Проклятые ответы

Часто думают, что разница между писателем и журналистом в качестве, уровне написанного. Это, конечно, ерунда. Многие журналисты пишут куда лучше многих писателей.

Разница между ними примерно такая, как между архитектором и мастером, строящим дом своими руками. А бывает иногда, что эти навыки (с одной стороны — воображение, умение проектировать, мыслить объемами, а с другой — правильно заточенные руки и способность достать стройматериалы) попадают в один флакон. И тогда на свет рождаются удивительные гибриды.

На этой неделе в Киеве выходит «Рейс» — роман Сергея Лойко, военного репортера, собкора газеты Los Angeles Times в России. Сергей — отчаянный парень, можно сказать, безбашенный, за 30 лет в журналистике прошел все горячие точки планеты. Мой товарищ и сосед. Мне повезло прочитать рукопись романа одной из первых. То, что это политический детектив, я знала. Знала и про что — про «Боинг», сбитый над ДНР. Неожиданностью было то, о чем написала ему той же ночью, когда дочитала роман, не отрываясь: «…еще и проза по высшей фишке. Меня поразило, как ты управляешься с такой толпой персонажей, насколько вся эта толпа — не масса, а сумма индивидуальностей. И человеческая речь. А уж то, как выкручиваешь фабулу, нигде ничего не теряя, не допуская ни одного провисания, я бы включила в учебники главой “Как строить сюжет”».

Да уж, пружину завел автор с таким дьявольским коварством, что, ни на миг тебя не отпуская, она распрямляется на всем пространстве густого текста, с первой главы, — и выстреливает не просто на последней странице, а в последней строке. В последней строчке, Карл! С внезапной и великолепной ясностью — как вспышка магния.

Я такого не видела никогда — ни у Агаты Кристи, ни у Бориса Акунина, вообще ни у одного самого крутого мастера весьма уважаемого мною жанра.

Короче, понятно, что роман «Рейс» — очень достойный и даже замечательный образец детектива.

Но сегодня, когда наша профессия вот-вот прикажет долго жить, когда на журфаке студентам объясняют, что журналист непременно должен принимать во внимание позицию руководства, когда правда становится экзотикой, когда граждане России не понимают и не верят, что их государство воюет с самым близким соседом (ну вот таким, как мне — Лойко, дверь в дверь), — сегодня особенно важно, что написан и издан детектив — военный, политический и журналистский.

Почему вообще журналист обращается к художественной прозе, к фикшн, к беллетристике?

Ну, потому, конечно, что мучает зуд сочинительства, факт тесен автору. В числе прочего и это произошло с Лойко.

Несколько лет назад он написал роман «Аэропорт» о боях за аэропорт в Донецке, где не отходил от фактуры почти ни на шаг. Вплоть даже до имен. И свою личную трагедию, смерть любимой жены, описал как есть, потому что долго еще — а может, и никогда — не сможет от нее дистанцироваться. Собственно, он писал о себе, бьющемся в безумной воронке этой войны. Он искал тогда пули, искал смерти, я это знаю. Но Сережа — заговоренный, может быть, заговоренный смертью Насти.

«Аэропорт» был развернутым репортажем с героем-автором. В нем практически не было вымысла.

Но время шло. И Лойко, честный военный журналист, должен был разобраться с самым проклятым вопросом сезона: кто виноват? Каждый из нас, кто так или иначе причастен к профессии, задает себе этот вопрос постоянно.

Я такого не видела никогда — ни у Агаты Кристи, ни у Бориса Акунина, вообще ни у одного самого крутого мастера весьма уважаемого мною жанра.

Сергей размышлял над книгой и над ответом 17 лет.

— Центральной, «сюжетообразующей» катастрофой тогда был взрыв дома в Москве, в котором гибнет семья героя. Остальное было приблизительно так же. Но руки не доходили. Война. Потом смерть Насти. Потом «Аэропорт». А потом вот этот «Боинг» (в котором тоже гибнет семья героя, и он, одинокий рейнджер, расследует глобальные обстоятельства личной трагедии. — А.Б.). И я ушел с работы и стал писать. Я не могу ничего доказать. Просто предлагаю свою версию событий, основываясь на косвенных доказательствах в общем доступе. Ну, конечно, консультировался с военными, с генералом ПВО… Прошерстил источники, доклад международной комиссии… Но моя книга — не расследование. Это роман, основанный на реальных событиях, как тысячи романов.

Вот вторая, а может, и первая причина, по которой журналист берется за беллетристику. Он знает ответы на вопросы. Эти ответы распирают его, как опасная тайна о рожках Александра Македонского распирала его брадобрея, героя притчи про флейту из тростника. Но у него нет прямых доказательств. Да хоть бы и были: «съесть-то он съесть, да хто ж ему дасть?» Что бы кто ни накопал, махнул рукой Сережа, даже прямые улики, главком от всего открестится. «На них нет управы, их никто не посадит на скамью подсудимых». И он пишет версию событий. Роман, основанный на реальности. Потому что он все-таки, во-первых, — журналист.

Лойко прав, таких романов тысячи. Даже фантастика. Нет: особенно фантастика. Фэнтези — самый удобный жанр для проклятых ответов. Автор выбрал примыкающий к фэнтези, как бы развлекательный жанр детектива. Но подошел настолько близко к реальности, что его вроде бы «эзопов язык» буквально обжигает голой правдой.

И кабы не предыдущий роман-репортаж «Аэропорт», я бы сказала, что, мол, еще один журналист показал писательский класс, вот какие мы молодцы.

Но точка отсчета, точка А — была. И теперь, когда появилась эта вторая точка — R, можно увидеть то, что лежит между ними: путь. Путь не столько к исторической правде факта, сколько к художественной правде-откровению, который всякий серьезный писатель проходит, как самурай — путь к смерти.

Ангел смерти сопровождает Сергея Лойко рука об руку с ангелом-хранителем. Двое этих пернатых, черный и белый, парят каждый над вверенным ему плечом, и этот двойной кортеж обеспечивает книге тот объем, ту стереоскопию, которой нельзя достичь с помощью одного лишь опыта или одного лишь воображения.

Почти все персонажи имеют прототипов, живых людей, за которыми автор записывал — слово в слово.

«Рейс» — важное свидетельство журналиста, вооруженного оптикой расширенного сознания. Грамотный фоторепортер, Лойко понимает, что по-настоящему ценная «карточка» — та, у которой есть история. Объем. Судьба. Закадровая перспектива и развитие. Эпизоды, из которых состоит роман «Рейс», — не фотографии. Это послойная томография. Каждый персонаж — характер, каждый характер — история, каждая история — судьба: от маньяка и его жертвы до сумасшедшей старухи и проститутки, от всех мимолетно возникающих в кадре военных, журналистов, бандитов, воров в законе и ментов до главных героев. Вот это я называю «расширенным сознанием» журналиста — способность не только красиво использовать факт, который имеется в профессиональной копилке каждого из нас, но и встроить в общую драматургию, впаять в сюжет без единого шва.

Благодаря этому возникает, как говорит сам Сергей, эффект 3D.

Почти все персонажи имеют прототипов, живых людей, за которыми автор записывал — слово в слово. Все эпизоды мафиози Книжника реальный вор в законе не только рассказал, но и «курировал» диалоги. Главный герой — крышующий криминал бывший мент, он же подельник Книжника, — тоже реальный и тоже консультант. Американская журналистка — реальная. Маньяк — реальный. Все эпизоды с «Боингом» «генерал ПВО по деталькам раскидывал, я записал опять дословно, с интонациями»…

«Прибежав на место трагедии одним из первых, Карзухин попытался стянуть золотые перстни с пальцев двух оторванных рук, на которые наткнулся в поле, но у него не получилось. Инструмента с собой не было. Вот и потащил руки домой целиком.

— Стой! — закричал Чепурных, как ему самому казалось, страшным голосом. — Стрелять буду!

Карзухин остановился, потряс головой и бросил одну из рук к ногам ополченца:

— На, сука, подавись, пидарас е**ный!

Чепурных молча поднял пистолет еще выше, направив его прямо Карзухину в лицо. Тогда окончательно слетевший с катушек великан совершил то, от чего даже у него самого волосы встали дыбом… Мотнув головой, с рычанием, как голодная цепная дворняга, он впился в руку кривыми желтыми клыками…»

Ну вот можно придумать такое?

Между первым и вторым романами прошло года три. Результатов, которых скачкообразно Лойко-писатель достиг за эти три года, взрослые литераторы добиваются за 10—15 лет постоянной писательской работы.

«Рейс» — книга опытного мастера. И при этом — журналиста. А ведь эти вещи крайне редко — в одном-двух случаях из ста — совпадают. Сергей приобрел романное умение — не утратив ни одного журналистского навыка: точности, честности, верности факту, отваги.

Но встречается в разных художественных текстах один загадочный феномен, который я считаю проверкой на литературную подлинность. Булгаков определил его памятными всем словами «о, как я угадал!»

Недавно Павел Каныгин опубликовал в «Новой газете» расследование о гибели «Боинга». Факты, изложенные в нем, до деталей совпадают с некоторыми эпизодами романа.

Материал, само собой, был написан по меньшей мере на год позже романа. «О Пашином расследовании я не знал. Паша ничего не знал о моем романе. Раскопал, молодец и герой. Он очень рискует — в отличие от меня. Я не сомневаюсь, что так оно и было, как он описывает. Просто знаю. Даже внешне его персонаж похож на моего героя. Расследование Каныгина и моя книга — совпадение не случайное…»

Объяснить природу этого совпадения Сережа не смог. А я со стороны — могу.

Журналист и писатель докапываются до правды разными путями. Журналист берет след — «нюх как у собаки, глаз как у орла» — и (часто) смертельный риск. Писатель, как он сам говорит, «просто знает». Но, чтобы «просто знать», нужны 30 лет под пулями на разных континентах и 17 лет поисков ответа, а потом еще три года встреч и записей «с интонациями». То есть работы журналистом.

И тогда количество переходит в качество. Писатель — угадывает. И вымысел вступает в реакцию с реальностью.

Понравился материал? Помоги сайту!