Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244951В последний день лета в больнице на 93-м году жизни скончался старейший фотокорреспондент России Сергей Иванович Смирнов. По просьбе COLTA.RU о нем написал Сергей Шахиджанян — его коллега, фоторепортер, преподаватель факультета журналистики МГУ и специальный корреспондент «Вечерней Москвы».
Сергей Иванович Смирнов проработал в газете «Известия» более 50 лет — с 1959 года. А позвал его туда легендарный главный редактор газеты — Алексей Аджубей. Тот самый, про которого была пословица «Не имей сто друзей, а женись как Аджубей». Он был мужем дочери первого человека в стране, Никиты Хрущева, — Рады. Как главный редактор, Аджубей сделал для «Известий» очень много: газету, где фотографией прежде забивали лишь случайную дырку в полосе, а клише для фотографий готовились сильно заранее, как и большинство текстов, он быстро перевел на новые рельсы, и материалы там начали публиковать «с колес» — это при тех-то технологиях!
Сергей Иванович категорически возражал, когда его называли «фотограф». Он всегда считал себя фотокорреспондентом и оставался им до конца своих дней. Он рассказывал мне, что Аджубей активно помогал ему попадать на съемки в самые труднодоступные места. Главный редактор пользовался влиянием и щедро делился своими возможностями с фотокорреспондентом, прекрасно сознавая, что хорошая фотография всегда заменит плохой текст — так часто говорил Сергей Иванович.
При Аджубее Смирнов сумел войти в круг тех, кому доверяли снимать первых лиц. Смирнов славился фантастической обстоятельностью и обязательностью — в любой командировке у него с собой всегда был набор необходимой химии. И даже воду, чтобы делать растворы, он таскал с собой из Москвы — кто знает, какая вода в других местах? То есть после съемки он бежал в номер, мешал проявитель или из концентрата его разводил водой, которую привез, и проявлял в специальном рукаве фотопленку в туалете гостиницы. У него с собой и фотоувеличитель обычно был. Негативы тогда передавать не умели, он негатив сушил феном или спиртом, потом включал красный фонарь, печатал фотографии 9х12 или 10х15 и сушил — либо на кафеле, либо на стекло накатывал. Качество получалось так себе, но для газеты годилось.
И пока все официальные лица и их официальные фотографы еще выпивали и закусывали на каком-нибудь приеме, он тащил девушкам в посольстве угощения — с того же приема — и договаривался, чтобы они его снимки поскорее по фототелеграфу в Москву передали. Так он умудрялся передавать снимки быстрее, чем фотографы, приставленные к первым лицам. А первых лиц он на своем веку перевидал: снимал Хрущева, Брежнева, Кастро, Хонеккера, Арафата — всех советских руководителей и всех, к кому они летали и кого принимали у себя.
— Я мог снимать Брежнева, Ельцина так, как считал нужным, — меня знали и допускали. А вам теперь говорят: «Стой тут, не рыпайся и не мешай». Так хорошую фотографию не сделать!
Через месяц после снятия Хрущева сняли и Аджубея — а Смирнов остался. Умение любой ценой снять и вовремя передать фотографию ценило любое начальство. Тогда во многих центральных газетах фоторепортеры сами снимки не печатали — отдавали лаборантам. В «Известиях» же у каждого фотокорреспондента была своя лаборатория — у Сергея Ивановича самая большая, самая отдаленная, на пятом этаже, в комнате 501. Он всегда сам печатал свои фотографии на фотоувеличителе, и во сколько бы ни заканчивалась у него съемка, к утренней планерке снимки были готовы.
По известинской традиции от фотографов требовался особый взгляд — фотографии должны были отличаться от тассовских или от правдинских, и конкуренция была вполне ощутимая, несмотря на ограничения и цензуру. Во время моей работы в «Известиях», в 2000-х годах, Смирнов так напутствовал нас, молодых фотокорреспондентов: «Ребята, е*ите ТАСС! Всегда е*ите официальных фотографов — либо места находите другие, либо находите способ быстрее снимки передать. Всегда пытайтесь их объегорить — у вас должно быть больше свободы и фантазии!»
К молодым он вообще относился дружелюбно. Помню, меня избили во время редакционного задания в Люберцах — выволокли из машины, сломали очки и отобрали камеру; он узнал об этом, подошел, спросил, не надо ли чем помочь. Мы с ним несколько раз говорили о войне — он был на фронте, воевал, мне было интересно узнать из первоисточника, как это было. Сергей Иванович начинал рассказывать, но то его куда-то звали, то меня срывали на съемки — толком, как мне хотелось, мы так и не поговорили. Помню, он рассказывал, что на войне было очень много постановочных съемок и что реальную войну наши фотографы так и не сняли: на любую съемку требовалось согласование. Съемки же на передовой, во время боя, были вообще почти повсеместно запрещены.
Меня удивлял его демократизм: сейчас какой-нибудь молодой парень съездит разик на Майдан или снимет разгон митинга — и задирает нос: мол, на всякую ерунду меня не посылайте, я такое снимать не буду. Сергей Иванович, будучи асом, выполнял рядовые редакционные задания — его запросто могли послать на съемку открытия фонтана у Большого театра или, например, снять новостройку. Позже бильдредакторы уже просто старались его беречь, учитывая его возраст, не давали сложных съемок. Он иногда по этому поводу ворчал, но, пока у него ходили ноги, добросовестно выполнял самые рядовые задания. И всегда выглядел безупречно. Пиджак по фигуре, выглаженная рубашка, галстук. Не помню, чтобы видел его помятым или грязным.
Он наблюдал за нашей работой. «Мне вас жаль, ребята, — я вижу, как вы снимаете. Вы становитесь обслугой — вас, как манекены, ставят на точку, с которой вы не можете сдвинуться. Отодвигают все дальше и дальше. У меня рабочий объектив был 35 мм (это небольшой широкоугольник), а вас задвигают за Можай, у вас все съемки правительственные важные начинаются с 300 мм, а то и 600. Как же вам тяжело работать! Я мог запросто подойти к Фиделю и угостить его жареной осетриной, меня узнавали в лицо, да я и был практически другом семьи. Я мог снимать Брежнева, Ельцина так, как считал нужным, — меня знали и допускали. А вам теперь говорят: “Стой тут, не рыпайся и не мешай”. Так хорошую фотографию не сделать!»
Он всегда приходил на редакционные пьянки внутри отдела — Новый год, 8 Марта, 23 Февраля. Остроумно шутил. Рассказчик он был великолепный.
До последних дней он жил своей работой — в планах у него было сделать большую выставку к столетию газеты «Известия», к 2017-му. Он сломал ногу в мае этого года, лежал в больнице и почти не ходил. Могу сказать, что, к чести Арама Габрелянова, он всячески поддерживал Сергея Ивановича — помогал с лечением и деньгами. Незадолго до смерти Сергей Иванович попросил выбрать ему кресло-каталку — чтобы передвигаться — и очень рассердился, когда понял, что для его активного образа жизни ни одна из существующих моделей не подходит. Хотел поехать в командировку в Санкт-Петербург — но он называл его всегда Ленинградом. Он сам был оттуда.
Да — снимал он на пленку почти всю жизнь, лет до 85. А последняя правительственная съемка у него была, кажется, в начале нулевых — когда Владимир Путин награждал орденом Майю Плисецкую.
За годы работы у него накопился огромный архив. Все это хранилось в негативах. А негативы — в коробках. Подписей — никаких. Только он мог разобраться в ворохе пленок и понять, в какой коробке что. Часть его архива сканировалась, но специального человека для этого не выделили, и работа велась понемногу, не в таких объемах, как хотелось бы. Как он сам говорил, отсканировали чуть больше десятой части того, что у него было. Остальное так и лежит до сих пор в коробках у него дома. Память у него было хорошая — стоило ему взглянуть на снимок, и он называл год и место съемки. Такой вот был человек. Последний из старой гвардии — переживших войну, оттепель, застой, перестройку, 90-е и наше время.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244951Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246502Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413091Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419573Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420237Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422885Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423646Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428822Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428949Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429603