Зачем в России нужны таблоиды

Беседа с Арамом Габреляновым состоялась в июне в рамках проекта прежней редакции OpenSpace.ru «Ликбез». По нашему замыслу, в этой рубрике инсайдеры должны были рассказывать о базовом устройстве тех или иных социокультурных феноменов. В разделе «Медиа» «Ликбезом» занимались Юрий Погорелый («Как работает информационное агентство»), Василий Эсманов («Новые медиа: для кого и как это работает») и Ольга Романова («Как сделать деловой журнал в России»). ГЛЕБ МОРЕВ попросил главу холдинга News Media рассказать об устройстве таблоидного бизнеса. Вот что из этого вышло.

— На первый взгляд — особенно интеллигентский — кажется, что таблоид — вещь элементарная. Но успешных таблоидов на медиарынке не так много. Вы занимаетесь таблоидами очень давно, двадцать лет, и, как видим, очень успешно. Есть ли какие-то секреты изготовления желтой прессы, которыми вы готовы поделиться?

— Я все расскажу! Есть несколько заповедей, которые я для себя усвоил. Первая заповедь: в таблоиде категорически нельзя врать. Потому что в серьезной деловой прессе, в серьезных журналах можно наврать, и это проскочит. Если даже кто-то и поймает на вранье, скажет: ну, серьезный журналист, недобрал просто... В таблоиде же любое вранье мгновенно, сразу становится заметно: вот, они вруны, подлецы — и тому подобное. Поэтому, чтобы таблоид завоевал себе имидж, таблоиду категорически нельзя врать. Докручивать тему, креативить тему, придумывать яркий заголовок, на который клюнет читатель, — это можно, но врать категорически нельзя. Вторая заповедь: нужно любить своих героев, артистов, всех тех, о ком вы пишете. Если вы их не любите, это автоматически передается читателю. Это только кажется, что через газету эмоции не передаются. На самом деле передаются и очень сильно. А читатель таблоидов в основном своих героев любит. Если вы рассказываете о какой-то звезде, значит, вы рассказываете о каком-то человеке, который читателю интересен. А если он ему интересен, значит, он его в какой-то мере любит. Это не значит, что о нем нельзя рассказывать что-то, что касается перипетий его жизни, судьбы...

— Но где грань между любовью к герою и комплиментарностью?

— Вот здесь очень тонкая грань, которую человек должен понимать. Как только ты скатываешься в комплиментарность, то автоматически становишься как бы «проводником» того человека, о котором пишешь. Весь шоу-бизнес, любой известный человек оттуда хочет, чтобы о нем говорили хорошо. Но ты не должен становиться проводником его имиджа. Ты должен стараться быть над схваткой. По сути, жизнь любого известного человека — это схватка этого человека с обществом. То есть он пытается показать, что он известный и чего-то добился, общество за ним смотрит, оценивает, принимает, не принимает. Если общество принимает, он становится популярным. Ну, яркий пример — этот певец, Стас, как его фамилия?

— Михайлов?

— Да! Стас Михайлов. Вот его общество не принимало сколько-то лет, его не показывали по телевизору, он делал свои туры, собирал, потом общество начало принимать. По сути, он победил в этой борьбе с обществом, в борьбе со зрителями, зрители его приняли, он стал победителем. И вот в этой борьбе таблоиды должны занимать позицию над схваткой. Это как «Что? Где? Когда?» — одни болеют за академиков, героев, а другие болеют за зрителей в соревновании, но все равно тяга к тому, что ты зритель, и ты как бы хочешь им доказать, что ты умнее, — она есть. Поэтому здесь нужен хоть маленький, но все равно крен в сторону читателей, чтобы показать читателю: он поет для вас, выступает для вас. Потом, категорически нельзя задевать родственников известных людей, их близких, потому что они как бы не при делах, они вне схватки, он не участвуют в ней. Если человек известный, вы хотите о нем писать, даже если вы пишете какую-то гадость и эта гадость людям нравится, то категорически нельзя писать гадости про его родственников. Потому что обычный человек — это тоже тонкая грань — ходит на работу, он, скажем, шахтер, он интересуется Стасом Михайловым, но он никуда не лезет, и когда про такого же простого человека начинают рассказывать... Тут очень четкая ситуация даже по бизнесу — любой читатель начинает думать: а вот так залезут и в мою жизнь...

После скандала с Sun и с Мердоком мне все время говорят: вот у вас тоже так. Нет! Они полезли в личную жизнь людей, которые не в шоу-бизнесе, это не люди, которыми интересуется общественное мнение, это обычная семья. Они начали прослушивать семью людей, у которых пострадал ребенок. Если бы Мердок 35 раз прослушал премьер-министра Великобритании и 45 раз прослушал бы любого британского футболиста, общество бы не отреагировало так. Потому что общество, особенно продвинутое общество, вообще воспринимает таблоиды как своих церберов. Они за всеми следят, начиная от политиков и заканчивая звездами. А когда ты влезаешь в личную жизнь обычного человека, то, естественно, общество начинает очень жестко реагировать. Поэтому это одна из заповедей: нельзя влезать в личную жизнь родственников, которые не в теме.

— Вы упомянули Sun. Есть ли, по-вашему, национальные особенности у таблоидов?

— Да, между таблоидами [в разных странах] есть разница. Вообще таблоиды сильно распространены в двух странах Европы — в Англии и Германии. Немецкие таблоиды нам точно не подходят, потому что немцы, например, могут публиковать [фото] горы трупов. Немцы не реагируют как русские, они считают, сколько трупов, то есть относятся к делу чисто технологически. А русские — они, как англичане, эмоциональны, они начинают переживать. Вообще русские как нация страшно сопереживают событиям. Если авария самолета — в Германии людей волнует, почему так случилось технологически, кто виноват и т.д. Русского человека волнует, выжил ли кто-то, есть ли какая-то эмоциональная история, что кричал летчик в последний момент, в каком состоянии его семья. То есть русских волнует чисто эмоциональная составляющая, как и англичан.

— То есть успешный русский таблоид должен эти эмоции провоцировать?

— Конечно, русский таблоид должен эти эмоции уловить. Я бы не сказал, что провоцировать, эмоции трудно спровоцировать, но уловить.

— А фото горы трупов, как у немцев, хорошо пойдет здесь?

— Я скажу так. Когда это вызывает общественный резонанс, то оно идет хорошо. Вот яркий пример — когда был взрыв в Домодедово, наши снимки покупал «Коммерсантъ». Это была чисто таблоидная история, снимок был чисто таблоидный, но они покупали. Вообще, русская национальная особенность заключается в том, что если ты вызываешь эмоции по отношению к власти, то ты как бы хвалишь эту власть. Хотя таблоид в любой стране мира не может выступать против страны и власти, этого не бывает в принципе. Потому что если таблоид выступает против власти, значит, народ этой страны уже ненавидит власть.

Нельзя влезать в личную жизнь родственников, которые не в теме.

— А должен ли таблоид охотиться за властью, ловить власть, подслушивать власть, подглядывать за властью?

— Должен! И мы это делаем. Кроме того, что мы, как я не раз говорил, не подслушиваем, не подглядываем за президентом, премьер-министром и их семьями и за патриархом и главами всех религиозных конфессий в стране. Это я для себя выработал, я настаиваю на этом как руководитель. Все остальные должны быть под неусыпным контролем СМИ, я считаю. Президенту это должно быть выгодно. Я считаю, что президент страны любой, верховная власть, должен всячески поощрять таблоиды. Потому что таблоиды дают четкую, устойчивую базу для общественного сознания, что общество контролирует свою элиту и государственную власть. Когда мне говорят, что вы провоцируете, вы чиновника какого-то сняли с женщинами или проворовавшегося, это, мол, опасно для устоев государства... Если есть понятие устоев государства, — Англия будет непотопляемой никогда. Яркий пример могу привести, мне кажется, это интересно. Англия охотилась за своей властью, она охотится страшно. У Мердока с премьер-министром были особые отношения, но они охотились за всеми чиновниками, за королевой, за звездами, громили всех. Но когда в государстве наступил кризис, и, помните, толпа подростков вышла громить магазины, таблоид Sun занял жесткую прогосударственную позицию.

— То есть таблоид консервативен.

— Конечно! И люди ему верят. Когда белоленточники пошли на митинги с шариками — это одно, а когда толпа пошла кидать в ОМОН булыжники, устраивать драки, это другое. И я вас уверяю, если бы это было в Англии, английские таблоиды сожрали бы этих бузотеров живьем и требовали бы от власти проявить максимум жесткости. А у нас в стране таких ресурсов по большому счету и нет. Газеты «Жизнь», «Твой день», портал LifeNews, еще пара изданий. А все остальное — это издания, которые говорят: ну, мы как-то так, между струйками проскочим, вроде бы и эти виноваты, и те. Но в Англии это невозможно. Там шесть-семь английских таблоидов стоят на страже общества. Почему? Потому что это их бизнес. Вот это надо очень четко понимать. К сожалению, у нас на государственном уровне пока этого понимания нет.

— А в чем выражается отсутствие такого понимания?

— В Англии всячески помогали развитию таблоидов, по крайней мере, не мешали. Там не было таких законов, как здесь. Есть российский закон, что если я какую-то звезду на улице сфотографировал, издание может проиграть суд автоматом! Если я что-то написал про чиновника... Вот в Англии ты написал про чиновника — чиновник должен доказать, что он не виноват. А в России ты должен доказать, что чиновник виноват. Это разные подходы. У нас была история, когда вице-премьер [Александр] Жуков, если вы помните, во время монетизации льгот отдыхал в Дубае. Шла монетизация, пенсионеры бушевали на улицах по всей стране. Мы его сняли, шикарный отдых, отель, вице-премьер, отвечающий за социальные дела. Это был Новый год как раз. И мы это опубликовали. Был большой скандал — «как вы могли»! Но для государства, для власти, которая отвечает за государство, по сути, это очень выгодно, что люди видят правду. Я вас уверяю, если бы в России была четко построена система таблоидов, как в Англии, пять-шесть свободных таблоидов, которые бы знали грани... Вот английский таблоид никогда не напишет заметку про то, что английские войска неправильно находятся в Афганистане. Никогда! Это исключено! Английский таблоид во время Фолклендской войны с Аргентиной не займет позицию противника. Вот нашумевшая фотография в Sun, когда американцы входили в Белград, «Попьем чайку в Белграде», это чисто таблоидная работа. Я, может быть, говорю какие-то циничные вещи, но это реально для устоев государства очень выгодно. И это нужно делать для государства. К сожалению, у нас в стране этого не понимают. Здесь кажется, что нужно воспитывать, что нужно с журналистами работать. Но на самом деле, работать с журналистами серьезных изданий смысла никакого нет, потому что принимает главные решения основная масса избирателей, как и в любой стране. То есть Guardian пишет в Англии большие заметки про то, что зря они вошли в Афганистан и так далее, но Sun со своими многомиллионными тиражами никогда этого не напишет. Очень грамотно западные демократии этим управляют и это разруливают. Вроде бы идеологически все свободны, но основные массовые издания не занимают критическую позицию против интересов своей страны и своего государства.

— То есть одним из непременных условий успешного таблоидного бизнеса в России, как и в других странах, должны быть конструктивные, лояльные отношения с государством?

— Да.

— С другой стороны, вы говорите, что государство не замечает этой лояльности и даже мешает ей?

— Не то что не замечает. Государство в лице людей, которые принимают решения, просто не понимает, что реально нужно делать с огромной массой потенциальных читателей таблоидов. Они просто этого не понимают.

— То есть вы считаете, что государство не понимает, какое оружие в вашем лице оно имеет?

— Конечно! Даже не в моем лице. Государство не понимает, какое оружие — массовое издание. Реально не понимает. Может быть, какие-то отдельные индивидуумы это понимают, но глобально, на уровне принятия государственных решений здесь есть непонимание. Мое мнение — в России не должно быть государственных СМИ. Вообще. От них никакого толку — одни затраты бюджета.

— В какой момент развития вашего бизнеса вы почувствовали, что государство обратило на вас внимание?

— Это было, наверное, лет семь или восемь назад. Я не буду говорить кто, но очень большой, крупный чиновник, которого я уважаю, он очень умный, и сейчас уже не работает в администрации президента, пригласил меня к себе. Я к нему пришел и говорю: «О, хорошо, что вы меня пригласили! А то тираж уже два миллиона, а никто даже разговаривать не хочет». И он сказал: «Ну, поговорить-то здесь все хотят, в этом кабинете, но, как сказал Аль Капоне, очень легко разговаривать с человеком, когда у тебя есть хорошие слова и еще кольт впридачу». Вот когда, говорит, у тебя кольт в виде двухмиллионного тиража, конечно, с тобой будут разговаривать. Поэтому тебя и пригласили. Я же говорю: есть некоторые люди, которые это понимали на персональном уровне. Но это не системное понимание, к сожалению. Системного понимания, как управлять идеологически обществом, нет. Есть понимание: не пущать, это не давать, это не говорить, создать «Наших», которые будут в противовес кому-то что-то делать... Да не надо ничего создавать! Нужно сделать так, чтобы люди сами в нужный момент, когда почувствуют угрозу своим устоям, своей жизни, вышли бы и тех, кто кидает в ОМОН камни, разорвали и сказали: ребята, не надо. Я же говорю, Англия, там сажают сейчас людей, вы видели, как жестко там разгоняют? Хоть кто-нибудь там возмутился? Нет, потому что все английские таблоиды покрывают 85 процентов общественного сознания, общественного влияния, и они заняли позицию жесткого неприятия методов тех, кто вышел против устоев государства.

Если таблоид выступает против власти, значит, народ этой страны свергает эту власть.

На самом деле, люди, которые вышли на митинги, 90 процентов этих людей — это в высшей степени порядочные, умные люди. Там и мой сын, понимаете, у меня нет вопросов к людям, которые вышли туда. Но это будет использовано для того, чтобы при помощи этих порядочных людей сдвинуть... не знаю, в чью пользу, но я уверен, что потом поле битвы потом достанется мародерам, и всех сожрут. Вот в чем вопрос! Это мое наболевшее, моя боль, я все время говорю: для этого нужно начинать идеологически строить, нужны таблоиды для масс, таблоидные издания по всей стране, как в Англии. В Англии в любом городе есть два-три таблоида, которые люди читают. Они не врут, они рассказывают разные истории. Нужны и такие издания, как «Известия», «Коммерсантъ», «Ведомости», «Газета.ру», «Лента.ру», «Маркер»... Они нужны. Но они не имеют решающего влияния на массы. Вы же видите, что сейчас на массы идет влияние через телевизор, а телевизор не может быть чисто таблоидом. Как только телевизор становится таблоидом, он сразу автоматически теряет свое влияние. Это же закон!

— А в чем разница между массовыми печатными медиа и ТВ?

— Разница огромная! Когда ты покупаешь, ты покупаешь таблоид. Вот в чем вся тайна! Телевизор тебе навязывают, ты включаешь — и тебе навязывают программу «Время», передачу нашумевшую НТВэшную, а так ты не хочешь — и не покупаешь. Вот англичанин не хочет газету Sun покупать — и не покупает. Но ему дают другие таблоиды — Daily Mail, Mirror... и он одно что-нибудь из этого выбирает. Почему я говорю, что газеты и подписные сайты будут более влиятельны, чем телевизор? Вот когда будет подписка на LifeNews, его влияние вырастет в разы. Потому что ты не хочешь — ты не подписываешься, ты не платишь свой доллар, например. Помните, перед выборами [президента] «Российская газета» заваливала регионы бесплатным приложением, всем раздавали? Да это бесполезная вещь! Потому что человек, если сам не купил, он никогда не поверит. Это закон бизнеса. Я вел предвыборную кампанию генерала Шаманова в Ульяновской области по СМИ, и там была такая история. Я приехал в Ульяновскую область, там 1 миллион 400 тысяч человек, и замы Шаманова, сидя за столом, ему докладывают: товарищ генерал, у нас газета будет выходить еженедельно тиражом 1 миллион 400 тысяч. Я говорю: «А вы вообще знаете, сколько домохозяйств в Ульяновске?» — «Зачем нам домохозяйства, если у нас 1 миллион 400 тысяч человек?» И мне Шаманов говорит: «Арам, так что, не надо?» Я говорю: «Да нет, выпускайте — бабушки будут довольны, будет чем разжигать печку в деревнях, нормально». Смысл какой? Вот разница в чем. Там у меня была такая нашумевшая история. У меня с Шамановым нормальные отношения, и он мне говорит: «А ты что бы сделал?» Я говорю: «Володя, у тебя есть фотография твоей мамы?» Это как раз к вопросу о таблоидах. Он говорит: «А при чем тут моя мама?» А я до этого узнал, что его мама получила три похоронки за свою жизнь, представляете, на Шаманова. И мне сказали, что она очень красивая. Она покойная уже, правда. Хорошая очень, добрая женщина была. Она была красивая русская женщина, знаете, красиво старела. Он жене кричит там: «Принеси фотографию». Я посмотрел и говорю: «Годится. Давай звони маме и поедем». Поехали, сделали шикарный репортаж. И мама не врет, там не сочинение, она достает эти похоронки и показывает: капитан Шаманов, первая похоронка... полковник Шаманов, вторая похоронка... Представляете? И после этого, когда это все вышло, я показал по телевизору, я сказал: «Володь, ты уже губернатор Ульяновской области, всё». Понимаете, вот в этом и сила таблоидов. Никто бы не поверил, если бы я бесплатно напечатал это, не в газете «Жизнь», у которой была в то время подписка в 100 тысяч человек, почти каждое домохозяйство покупало, а я бы бесплатно раздал это по всей области, 1 миллион 400 тысяч, — и люди сказали бы: да пошли вы, это сочинение! Вот в чем смысл.

Вот почему во Франции арабы жгут машины? Потому что во Франции нет культуры таблоидов. Во Франции нет ни одного таблоида, они понтовались: нам таблоиды не нужны, мы великая нация, у нас история великая, мы образованный народ. И когда арабы жгли машины, нечего было предъявить обществу. У них не было инструментов обращения к обществу, к массам. Сейчас, кроме как к телеканалам, доверия в массах нет никому. Вы же сами видите, у элиты есть доверие — у одних к одной газете, к другой, к третьей, а общего доверия нет. А в Англии доверие есть. Вот они, таблоиды. В Германии есть доверие, потому что там есть «Шпрингер» со своими таблоидами. В Германии очень грамотно выстроенная система.

— Вы сказали, что высшая власть и конкретно президент должны ценить ваше, таблоида, внимание ко всем чиновникам, ко всем уровням государственного устройства.

— Конечно!

— Но, выходит, что он также должен оценить и то, что вы выключаете его из сферы своего внимания?

— В этом весь смысл построения любого общества. В любой семье, вот возьмите любую семью (а семья — это ячейка государства, общества) есть кто-то, в одной семье это папа, в другой мама, но есть человек над схваткой. Нужен человек, который, один хотя бы, но был над схваткой. В царское время этот был царь, сейчас это может быть президент, председатель парламента, если будет парламентское государство. В Англии это премьер-министр. Вот пример с Мердоком показал четко: премьер-министр Кэмерон был полностью поддерживаем всеми таблоидами Великобритании. Я вам еще пример приведу. Был такой скандал, когда еще до Кэмерона был премьер-министр, если помните, они продавали должности пэров, был скандал. Никто не сказал «не печатайте», потому что в Англии нельзя этого сказать, и таблоидам никто не может сказать, но, как назло, в этот момент появилась история, что жена Маккартни — проститутка. Sun писал про должности пэров вот такие маленькие заметки, потому что людям было интересно про Маккартни, про его жену, которая снималась в порнофильмах, читать. Власти Англии понимали, что на уровне масс разрушить миф о том, что все в Англии четко, законы действуют, нельзя. Но запрещать английским журналистам писать тоже нельзя. Тогда нашлась другая тема сразу, замещающая.

Вот почему во Франции арабы жгут машины? Потому что во Франции нет культуры таблоидов.

— Но в Англии при этом, не забывайте, суд и все государственные структуры работают как часы. А здесь не работает ничего!

— Согласен. Ну, как часы власть нигде не работает. Но почему не работает? Нужно начинать с идеологии все. Начинать нужно с того, чтобы суды были под контролем, чтобы элита была под контролем. Вот нашумевшая драка моих журналистов с Собчак. Вот она, элита! «Что вы меня снимаете?» Подождите, вы что, работяги с завода — сидите и пьете? Вы элита, которая говорит, что, мол, ребята, мы двигаем вам правду. Что же вы деретесь с журналистами тогда, не даете им снимать? Я знаю, что суды так работают, и это все знают, но если не начинать с чего-то...

— А вы начинаете с судов? У вас были материалы про судей?

— Конечно. У нас очень много было. И я вам скажу честно, это закрытая такая элита, они еще сильнее, чем милиция и ФСБ, защищаются, поверьте мне. У них и прав больше. Но у журналистов... Вы заметили, какая сейчас ситуация, — весь удар наносится по Путину.

— Потому что Путин сконцентрировал у себя практически монархическую власть.

— Я вам скажу, в чем вопрос. Никто не задумывается, но я вам скажу. Весь удар наносится по Путину. А по элите вокруг Путина почти не бьют. Бьют по нему: придумали — 40 миллиардов украл, в Геленджике себе что-то построил... Он все взял на себя, терпит. Но на самом деле нужно развернуть в другую сторону, нужно, чтобы СМИ атаковали местные власти в первую очередь. Помните, шум был с Муртазой [Рахимовым], когда его меняли? Ни одна газета башкирская не написала. «Комсомольская правда» ничего не написала, потому что издателем «Комсомольской правды» была родственница Рахимова. Кроме газеты «Жизнь» никто ничего про Муртазу не написал, никто! Про похождения его сына, ни про что.

— То есть лишь ваши издания писали?

— Я вам сразу скажу, мы пишем про всех, кроме Путина, патриарха и премьер-министра.

— А насколько вообще таблоиды должны быть, по-вашему, политизированы? И чувствуете ли вы повышающийся запрос на политику со стороны ваших читателей?

— Я очень четко понимаю, что в Москве многомиллионная аудитория читателей. У них немного другие интересы, чем у ваших читателей, это разные интересы. Вот когда политик задевает интересы основной массы избирателей, тогда таблоид должен, как бультерьер, набрасываться на этого политика и разрывать его на части. Вот в чем и сила таблоида: в том, что «Газета.ру» или «Известия» никогда себе не позволят рвать политика на части. Они будут говорить: эту точку зрения дадим, другую точку зрения дадим... А таблоид будет рвать его на части. Когда мы писали про Жукова, я не звонил Жукову и не говорил: о чем вы думаете?.. Вот у меня есть фотографии, что бабушки здесь голодают, а он в это время на пляже, — вот я это и ставлю. В этом и смысл таблоидной журналистики. Градус политизации не вырастает от выборов к выборам, поверьте мне. Среди читателей таблоида он вырастает по-другому. Вот ухудшается их жизнь — им нужно дать зрелище, показать, что вот эти суки-политики виноваты в том, что ухудшается ваша жизнь. Вот местные власти, например. Если вы возьмете английские таблоиды, например Sun, они политиков там рвут без разговоров. Вот сейчас мы пишем на LifeNews целое расследование, как сын начальника ГАИ Адыгеи убил в аварии двух человек. Тишина полнейшая! «Лайф» атакует четвертую неделю — все замалчивается, ни одно серьезное издание это не берет, а «Лайф» долбит и долбит. У нас аудитория читателей «Лайфа» из Адыгеи сумасшедшим образом растет, потому что массам интересно. А в Адыгее никто не пишет про это. Потому что он начальник ГАИ Адыгеи, у него все схвачено. Ни один федеральный канал за это не берется — видимо, договорился. Для этого и нужны таблоиды. А вот глобально говорят: во всем виноват Путин. Путину выгодно, чтобы разобрались, уволили этого гаишника или посадили, потому что отблеск справедливости упадет на Путина. А так на Путина падает отблеск, что этот проворовался — ничего с ним не сделали, этот грабанул — ничего с ним не сделали, этот убил — и ничего... И весь этот негативный отблеск падает на Путина: и в этом он виноват, и в этом виноват... Поэтому английская власть, немецкая власть и говорит: ребята, а мы тут при чем? Вот они, проворовавшиеся чиновники — гнобите их.

— Вам не кажется, что, ведя борьбу с «белоленточниками», вы натравливаете одну часть россиян, свою аудиторию, на другую? Что это нарушает социальный мир?

— Нет. Поверьте мне, до момента, пока не начались вот эти «сядем», «начнем прорываться» это была одна история.

— Но «сядем», «начнем прорываться» — это Удальцов, левые радикалы, это вовсе не все участники протестов.

— А это никого не волнует, понимаете? Как сын мой говорит: «Козлы! А если бы я пошел с женой, с ребенком? Я бы их разорвал всех там на месте!» Вот до момента, пока говорили, требовали — и правильно, — что нужны выборы, все было хорошо. Я тоже считаю, что ничего бы не изменилось, я вас уверяю, если бы в Москве «Единая Россия» набрала не 52 процента, а 38 или там 42, сколько она на самом деле набрала, ничего бы для страны не изменилось! Да, для каких-то там чиновников изменилось бы, им начали бы задавать вопросы: ребята, вы взяли бабки на выборы, почему вы ничего не сделали? Вот есть Василий Якеменко, все говорят: он суперэфективный менеджер! Да ни хрена он не суперэффективный! Человек потратил кучу денег, сказал: я гарантирую, будет так-то и так-то, мы построим такую систему — «Наших». И когда нужно было выводить людей, где они? А их нету! А где деньги тогда? Конечно, таким людям нужно было показать верховной власти, что в Москве 52 процента. Зачем? Смысл в чем? Ну, было бы в Москве 36 — что изменилось бы? Ну, написали бы, что «Единая Россия» в Москве имеет 36. Вот Путин набрал в Москве 49 процентов — что изменилось? Да нормально! Люди сказали: честно прошли выборы. Он по стране набрал там 58—62, 70 где-то, и все. В чем вопрос-то? А я же с белоленточниками почему, говорю, воюю? Я не воюю с белоленточниками как таковыми, потому что смысла нет, я не могу воевать со своим сыном, с половиной молодых ребят из моей редакции. Я воюю с людьми, которые пытаются превратить вот этот нормальный порыв людей к честности в то, чтобы попытаться устроить революцию, свергнуть власть. Я же это вижу! Как у меня сын говорит: «Ты считаешь, что меня Госдеп купил?» Я говорю: «Да я не считаю, но я не уверен, что некоторых, кто пытается вас провоцировать, не купил Госдеп или кто-то другой». Я же не зря говорю, я очень многих людей там знаю, там и мои сотрудники есть, честнейшие люди, и самое главное, они не хотят революции. Но в нужный момент это будет использовано. Вот с чем я воюю. Вы правильно подметили, говорите: вот, вы своими таблоидами натравливаете одних на других, — нет, я хочу показать основной массе белоленточников, что, ребята, даже если вас будут использовать, не получится повернуть вспять, потому что основная, спокойная масса людей, рабочих тагильского завода, они не хотят перемен, таких резких. Они, конечно, хотят, рабочие тагильского завода, чтобы их губернатор не воровал, чтобы были честные суды, но они не хотят, чтобы произошли бунты, скандалы, избиения. Вот для чего я и говорю все время, что нужны таблоиды, — чтобы люди это понимали. И посредством таблоидов людям это нужно объяснять. Самое интересное, что надо понимать, что телевизор потихонечку будет умирать, это же понятно, четко и ясно. Никто не будет смотреть программу «Время» в 9 часов. Я думаю, ни вы, ни я, никто не сидит и не ждет, как раньше, программу «Время». Зачем? Взял и на телефоне посмотрел последние новости, и все. Вот в чем смысл. А у нас получается, что мы при помощи телевизора навязываем. Человек автоматически говорит, смотря ТВ: а, мне навязывают, мне внушают... Поэтому, по сути, четкой системы построения идеологии в стране — нет. Если бы была, да, белоленточники вышли бы, только один раз кинули камнем — замесил ОМОН всех, и вся основная масса народа сказала бы: о, супер, порядок есть в стране! А сейчас наоборот говорят.

— В какой момент ваши медиа будут меняться, следуя за большинством?

— СМИ не могут не реагировать на общественное мнение. Честно скажу, я буду стоять до конца. Может случиться даже такой момент — вот Арам Ашотович уперто стоит до конца, а читатели уже его не читают — вот все и погибает. Была такая ситуация — «Московский комсомолец» возьмите. Почему стал падать «Московский комсомолец»? Потому что они занимали чисто пролужковскую позицию, жесткую, за все это время эта самая демократическая, как они говорят, газета в Москве ни разу не упоминала безобразий Лужкова. Вот я все время говорю открыто, что я буду поддерживать Путина до последнего. [Главный редактор «МК» Павел] Гусев не говорил «мы открыто поддерживаем Лужкова», но в «Московском комсомольце» ни одной критической заметки в адрес Лужкова вы не найдете. И потихонечку общественное мнение менялось по отношению к Лужкову, а «Московский комсомолец» не менялся, и вот все идет к закату газеты.

— Но вы готовы повторить эту судьбу ради Путина?

— Я лично готов! Потому что это моя позиция. Хотя, если что, первым пострадает Путин. Потому что если он не почувствует этого в воздухе, того, что произошли изменения... А ему не дают чувствовать! Вот ваше руководство, я вам честно говорю, вот эти лидеры [протеста], они ему не дают. Люди должны были бы выйти на митинги и сказать: Владимир Владимирович, давайте вместе изменим страну, мы хотим встать рядом с вами как ваш боевой отряд, который хочет честных изменений в стране... Белоленточники, как я думал, должны были предложить Путину: вот мы — авангард, который готов к изменениям. Там очень много толковых, порядочных людей, честных. Но лидеры превратили это в то, что у белоленточников есть личный человеческий конфликт с Путиным. Стали орать — он вор, жулик, он [после выборов] придет в Кремль, грязный и мокрый, облитый помоями, как написал [Сергей] Пархоменко. Но после этого какой может быть разговор? Вот вы бы вели разговор? Нет.

— Но если вы лично в какой-то момент почувствуете, что ситуация изменилась, и Путин этого не чувствует, вы поможете ему почувствовать это?

— Я к нему не вхож, но я стараюсь через свои издания показывать, что изменения в стране нужны. Хотя, я думаю, что он лучше меня это знает... Поверьте мне, это вам кажется, что он не понимает. Когда он поехал на заводы, стало ясно, что он четко это понимает. Вот я буду с ним стоять до последнего, особенно после заявления: мы не сдадим Москву. Я считаю так: если будет настрой в стране, что мы поворачиваем страну, что мы ее развалим, мы ее разделим на 50 частей и пошли вы на хрен, — я, если будет нужно, выйду на баррикады с оружием защищать свою страну. Это я вам прямо говорю!

Вот есть Якеменко, все говорят: он суперэфективный! Да ни хрена он не суперэффективный!

— Может ли вообще существовать таблоидный бизнес в условиях революции?

— Я думаю, что нет. Революция сразу делит на два лагеря людей, она разделяет. Таблоид — это газета сытого, хорошего общества, где у людей есть хлеб, но им нужны зрелища. Во время революции в принципе таблоидов не бывает, потому что ты должен занимать позицию, ты должен воевать, драться. Поверьте мне, вы не понимаете глобально, на сколько частей развалится страна. Она развалится по территориальному принципу, по этническому принципу. Сначала кавказские бригады появятся, потом кавказские начнут делиться — чеченские, армянские, грузинские. Потом начнут еврейские бригады появляться...

— Да уж евреев почти не осталось…

— Нет, нет, это ерунда. Это стопроцентно будет. Я жил в Дербенте, там живут горские евреи, и все говорили: евреев не осталось, евреев не осталось... Лучшую синагогу в городе построили евреи! Я же не об этом говорю. Все разделится по частям. Потом уже евреи будут делиться между собой. Я вас уверяю! Это потом, конечно, снова скажут: ебт, что мы натворили! Столько людей погибнет, все развалится, и мы опять будем объединять страну, пытаться что-то сделать. Все к этому идет. Если до этого будет доходить, конечно, я буду стоять до последнего, я пойду на то, чтобы потерять свое СМИ, сайт, я с Путиным рядом, как с Альенде в крепости, с автоматом буду. Другое дело — если будет грамотная, четкая ситуация, когда идут изменения… Вы правильно говорите, изменения нужны. Ну не будут люди дальше терпеть, что чиновник за три года становится олигархом! Не будут люди терпеть, что Рома Абрамович дербанул 16 миллиардов, пошел и «Челси» себе купил. Ну не будут люди терпеть! Поэтому если изменений не будет, то тогда, конечно, сдвиги начнутся. Я этого не хочу. Очень многим чиновникам вокруг Путина, как и лидерам белоленточников, выгодно, чтобы был конфликт, потому что автоматически и эти свое влияние консервируют, и те. Как только начнется сближение Путина с элитой белоленточников, сразу начнут возникать вопросы: раз там есть толковые ребята, чего мы за него 20 лет держимся, что он нам здесь изображает? Поэтому и тем, и этим выгодно, чтобы был конфликт. Я помню первые митинги с плакатами, что, мол, выборы, свобода. Потом пошли плакаты — «Путин — вор», «Суки то-то и те-то». Вот тогда чиновники начали греть руки: проскочили мол!

Времена перемен — это самые ужасные времена для таблоидов. Та же Англия — тем, кто издает таблоиды, выгодно, чтобы в государстве все было спокойно. И журналистам, которые там работают, выгодно, чтобы в государстве все было спокойно. И читателям, которые читают. Вот в чем феномен! Это я со своей колокольни, конечно. Но пока этого здесь не построят, журналисты так и будут по митингам ходить. Как я говорю — если всем журналистам в день митинга объявить, что все они остаются на рабочих местах, от митинга останется процентов 30. Журналисты — это же реальная фронда.

— Но это неслучайно.

— Я понимаю. Тут есть вопросы не только к журналистам. Вот был журнал «Русская жизнь», который издавал [Дмитрий] Ольшанский, я его читал, и я не считаю, что его надо было закрывать. Понятно, что у Коли Левичева не было денег, но государство должно было помочь. Потому что тогда бы умные, толковые ребята не на митинги ходили, а своими текстами рассказывали элите, что делается и что делать. Хочешь, не хочешь, но вам бесполезно рассказывать про Аллу Пугачеву. Моя жена, она закончила журфак МГУ, закончила школу с золотой медалью, когда она читает газету «Жизнь», то начинает возмущаться. Я ей говорю: «Я что, для тебя ее издаю? Садись “Известия” читай». Тогда еще не было у меня «Известий». «“Коммерсантъ” читай». Это сейчас я ей говорю: «Сиди и “Известия” читай! Что ты от меня хочешь?» Бесполезно вам объяснять, вы все равно будете анализировать... Надо же честно признать, что небольшая часть населения (ну, так люди рождаются) — это люди, которые могут анализировать — хочет и может принимать решения. Вы входите в эту не очень большую когорту. Бесполезно что-то вам говорить. Вы все равно будете анализировать, даже если вам напишут в «Газете.ру», вы все равно не поверите и проанализируете. Поэтому таким, как вы, нужно создать нишу толковых, умных журналов, чтобы эти люди росли по социальной лестнице, могли за счет своих способностей и талантов получать перспективную работу. А основная масса таких, как говорят, простых людей-работяг — каким был мой папа, они много работают, кормят свою семью, хотят, как он мечтал, чтобы я закончил МГУ — и я закончил! — хотят, чтобы сын или дочь чего-то добились. Вот так и должно быть построено. А у нас построено как: сюда не пущать, это не давать, сейчас мы зажмем этих, а затем тех. Зачем зажимать?! Разговаривать нужно. Предлагать нужно.

Понравился материал? Помоги сайту!