Место жительства: везде

Кольта продолжает проект «В разлуке» текстом журналиста, экс-главреда «Таких дел» Владимира Шведова.

Дилемму, которая мучила и продолжает мучить многих, — быть в стране или уехать, остаться в эмиграции или вернуться — Шведов решил по-своему. Его ответ: ни там ни там. Почитайте, как это возможно.

И поддержите работу Кольты, которая не сдается:
— на Patreon;
— на «Френдли».

Большое спасибо каждому!

***

— Ну, где ты сейчас живешь?
— Да нигде.

После этого обязательно следуют расспросы: да не может быть, должна же быть какая-нибудь база, ну где-то ты чаще всего задерживаешься? Приходится подыскивать неловкие ответы, но каждый из них будет не вполне правдив. Стамбул, потому что великая история, море, острова, а вообще-то — самый удобный аэропорт. Ереван — там банковский счет, там просто и понятно и есть прекрасный Севан с лучшими на свете сигом и форелью. Нижний Новгород, наконец, — что бы ни происходило, там любимая квартира с видом на Кремль и на стрелку Оки и Волги.

На самом деле, конечно, никакой базы у меня нет нигде. Где бы я ни оказался, везде через неделю-другую я двигаюсь дальше, куда-то вперед.

А дом мой — рюкзак за спиной да телефон в руке.

1

Так было не всегда. Вообще-то бывалым бекпекером и туристом я никогда не был. Более того — впервые за границей оказался всего несколько лет назад, и практически всегда выезжал я исключительно на разные конференции, тренинги и семинары. Был такой счастливый короткий период, когда трансграничные связи сохранялись, а издание «Такие дела», где я работал, бурно росло — и было востребовано и у официальных российских институций, и в международном сообществе.

После февраля 2022 года это все, конечно, закончилось, но уезжать я никуда не торопился. Даже наоборот. Всего за пару недель до начала вторжения я уволился с чрезвычайно важной, но ужасно утомившей меня позиции главреда «Таких дел» и отправился в «вольное плавание». Я собирался потратить хотя бы годик на то, чтобы меньше работать и больше отдыхать, заниматься собой и своим домом — недавно купленной в ипотеку квартирой в Нижнем, видовой, но очень старой и обветшалой.

Вышло иначе.

…В сентябре я был в небольшой и совершенно не обязательной командировке в Тбилиси. В отличие от большинства друзей, никогда не любил этот город, но дело было нехитрое — немного рассказать о «журналистике решений» для местного сообщества.

Выступить я успел, а на следующий день нашей небольшой компанией мы собрались в том же зале, чтобы на экране проектора, где еще вчера была моя презентация, посмотреть экстренное обращение с объявлением «частичной мобилизации».

Конечно, это был шок. В те минуты никто еще не понимал, во что это выльется, но из зала я выходил с ощущением, что меня хорошенько припечатали по голове.

Потом были сумасшедшие новости о жестоких облавах в отдельно взятых регионах, Верхний Ларс, толпы растерянных молодых мужчин со славянскими лицами на улицах Тбилиси. Говорили, что встречают их радушно, — не знаю не знаю, я видел не единственную драку на этой почве, да и меня самого в паре мест отказались обслужить. Но это, конечно, мелочи.

Сейчас те дни многими подзабылись, но я не знаю, как можно простить российской власти этот страх и это беспримесное насилие над своими гражданами — особенно подлое, потому что его предваряли месяцы упрямой лжи, что ничего не будет и ни к чему готовиться не нужно.

Я же чувствовал себя вдвойне странно оттого, что сразу оказался по ту сторону границы. И, пока мои друзья штурмовали погранпереходы, я уже был «снаружи» — и этот выбор, по сути, был мне навязан.

Про друзей — это не фигура речи. Во время учебы в университете я получил военную специальность; помню ее, как сейчас: ВУС 094001, боевое применение наземных подразделений войсковой разведки. Должность — командир разведывательного взвода, категория годности — А1, без ограничений. С таким реноме — прямая дорога на «передок».

У нас со старых времен остался полуживой чатик выпускников сборов — лейтенантов-«пиджаков», как их называют настоящие офицеры, — и в те дни он оживился как никогда. По ощущениям, повестки тогда получило не меньше половины выпуска точно и некоторые — прямо с «мобилизационными предписаниями».

Для начала я попросил организаторов конференции в Тбилиси перенести мой обратный билет на пару недель, чтобы разобраться, что будет дальше.

«Письмо счастья» мне так и не пришло. Но все равно обратно я уже не поехал.

2

Первое время я был как в тумане. Соображать было тяжело. Я совершенно не хотел за границу. Тем более — так.

С собой у меня был только маленький рюкзак марки deuter — я его позаимствовал на пару дней у своего соседа, с которым мы вместе снимали квартиру в Москве. И в рюкзаке — весь набор вещей, которым было суждено провести со мной еще много месяцев:

— пара футболок;
— нижнее белье;
— джинсы;
— кепка Nizhny 800 с юбилея Нижнего в 2021 году;
— «парадная» рубашка от модного грузинского бренда и очень дорогие, но совершенно непрактичные не то шорты, не то штаны — чтобы в этом, собственно, выступить;
— дурацкая винного цвета кофта с фестиваля Wine of Moldova 2019 года, которую я никогда не надевал, а тут отчего-то решил взять с собой;
— телефон и ноутбук;
— всякая дорожная мелочь.

Даже вторую пару обуви пришлось купить позже, на месте.

Что делать дальше, я совершенно не понимал и чувствовал себя просто ужасно. Чтобы не свихнуться окончательно, я постарался сменить обстановку: сначала поехал в Батуми, а потом полетел в Армению. Собственно, это и был мой билет обратно, только вторым участком — до московского Внукова — я уже не воспользовался.

И в Тбилиси, и в Ереване мне очень помогли друзья, которые приютили у себя и немного отвлекли своим участием. Я понимал, что доставляю им неудобства — например, в Ереване мне пришлось жить у молодой семейной пары с маленьким ребенком на диване. Но тогда, перед лицом невиданной прежде напасти, все друг друга очень поддерживали и не задавали лишних вопросов. Например, в большой квартире моей подруги, которая переехала в Тбилиси чуть раньше, за пару недель нашел пристанище не только я, но и еще несколько таких же незадачливых релокантов.

Помощь была очень важна, но и с ней было не так-то легко. Умение принимать поддержку с благодарностью и не чувствовать себя при этом навязывающимся ничтожеством — это то, чему мне предстояло учиться все последующее время. Хотя в моменте было не до рефлексии: я более-менее въехал в реальность где-то только спустя месяц после мобилизации. И наконец сделал себе зарубежный — армянский — счет, что меня не раз выручало впоследствии. (С тех пор в этом банке без резидентства его, кстати, больше уже не открывают.)

В конце октября меня позвали в Вильнюс — рассказать об одном сборнике, который я редактировал, — и благодаря протекции организаторов встречи я смог долететь прямым рейсом из Еревана в Литву, хотя с «шенгеном» россиян в эту страну уже не пускали.

И снова благодаря помощи друзей мне посчастливилось найти место, чтобы какое-то время пожить в Вильнюсе. Правда, задерживаться там мне совершенно не хотелось, поэтому я решил пойти тем же путем, что и раньше, — то есть поехать по стране куда глаза глядят.

Помню, что купил старое английское пальто в благотворительном секонде и отправился в абсолютно неизвестный (и не особенно мне нужный) город Шяуляй, вышел на прогулку по серым ноябрьским улицам и стал усиленно думать, как же теперь мне быть. Тогда-то мне и пришло в голову, что, если тебе навязывают какой-нибудь сложный выбор, всегда можно выйти из этой дилеммы в другое измерение.

Тебе говорят: или круглое, или квадратное — а ты выбираешь холодное и фиолетовое.

Эта мысль меня поразила: вовсе не обязательно ни оставаться там, где тебе не хочется быть, ни отправляться обратно в собственное прошлое — к той жизни, которой явно больше не будет, да еще с непонятными рисками.

У меня нет никакого опыта в том, чтобы жить с одним рюкзаком или оказываться вдали от дома дольше, чем на пару недель? Значит, самое время это взять и наверстать.

Все вводные были как будто в мою пользу. У меня нет ни животных, ни семьи, к автономной самостоятельной жизни я привык — с 17 лет жил в общежитии, работа удаленная и сдельная, а тотальная неизвестность и неопределенность вокруг даже располагают к тому, чтобы окунуться в эту неизвестность, стать ее частью.

3

За следующий год я посетил два десятка стран. Я останавливался у друзей и в недорогих гостиницах, объехал половину европейской части света, смотрел на маленькие неизвестные городки и на величайшие культурные памятники.

Иногда я попадал в передряги. Вот, пожалуй, самая примечательная: два безумных чернокожих парня с мачете наперевес хотели порубить меня в марокканском городе Фес за то, что я не отдал им свой телефон — самое ценное, что у меня было. Спас меня французский дедушка, которому после пережитого стало плохо прямо за рулем, и его пришлось отпаивать пивом, запасенным в бардачке (мы, напомню, в мусульманской стране). Сколько раз я рассказывал эту историю — не счесть, но только потому, что все закончилось благополучно.

Конечно, я скучал по утерянному образу жизни. Больше всего мне не хватало вождения — всего год тому назад я получил права и очень полюбил ездить. Зато уже очень скоро мне стало нравиться, что у меня нет практически ничего — а это значит, что я ни к чему не привязан. Это была настоящая роскошь — есть всего лишь пара вещей, о которых стоит беспокоиться, ты точно знаешь, что все важное рядом с тобой, и в любой момент, если что-то начинает утомлять, ты готов сняться с места и двигаться дальше.

Бóльшую часть времени я был совершенно один, и меня это устраивало — мне хватало новых впечатлений, стран, городов, а ежедневные 20 тысяч шагов помогали стабилизировать состояние. Да и у меня была уже привычка проводить много времени с самим собой.

Но все-таки именно тогда, когда я привыкал к мысли, что все не так уж и плохо, возвращалась всепоглощающая тоска — особенно в странах, где мало кто говорил по-английски. В такие дни я всегда стремился к большим водоемам, стоял на берегу холодного моря, смотрел за горизонт и понимал, что все эти перипетии — ничто по сравнению с ледяным спокойствием стихии. Это завораживало и успокаивало гораздо эффективнее, чем сравнение собственных невзгод с чьими-нибудь несоизмеримо бóльшими страданиями. А эти мысли тоже, конечно, посещали: ведь, пока я колесил по миру, продолжалась война и гибли десятки тысяч людей.

Я научился не бояться и не стыдиться просить о помощи. Бывало, что из-за сложностей с международными транзакциями мне буквально не хватало на жизнь, и спасительной кредитки под рукой теперь не было — но меня вновь выручали друзья, готовые дать взаймы. И я бесконечно за это им благодарен.

Вообще, за время моих хаотических перемещений я стал гораздо больше ценить людей. Любых — от владельца рыбной лавки, куда я зашел несколько раз подряд, до журналистов, с которыми я общался прежде только виртуально, но с первой же встречи чувствовал, что это настоящий друг — ведь он практически в той же ситуации, что и я. Да, иногда у нас могли быть разные взгляды на то, как и почему мы все оказались в этой точке и что нам делать дальше, — но я никогда не стремился обострять противоречия и, напротив, ставил человеческое отношение выше любых несогласий.

А мир тем временем оказался очень маленьким и понятным. Даже новые страны и города раскладывались на знакомые элементы: похожие принципы застройки, близкая по духу архитектура, типичные кафе, гостиницы и бары, узнаваемая природа. Это не отталкивало — скорее, напротив, поддерживало во мне чувство глобального пространства, к которому ты принадлежишь. Хотя и немного утомляло — и чем дальше, тем меньше находился смысл ехать куда-то дальше.

Спастись от переживаний помогала работа: мое внештатное сотрудничество с несколькими редакциями позволяло выстроить день так, чтобы успевать просмотреть все новые задачи и выполнить все намеченное в любое время, хоть глубокой ночью.

В конечном счете этот опыт неожиданного изъятия из привычной для меня жизни научил, что цепляться за устоявшиеся модели вредно и просто не нужно. При всем своем либерализме и, надеюсь, гибкости и свободе мышления я всегда был человеком довольно инертным и не готовым к резким переменам. Но вот здесь они нашли меня сами. Оставалось только сделать правильные умозаключения — и не бояться менять принятые решения. Для меня, человека, который всегда был убежден, что в жизни надо строить рационально обоснованные структуры и следовать намеченному плану, не обращая внимания ни на что, все это стало большим открытием.

Впрочем, принятие постоянной неопределенности и хаоса — как и горизонта в одну-две недели — тоже стало для меня планом, которого надо придерживаться.

4

Главное, что мешало (и продолжает мешать!) наслаждаться этим новым планом, — отсутствие значимого движения к цели. Постоянные перемещения по планете стали ложной заменой реальному развитию и хоть какому-нибудь четкому вектору перед глазами.

Спустя два года кажется, что не только я, но и вся реальность вокруг меня пребывает в мучительной стагнации, зависла над пропастью перед страшным броском, после которого все точно станет необратимо, но уже по-другому.

Колесить по миру, как перекати-поле, — это хороший вариант, чтобы обрести гармонию в нестабильности, но плохая стратегия, чтобы увидеть настоящий путь впереди. Адаптация, непрерывная подстройка к действительности, тоже требует усилий и отнимает ресурсы, а для серьезных свершений сил не остается. Нужны ли они, эти свершения, — вопрос, но очень сложно разрешить себе обойтись без серьезных достижений и без глобальной цели, к которой хотелось бы двигаться.

Самая главная задачка — понять, какой эта цель вообще может быть. Если к чему-то хочется стремиться — это уже ведь радость. Можно двигаться к путеводной звезде немедленно и быстро, а можно — степенно, задумчиво, долго-долго.

Но ты все равно будешь знать, что ориентир есть, и никогда об этом не забудешь.

Я же все больше смотрю по сторонам, читаю медиа и блоги и людей, оставшихся в России, и эмигрантов, счастливо обнаруживших себя в новых странах и в новых ролевых моделях, — и не понимаю, где в этом замечательном мире я.

А еще иногда мне кажется, что все вокруг ужасно выгорели, а то и просто съехали с катушек. Как обрести себя здесь умеренному человеку, который никогда не стремился на баррикады, но мечтал сохранить и преумножить любимую профессию, — большой вопрос.

Но я знаю, что людей, которые спрашивают себя о тех же самых вещах, вокруг очень много. И я надеюсь, что мы все еще сможем наметить правильный путь.

Понравился материал? Помоги сайту!