Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244919Канал ТВ-3 показал сериал Бориса Хлебникова «Обычная женщина» — о почтенной матери семейства, которая, прикрываясь убыточным цветочным бизнесом, продает не цветы, а проституток.
У сериала с анекдотически яркой завязкой, большим режиссером и звездным составом во главе с Анной Михалковой, которая, кажется, переросла свой прежний типаж и создала совершенно новый, не случилось высоких рейтингов. Он стартовал с показателями ниже среднего по России, со средними по Москве, онлайн-хита из него тоже не вышло. Критики молчат. Какая-то дискуссия вокруг сериала о женщине в мужском мире возникла только в соцсетях. В итоге «Обычную женщину» назвали «сериалом для Фейсбука», хотя претендовал он явно на что-то большее.
Отчасти это объясняется тем, что в сериале нет обязательных для телевизионного зрителя оптимизма и приятности. Попробуйте показать своей маме кино о беременной тете, которая перевозит в матрасе мертвую проститутку, — скорее всего, она попросит переключить. Но так получилось не только с обычным телевизионным зрителем, но и с той «новой» сериальной аудиторией, которую как раз должны были привлечь и рисковый сюжет, и имя режиссера. Странно, ведь у Хлебникова был довольно успешный сериальный опыт с ситкомом «Озабоченные», а в прошлом году «Аритмия» стала редким зверем в поле российского проката — авторской драмой, которую кто-то посмотрел.
Дело в том, что «Аритмия» пошла в народ как «светлое кино» (на мой взгляд, это трагическое несовпадение материала и реакции). А в «Обычной женщине» этого «света», за который так щедро хвалил растроганный зритель «Аритмию», противопоставляя ее «Нелюбви» Звягинцева, — нет. Это другой Хлебников — с другой, более высокой, авторской температурой. Для поклонников «светлой интонации» и «историй о хороших людях» это, конечно, диссонанс.
«Обычная женщина» погружает нас в чрезвычайно мрачный универсум, который тем мрачнее, что все происходит в знакомых, совершенно обычных декорациях городской жизни, с обычной семейной рутиной и тортиками на день рождения. В нем разворачивается сюжет в духе «Во все тяжкие», плюс ко всему перед нами русский мир — полублатной, послекризисный, который может втянуть в какой-то кошмар мгновенно, в любой солнечный день.
Она осторожна, скрытна, не позволяет себе материнской мягкости и идеализма, здраво оценивает свои весьма средние возможности и берет хитростью, не доверяет никому (особенно полиции!) и знает, что когда уверенно врешь — люди этого не замечают.
И еще это тот самый русский мир, где женщина чаще думает о выживании, чем мужчина. Сколько бы ей ни было лет — 17, 35 или 60, она тянет на себе родителей, мужей, детей, общину — самостоятельно, молча и безраздельно. Она осторожна, скрытна, не позволяет себе материнской мягкости и идеализма, здраво оценивает свои весьма средние возможности и берет хитростью, не доверяет никому (особенно полиции!) и знает, что когда уверенно врешь — люди этого не замечают, потому что «они в этот самый момент думают, как бы обмануть тебя». Это жизнь в ежедневной лжи во всем, великом и малом. В ней легко запутаться и наломать дров, что, собственно, все участники и делают — и матриарх, разумеется, больше всех. Автор настаивает, что это не вопрос конкретного характера, не частный случай, а социальная закономерность, поэтому вокруг героини — полдюжины других женщин-двойников, и ни в ком из них морального ориентира тоже особо не углядишь. Только несколько более или менее мрачных вариаций на тему девиантных отношений между мужчиной и женщиной, женщиной и окружением — и все это вместе создает наэлектризованный фон, потрескивающее ощущение нарастающего гнева.
Вот это, похоже, и оказалось для зрителей некомфортным. Пошли в ход претензии, бережно хранимые со времен той же «Нелюбви»: кому тут сочувствовать? Что нам дает эта беспросветность?
«Обычная женщина», правда, дает некоторые ответы на эти вопросы. Во-первых, до окончательной моральной смерти героям пока еще далеко, они, судя по всему, движутся к запоздалому пробуждению. Во-вторых, нам предлагается не судить и не оправдывать, а понять тех, на чьих плечах лежит постоянная борьба с миром (видимо, для этого нас долго и постепенно знакомят с героями, а потом дают слишком уж лобовую серию с предысторией и риторикой в духе «среда заела»). По гамбургскому счету, автор имеет полное право выстраивать панораму из нескольких кризисных ситуаций подряд и почти звериного желания выплыть, если такая панорама в нашей жизни хоть сколько-нибудь вероятна.
Мне всегда казалось, что женский мир далек от интересов Бориса Хлебникова, — женщины у него в кино обычно беспокойно помалкивали, даже героине Горбачевой в «Аритмии» толком не дали слова.
А она вероятна. Есть в Рунете популярный ресурс под названием Kill Me Please — место для символических предсмертных записок, аргументированных призывов «пристрелите меня, пожалуйста» (у читателя есть кнопочки «пристрелить» и «да ну, фигня»). Там выложено больше 20 тысяч историй, и лейтмотив у них в общем-то один, словно из жизни героинь Хлебникова: не на кого опереться. Нет ресурсов. Семья предает, государство — тем более, тяну из последних сил — край и вилы. Хотя люди там пишут самые разные, но ощущение одиночности, физической усталости от ежедневной борьбы — то самое ощущение, которое создает и нагнетает «Обычная женщина», — предстает чем-то чуть ли не общенациональным. С годами сайт стали называть «волшебным»: мол, опишешь там свои беды — и все налаживается. То ли сила исповеди, то ли символическая смерть. А скорее всего, то, что приходят туда в темную минуту, в час отчаяния и запутанности, а после — всё легче.
У «Обычной женщины» та же динамика: разочарованность, цинизм и мрачность главной героини — пик падения, после которого или погибаешь, или выбираешься. Так и бывает у задерганных и зависимых от обстоятельств людей, таков наш национальный modus operandi. В первую очередь — для девочек, которые у нас стабильно превращаются в сердитых теток.
Мне всегда казалось, что женский мир далек от интересов Бориса Хлебникова, — женщины у него в кино обычно беспокойно помалкивали, даже героине Горбачевой в «Аритмии» толком не дали слова. Тем приятнее увидеть сразу столько сильных, сложных женских персонажей, которые четко артикулируют свою ситуацию и серьезно смотрят — не на героев-мужчин, а в глаза зрителю с экрана. И скабрезный анекдот, переросший в локальный семейный апокалипсис, в итоге становится историей с неудобными, колючими, всеми ненавидимыми гендерными вопросами. Почему мужчина имеет право жертвовать семьей и детьми ради своего достоинства? Почему женщина, отбирая у него это право, становится морально падшей, теряет связь с семьей, которую спасает? Почему у мужчины своя, четко очерченная, зона ответственности — а женщина должна принимать на себя всю? Что происходит в человеке, если от него одновременно требуются сила для выживания и моральная чистота женственности? Как жить в постоянном конфликте с мужским миром, где все быстро сводится к тому, что ты физически слабее мужчины? Что происходит с женщиной, когда мужчины не считают ее равной — и нужно все время доказывать, что ты жестче? (Между той сценой, где героиня для внушительности притворяется убийцей, и сценой, где она соглашается стать убийцей по-настоящему, проходит несколько минут.) Как все это выключить, когда приходишь домой и нужно проверять домашнее задание? Где при этом брать силы не сойти с ума, вставать по утрам, вынашивать и рожать? В какой момент ты понимаешь, что жаловаться, качать права, взывать к справедливости бесполезно? В какой момент тебе становится все равно?
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244919Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246475Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413063Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419551Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420219Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422868Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423628Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428797Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428930Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429583