Нечем скрыть

Принятые под шумок летней листвы поправки в закон «О государственной охране» позволяют засекретить имущество тех, кого охраняет ФСО, — и членов их семей. Список таких людей при этом тоже остается секретом. Значит ли это, что теперь журналистам, которые пишут о коррупции в высших эшелонах власти, и соратникам Алексея Навального из ФБК будет труднее добывать и подтверждать сведения о том, кому принадлежат домики для уточек и шубохранилища? Как закон повлияет на работу журналистов-расследователей? Об этом COLTA.RU спросила руководителя Центра управления расследованиями — журналиста Андрея Коняхина.

Работа журналиста-расследователя на 80% состоит из ежедневного прочесывания разных баз, реестров и других массивов данных, связанных с имуществом и доходами людей, судебными тяжбами компаний и прочей неинтересной, на первый взгляд, информацией. Даже инсайды из проверенного источника нуждаются в перепроверке и подтверждении другими источниками. Поэтому любые государственные ограничения возможности работы с данными вызывают нервную реакцию у профессионального сообщества.

Свежий пример — поправка в закон «О государственной охране», засекречивающая персональные данные охраняемых государством лиц и членов их семей. По закону право на такую охрану имеют президент, премьер, спикеры обеих палат парламента, председатели Конституционного и Верховного судов, генпрокурор и главный следователь. И еще те, кому госохрана досталась по указу президента, — например, патриарх. Полный список подопечных ФСО засекречен.

По смыслу поправки выходит, что информация из Росреестра о недвижимости охраняемых будет закрыта точно. Но ее нечеткие формулировки не дают понять, из каких еще реестров могут исчезнуть данные, — например, что будет с информацией о руководителях и учредителях юридических лиц.

Но зачем понадобились эти изменения закона? Ведь самим особо охраняемым скрывать из публичных реестров нечего: в собственности у них по квартире площадью до трехсот квадратов, иногда даже с машино-местом, на котором, судя по декларациям, стоит «Победа» или «Нива» с прицепом.

Мнение широкой общественности категорично: у поправки большие коррупционные перспективы. Если скрывают, значит, есть чего. Мнения профессиональных расследователей разошлись. Журналист ЦУРа Сергей Канев: «Ну это откровенный цинизм — принять такое после прямой линии Путина. Он там топил за пользу антикоррупционных расследований. Но с оговорками, что не в целях самопиара. Я, что ли, пиарюсь?» Заместителя гендиректора российского отделения Transparency International Илью Шуманова беспокоят широкие возможности для злоупотреблений: «членом семьи» можно назвать и двоюродного племянника, а засекреченный список охраняемых президент может пополнять кем угодно. Журналист «Собеседника» Олег Ролдугин спокойнее всех оценил ситуацию: «Если резюмировать: документ лишь узаконит нынешнее положение вещей. Имена сыновей Чайки и отчасти Шамалова-мл. уже исчезли из Росреестра. Больше того, пропало упоминание даже о Рогозине, который формально не охраняется данным законом. Так что этот шаг — вполне дежурный».

Но зачем понадобились эти изменения закона? Ведь самим особо охраняемым скрывать из публичных реестров нечего: в собственности у них по квартире площадью до трехсот квадратов, иногда даже с машино-местом, на котором, судя по декларациям, стоит «Победа» или «Нива» с прицепом. А для всего, что за рамками деклараций (и приличий), есть номинальные держатели из близкого окружения и/или проверенная юрисдикция Британских Виргинских островов — оттуда невозможно получить данные о владельцах офшоров.

Путин никогда не владел приписываемым ему дворцом под Геленджиком, доверенным на время стройки ближайшему другу и свату Николаю Шамалову и оказавшимся впоследствии у миллиардера Александра Пономаренко. Еще несколько неофициальных резиденций для президента построили крупные российские компании. И даже любимая официальная резиденция на Валдае не принадлежит государству — Управление делами президента арендует ее у другого ближайшего друга Путина, Юрия Ковальчука, который ее и построил.

Расклад с семейными активами первых лиц государства, как правило, тоже простой — либо они скрыты за семью офшорами, либо бизнес членов семьи не является тайной. Успешные предприниматели Сергей Матвиенко, Игорь и Артем Чайки не устают подчеркивать, что добились всего без родительской поддержки.

Опасения, что список лиц под охраной ФСО быстро разрастется, спровоцированы злоупотреблением другими привилегиями. Ездит же Сечин с мигалкой, заявляя, что имеет на нее право, — хотя в указе президента о спецсигналах «Роснефть», которой Сечин командует, не упоминается. Да что уж тут, со спецсигналами даже «повар Путина» Пригожин гонял — пока не попал под рейд родного петербургского управления ФСБ.

В реальности включение в госохранный список было и останется исключительной привилегией, даруемой президентом. И те, кто мог бы претендовать на нее, давно и тщательно прячут все самое ценное. Тот же Сечин, страстный охотник, оформил на «Роснефть» долю в охотхозяйстве в Тверской области. А в центре своих охотничьих угодий, на живописном берегу Волги, построит усадьбу, 200 га земли под которую предусмотрительно записаны на доверенное и много раз проверенное лицо — экс-главу «Роснефти» Эдуарда Худайнатова.

Со спецсигналами даже «повар Путина» Пригожин гонял — пока не попал под рейд родного петербургского управления ФСБ.

Способов скрыть имущество много, и вовсе не обязательно прибегать к крайностям — «первому» это может не понравиться. А то, что президент возьмет под свою охрану неограниченное число лиц и, соответственно, неограниченно раздует штат ФСО или вдруг начнет приторговывать такой возможностью, как некоторые владельцы номеров АМР или ЕКХ, — слишком большое допущение, чтобы о нем рассуждать всерьез. В этом случае постоянно бы всплывали имена каких-то «закрытых» троюродных племянников, кумов и свояков с их потенциальной недвижимостью и компаниями, провоцируя скандалы. И зачем такое разрастание «семьи» гаранту конституции?

Да и вряд ли что-то может быть важнее для Путина, чем дополнительная возможность манипулировать окружением. Для этого предоставление госохраны должно оставаться исключительным «царским даром».

Фантастично и предположение, что президент и компания решили наконец все записать на себя, не прибегая к услугам третьих лиц. Тогда бы пришлось заодно отменить декларации о доходах и имуществе.

При этом вполне вероятно, что именно расследования на основе данных из открытых источников (например, такие, как «Чайка» или «Он вам не Димон». — Ред.) спровоцировали попытку ограничить доступ к чувствительной информации — об имуществе. Два года назад это уже пыталась топорно провернуть ФСБ, предложившая вообще закрыть доступ к информации о собственниках любой недвижимости, яхт и бизнес-джетов. Не прокатило. Правительство отправило законопроект авторам на доработку, уже тогда вместо тотального засекречивания предложив создать «список неприкасаемых» (должностных лиц, чьи данные будут скрыты).

Стыдливое протаскивание в Госдуме итогового варианта выглядит попыткой выловить «самое святое» из общедоступного котла открытых источников и соцсетей. Потребность в таком законе, скорее всего, объясняется чисто человеческими мотивами: «неприкасаемые» — тоже люди. Хочется, например, подарить ребенку домик в Барвихе и не портить сюрприз громкими судами с журналистами, роющимися в Росреестре. Или, наоборот, первые дети страны устали от упреков и подозрений в том, что их бизнес и имущество, нажитое непосильным трудом, существуют лишь по протекции пап и мам. И попросили мам и пап помочь в последний раз.

Но вал персональной информации лишает эти чрезвычайные меры смысла: даже если объекты интереса расследователей попрячут все — при помощи новых законов, лучших юристов, в офшорах, за номинальными владельцами и далеко за пределами страны, — всегда найдется молодая жена, которая выложит селфи с яхты за $150 млн, названной ее именем.

Понравился материал? Помоги сайту!