. Его русский язык в фильме.

Кремзер: Мы хотели его голос, но были уверены, что не сможем его получить, так как он слишком известен. Слишком дорого. Мы искали другие голоса. Но в промежутках я все время слушала с ним интервью в YouTube. И думала: как же мне хочется именно его голос. И потом благодаря удаче и нужным контактам мы этого добились.

Петер: Многие другие русские актеры, которых мы пробовали, были для нас слишком театральными. Этого нам хотелось избежать в фильме. Они были слишком патетичными. А у нас была идея, что рассказчик мог бы быть ученым, который впервые открыто, искренне говорит обо всем.

— Во время ресерча в Москве вы встречались с учеными. Как они относятся к этой истории?

Кремзер: По-разному. Был один ученый, который был очень против эксперимента с собаками. Считал, что это было огромной ошибкой и что вообще нам нужно решать проблемы на Земле, а не в космосе. Но это всего лишь один. Остальные защищали, как и раньше. Они говорили, что собакам было хорошо.

Петер: Мы заметили, что на всех фотографиях с собаками-космонавтами появлялась одна и та же женщина: она была красивой, в ней было что-то материнское. Смотря на фото, ты думаешь: собаки в хороших руках, к ним относятся с полной ответственностью. Это красивый образ. Было много мужчин, стоящих над ней. Но перед камерой всегда выставляли ее. Когда Белка и Стрелка вернулись и была созвана пресс-конференция, именно эта женщина держала их на руках. Мы ее нашли, с ней встретились и почувствовали, что она по-прежнему находится в том дискурсе.

— Насколько тяжело было получить доступ к архивным материалам, которые вы использовали в фильме?

Кремзер: Большая часть материала впервые появляется в фильме. Потребовалось много времени, прежде всего для того, чтобы работники архива стали нам доверять. Они боялись, что возникнет скандал с зоозащитниками или что мы сделаем телевизионный репортаж. Часто бывает, что ZDF (немецкий телеканал. — Ред.) или похожий канал приезжает в Россию и делает очень идеологически окрашенные репортажи. Они боялись, что мы передадим кому-то этот материал. Нам понадобилось несколько лет, чтобы заслужить их доверие. Чтобы они поняли, что это кинофильм, который будет показан на фестивалях. Что это художественный взгляд. Они сами давно не видели этот материал, он лежал в архиве на пленке. Мы его оцифровали. И это тоже было для них важно, потому что иначе материал постепенно бы исчез. То есть мы предложили им такой обмен: они дают нам материал, а мы занимаемся его оцифровкой. Они пересмотрели этот материал и никак нас не ограничивали в том, что мы можем брать из него.

Мы не делали фильм — обвинение в том, что тогда животные подвергались мучениям в СССР или в этом институте. Это, скорее, размышление о человеке. Просто пример, как могут использоваться животные для человеческого прогресса. Такое есть везде в мире.

— Вы узнали, что американцы отправляли в космос шимпанзе, и потом специально искали шимпанзе в Москве?

Петер: Мы узнали, что есть психологические объяснения тому, какие именно звери выбирались для полетов в космос. Это не просто биомасса. С собаками себя идентифицирует каждый ребенок. А шимпанзе милые. Дети их тоже любят. Это было огромным медиасобытием, повлекшим массовую истерию. Столько людей тогда было приклеено к телевизору и чувствовало, что их страна на пути к чему-то большому. Возможность идентификации через этих зверей — огромная. Наслаждаться, развлекаться, быть причастным к чему-то большому — вот что интересует людей.

— Есть версия, что в СССР тоже хотели сначала отправить обезьян, но потом отказались от этой идеи, так как обезьяны слишком эмоциональные.

Петер: Да, есть такая веселая история, немножко легенда, — два работника института пришли в цирк Никулина и сказали дрессировщикам: мол, это секретная информация, но мы подумываем отправить в космос обезьян. Те ответили: обезьяны — слишком хрупкие создания, за ними нужно постоянно наблюдать. Их придется усыплять для полета в космос. Возьмите лучше дворовых собак.

Кремзер: Когда мы услышали эту историю, мы решили поискать шимпанзе в Москве. Мы хотели рассказать историю этого цирка. Наша установка с самого начала была такая: мы не снимаем в помещениях, только там, где могут оказаться дворовые собаки. Во время поисков шимпанзе мы наткнулись на компанию, которая развлекает людей, приводя к ним животных на разные праздники. И мы попросили у них разрешения пойти с ними.

— Как они согласились? Им кажется, что то, чем они занимаются, этично по отношению к животным?

Петер: Они считают, что животные содержатся в нормальных условиях. Мы заметили, что они очень хорошо знают своих обезьян. Знают, как с ними правильно обращаться. И им кажется, что это доставляет радость другим людям.

Кремзер: Нам показывали фото, в каких условиях эти животные содержатся. Это не сильно отличается от зоопарков. Это огромные вольеры на природе. Но, конечно, эти ночные вылазки…

Петер: У нас видна только одна сторона. Но есть ведь немцы, которые приезжают в Москву и устраивают огромные ивенты с крупными зверями. Нам показывали фотографии, о которых мы не можем подробно рассказывать. Но если коротко — там главы немецких автоконцернов с пандами.

Кремзер: Они едут в Россию из Германии, потому что в Германии это запрещено. Тут возникает двойная мораль. Говорят: эти плохие русские. Но плохие немцы заказывают себе зверей в России.

— Как вам удалось так близко подобраться к собакам? Вы снимаете даже те моменты, когда они не подпускают к себе других собак.

Кремзер: Это был вопрос времени. В течение полугода мы снимали 60 дней с паузами. Они нас уже хорошо знали, так как мы провели с ними какое-то время при ресерче. Я выросла с собаками. Я знала, как нужно с ними обращаться. Мои родители разводили собак, у нас было много щенят. Зимой мы встретили молодого пса. Мы соблюдали дистанцию. Ждали, когда собака подойдет к нам первая. Они удивляются, когда кто-то просто стоит напротив них и наблюдает, а больше ничего не делает. Не старается сразу же погладить или покормить. Просто часами наблюдает. В самом начале некоторые собаки из этой группы побаивались камеры. Когда мы были без камеры, все было нормально.

— У вас было иногда чувство, что собаки специально что-то делают на камеру?

Кремзер и Петер: Да.

Кремзер: Особенно молодой пес. Ему очень нравилось внимание. И даже наше напряжение. Пять человек концентрируются на нем, фиксируют каждый его шаг и излучают восторг от всего, что он делает, — это ему нравилось. Мне кажется, камера его даже мотивировала делать определенные вещи.

— В вашем фильме есть не только красивые сцены, но и ужасные, почти невыносимые. Сцена с кошкой. Задам более общий вопрос: что должен делать режиссер-документалист, если он видит, что кому-то угрожает опасность, — спасать или снимать?

Петер: Могу только сказать, что с нами происходило конкретно в этот момент. Я не могу дать себе совет — себе, который тогда стоял как режиссер и наблюдал. Какое-то мнение, позиция появляются позже. В тот момент я не рефлексировал. Мы видели, что пес приближается к кошке. Мы последовали за ним. И потом это произошло за две секунды. Не было никакой коммуникации. Мы просто сделали то, что мы делали уже месяцами. Мы старались сделать невозможное возможным. Было очень тяжело следовать за собаками на таком уровне, чтобы они не чувствовали, что мы им мешаем, чтобы они не смотрели в камеру. Мы над этим работали нон-стоп. И произошло то, что произошло.

Кремзер: Мы не мешали им, когда они рылись в мусоре, или спали, или гонялись за кошками. Нам всегда казалось, что у них нет ни единого шанса поймать кошку, потому что кошки быстрее. А потом это произошло слишком быстро, чтобы мы могли как-то этому помешать.

Петер: Мне кажется как раз интересным тот факт, что мы настолько были одержимы этой идеей — просто следовать за собаками, что нам даже не пришло в голову спасать кошку. Это демонстрирует нашу наивность: нам кажется, что мы можем взвесить реальность и предусмотреть, что произойдет дальше. И это как раз прекрасно, что в какой-то момент они показывают нам, что мы вообще ничего не знаем, мы ничего не можем контролировать, мы не можем вмешиваться с нашим человеческим взглядом, не можем оценивать с точки зрения нашей морали.

КИНО: ВЫБИРАЙТЕ ГЕРОЕВ ДЕСЯТИЛЕТИЯ

Понравился материал? Помоги сайту!