Саша Соколов и русский дзен

Вы же телевизор не смотрите? Надо ли включать его ради нового фильма про Сашу Соколова? Конечно. Это хороший фильм. Снятый с большим чувством, профессионально и, что особенно ценно, — очень свободно. Без оглядки на массовый вкус и шаблоны изготовления массового телепродукта.

Николай Картозия и Антон Желнов делают своим героем непопулярную фигуру — это не Бродский, фильмом о котором два года назад этот авторский дуэт дебютировал. Если образ поэта Бродского в массовом сознании давно и прочно закрепился на стенде «Ими гордится Россия», то сейчас перед нами писатель, чье имя, по словам авторов, в России знает едва ли больше десяти тысяч человек.

Это не для всех кино, прямо объявляют авторы. Да, Первый канал, но — ночь, то есть много званых, но мало, так сказать, избранных. У Первого канала в данном случае ювелирная миссия. Вы же телевизор не смотрите? А это вам персональное приглашение. Вас зовут на Сашу Соколова. Ну, допустим, телепродюсер А. прежде о Соколове не слышал, а телекритик Б. его не читала — но оба могут профессионально оценить величие замысла и красоту исполнения. В кои-то веки на Первом — кино для вас, сделанное если не вашими друзьями, то друзьями друзей. Антон интервьюировал героя, Николай написал сценарий, закадровый текст и музыку. Константин Львович предоставляет дефицитный многомиллионный эфир и лично присутствует на пресс-показах.

Это, надо понимать, — то самое, ради чего создатели фильма вынуждены по будням заниматься прибыльным, но не таким милым массовым телепродуктом. Тут, надо понимать, создатели и прокатчики, искушенные по части изготовления массового телепродукта (Н. Картозия — гендиректор телеканала «Пятница», К. Эрнст — гендиректор Первого), демонстрируют свой настоящий класс: вот что они любят, вот как они могут, когда над ними не висит дамоклов меч рейтинга, с одной стороны, и госзаказа (назовем это так) — с другой.

Антон интервьюировал героя, Николай написал сценарий, закадровый текст и музыку. Константин Львович предоставляет дефицитный многомиллионный эфир и лично присутствует на пресс-показах.

У них получается. Съемка и монтаж — отличные. Музыка — симпатичная. Закадровый текст написан на вашем языке, все смайлики и подмигивания в сторону понимающей публики на своих местах, даже мем про двойную сплошную удалось приладить, хоть и к совершенно другому случаю.

Или взять анимацию. За кадром — рассказ о сходстве и различиях между Соколовым и Бродским. Вечная телевизионная проблема, да? — чем перекрыться. Обычно-то как? Нарезка, архивные кадры, фотографии, тоска. А тут — такая, знаете, аппликация, такое DIY, ну и намек — ручная, мол, работа.

С продвижением фильма, конечно, есть шероховатости. «Они искали его в разных странах и обнаружили. И писатель Саша Соколов впервые согласился говорить», — сообщает нам сайт Первого канала. «Он говорил впервые», — заявляет Николай Картозия в другом месте. Кхм. То есть избранной аудитории любителей Саши Соколова предлагается сделать вид, что она в глаза не видала его многочисленных и пространных интервью — скажем, тут или вот тут, причем не то чтобы он давал их только крупным каналам и изданиям, — и что никто не в курсе, что живет Саша Соколов в Канаде.

Но это промоушн, понимаем, без шероховатостей не цепляет. В остальном авторам удается обходить шаблоны и обманывать ожидания. Никаких в фильме говорящих голов, как бывает в стандартной теледокументалке. Три коротюсеньких синхрона — жены Соколова Марлин, Маши Слоним, Эллендеи Проффер. Понятно, что с каждой говорили подолгу, брали, скорее всего, полноценное интервью — но в фильм вошло по крохотному кусочку. Все это богатство авторы отбрасывают — ради того, например, чтобы долго держать в кадре присыпанную снегом лесистую гору. Или смутные тени за окном поезда. Или неподвижное, без выражения, лицо седого человека с неожиданно светлыми глазами. Красиво.

Ну и непривычно: вот фильмы Парфенова, учителя Картозии, которые считаются образцом продвинутой теледокументалистики, всегда распирает от обилия информации — и цифры тебе, и факты, и постановочные актерские эпизоды, хроника, графика, инфографика, тридцать три театрализованных стендапа, четкая артикуляция, стремление все показать, разложить, пояснить.

У Картозии и Желнова все иначе: в фильме о Соколове сколько угодно света и воздуха, нелогичных пауз, лирических отступлений, мечтательных взглядов мимо.

Да, есть постановочные эпизоды — но минимум. Ну, мальчик в ретро-кепке (то ли сам Саша в детстве, то ли ученик Такой-то) недолго щурится в камеру в фильтрованном свете. Ну, порасчленяли бабочек под цитату из Набокова — и все.

После фильма «Бродский не поэт» авторов журили за обилие стендапов – многовато, говорили некоторые, там было селфи Николая Картозии на фоне обстоятельств жизни Бродского. Авторы критику учли: в фильме о Соколове — ни Картозии в кадре, ни стендапов, только совсем немного задающего вопросы Желнова.

Но и обстоятельств жизни у героя тоже теперь особенно никаких. Вроде бы, взявшись за такую загадочную и малоизвестную фигуру, каков, по уверениям авторов, Соколов, стоит что-то о нем сказать аудитории, поместить в контекст, обозначить, так сказать, масштаб. Но этого в фильме нет. Ни тебе хроники, ни прошлого, ни критики и литературоведов. Ни звука о, например, СМОГе, где герой в московской молодости состоял (хоть какая-то привязка к местности). Ни слова о журфаке, работе егерем, разнообразных занятиях в эмиграции. Никакой творческой биографии, тем более — личной. Если в разговоре всплывает байка времен Сашиного пребывания в дурдоме — никто не станет вам пояснять, когда и в связи с чем он там оказался. И никакого, боже упаси, линейного сюжета.

Вот это выдержка у авторов. При том что в жизни Соколова сюжетов, соблазнительных для телевизора, — море. Холодная война и папа-шпион (эту тему да, затронули, но очень легко), резкие зигзаги биографии, смена занятий, жен, стран и континентов, отношения с эмиграцией — и с Россией, куда он в разные времена наезжал. Да в конце концов — перед нами человек, который лучше всех живущих пишет на русском. Который создал на этом языке как минимум два шедевра мирового масштаба и в одиночку образовал новое направление отечественной словесности. Который при этом лет 30 не писал ничего крупного — и вопрос, напишет ли еще. Этому человеку 73, как бы молодо и поджаро он ни бегал на лыжах. То есть любой документалист вцепился бы в него мертвой хваткой — выудить, поймать, записать и донести до современников и потомков каждое слово. А вы вообще свободно на английском говорите? А музыку какую слушаете — ну, кроме «Любэ»? Так вы на самом деле христианин или буддист?

Этому человеку 73, как бы молодо и поджаро он ни бегал на лыжах. То есть любой документалист вцепился бы в него мертвой хваткой.

Герой ведь явно готов отвечать. Он — когда ему позволяют — излагает вполне личные обстоятельства. Он готов со значением смотреть в камеру, ездить для нее на лыжах и красиво перед нею разминаться. Он знакомит зрителей с женой. Он катается со съемочной группой в Оттаву и Монреаль (Оттава понятно — а зачем Монреаль? Какую роль эта локация играет в фильме?). Он, как мы понимаем из интервью авторов фильма, общался с ними 10 дней — видно, что не только жестами.

Можно только гадать, сколько и чего он за эти 10 дней рассказал, — и поражаться стойкости авторов, которые заховали все это в закрома монтажного компьютера. В трейлере к фильму Антон Желнов говорит: таких людей, как Саша, надо записывать, фиксировать для истории, — но в фильм авторы придирчиво допускают то немногое, что работает на милый им образ героя-отшельника, немногословного красавца-лыжника, эллина-буддиста, чуждого страстей и страданий.

Вот вроде стандартный ход: Соколова везут в Оттаву, где он родился, откуда при нерядовых обстоятельствах ребенком уехал и где, говорят нам, не был последние 30 лет. По идее, ему полагается расчувствоваться и разоткровенничаться — что он, вполне возможно, и сделал, но мы об этом не узнаем. От поездки в итоге остается прогулка вдоль посольского забора и спокойная реплика Соколова: да, он узнает эти места, припоминает.

Или апофеоз — разговор о родителях. Вроде бы — хотя не очень внятно — получается, что писатель с ними не общался чуть ли не с тех пор, когда в 1975 году они от него, желающего эмигрировать из СССР, официально отказались. В начале нулевых пришла весть об их смерти — причем смерти страшной. Собеседник его спрашивает: не жалеете, что с родителями так и не увиделись? «Нет», — отвечает герой. «Почему?» — «Потому что…» — но тут камера резко отворачивается. Склейка, следующие секунд 40 мы наблюдаем профиль героя в контровом на фоне окна поезда, за кадром звучит Цой. Вы ответ про родителей хотели услышать? А вот нет.

Этот фильм, по словам Николая Картозии, — русский дзен. Так что слушайте хлопок одной ладони.

Это Саша Соколов глазами не биографов, а импрессионистов. Пренебрегающих презренной пользой, единого прекрасного жрецов.

Жаль что, момент премьеры и триумфа авторов становится, собственно, концом этого счастливого избранничества. Отныне Саша Соколов — герой Первого канала, пусть пока ночной. Салют из всех орудий не умолкает, фильм об элитарном писателе Соколове пиарят ТАСС и «Комсомольская правда», «7 дней», «Газета.ру», «Вечорка» — их читатели теперь тоже приобщились к кругу избранных. Это не сделает Сашу Соколова популярным писателем — но скоро у нас станет на одну национальную гордость больше.

Понравился материал? Помоги сайту!