Победителей не судят

Четвертые сутки пылают восторги по поводу открытия Олимпиады. В воздухе летают надувные купола, чепчики и всенародно чествуемые создатели церемонии во главе с Константином Эрнстом. Славу им хором поют федеральные телеканалы и соцсети, радиостанция «Эхо» и блог «Спутник и Погром», сторонники и критики режима, юный корнет и седой генерал. Церемония открытия неожиданно всех объединила.

Может, это с непривычки все? Телевизор же, говорят, никто не смотрит — а открытие смотрели. Найти трансляцию в интернете было невозможно, и все откуда-то достали телеприемники и вспомнили, как управляться с пультом ДУ.

И тут — огромный стадион, общее ожидание, стяги, гимны, 12 тысяч организаторов переживают, чтобы все получилось, три с лишним миллиарда людей таращатся в экран одновременно с тобой, все это действует физически — бьет под дых, вышибает слезы. Прямой эфир — то, для чего ТВ, в общем, создано и чего другие медиа не могут, — объединяет.

И потом, нам немного надо. Долго показывать депутата Мизулину, а потом доверить олимпийский огонь депутатам Кабаевой и Родниной. Долго твердить, что Россия — это казаки и лубяные изделия, а потом напомнить про балет и супрематизм. Долго заводить Лепса, а после — бац — включить Шнитке. И даже не так уж и долго, всего пара лет постоянной Мизулиной — и публика ваша и практически готова считать Юлю и Лену из «Тату» аналогами Нади и Маши из «Пусси Райот».

Но то мы. Зарубежный зритель вправе ждать большего. Церемония открытия московской Олимпиады-80 когда-то поставила планку — с нее начались пафосные олимпийские постановки. Прежде к этому как-то легче относились, но брежневской Олимпиаде, бойкотируемой 65 странами, надо было кое-что миру показать. С тех пор нарастает гонка вооружений, каждая страна пытается превзойти другие. Зимние Олимпиады обычно открывают скромнее, но нам обычай не указ — нам опять надо кое-что миру показать. Мы и не скрывали, что именно (cм. церемониальную речь председателя оргкомитета): новую Россию. В Сочи-2014 это труднее, чем в Москве-1980: тогда иностранных гостей впечатляла сама возможность заглянуть за железный занавес, увидеть советского человека вблизи и обнаружить, что ничто человеческое ему не чуждо. Сейчас надо продемонстрировать примерно то же самое, но при этом — что человек уже не советский.

Всего пара лет постоянной Мизулиной — и публика ваша.

Заранее было ясно, что гордиться свежим ремонтом родины вряд ли придется — не наш конек, что-то у нас вечно не так с унитазами. Мы больше по части образов: бывший волонтер на Олимпиаде-80, а ныне главный продюсер родины Константин Эрнст нарисовал родину такой, что не стыдно. Грубыми, крупными, стадионными мазками — но величественно и трогательно, самобытно, но не сермяжно, гостям понятно и хозяевам лестно. Смонтировал классический балет с биомеханикой, а сталинский гимн с церковным хором и оживил международный протокол.

Например, у президента Путина одесную президент МОКа, а ошую кого прикажете на церемонии сажать, если нет первой леди? Девочку Любу с шариком? Олимпийского медведя? Спящего Медведева? Надо же было придумать Ирину Скворцову посадить. Часть зрителей решила, что это переводчица, часть — что дочь, но понимающая публика радовалась и гордилась. Там еще парочка месседжей была для понимающей публики, несмотря на популярный характер зрелища, — и публика польщена.

У телевизионного цеха — свой профессиональный праздник, выставка достижений, парад атлетов. Трехминутная увертюра дизайнера Антона Ненашева «Русская Азбука», интермедия режиссера Джаника Файзиева про исторический путь от Колхиды до Сочи, нарисованные художником-постановщиком Георгием Цыпиным ярмарка и бал, ожившие петровские корабли моушн-дизайнера Антона Сакары, грандиозная режиссура постановщика Андрея Болтенко.

Чего теперь придираться к ошибке в слове «любовь» в «Русской Азбуке», к несвежему сценарному ходу с девочкой-сновидицей, к затянувшейся части с созвездиями, к недостатку самоиронии? Это уже ловля блох. Самоирония — британский, а не наш национальный спорт, девочкин сон в Сиднее-2000 вдохновлен тем же «Цирком дю Солей» (не худший источник вдохновения и тоже соратник Эрнста в Сочи), а накладок у кого не было? И в Сиднее были, и в Лондоне, и в Пекине — при том что там репетировали годами, а в Сочи из-за перестройки стадиона многое доделывали в последние недели. Россия выступила в своем коронном виде спорта — напрячься-и-показать, все-для-победы. («Это напоминает военную операцию. Ты на войне», — признался в интервью Цыпин.) Все золото в личном и командном зачете у сборной Эрнста, we are the champions.

У президента Путина одесную президент МОКа, а ошуюю кого прикажете на церемонии сажать, если нет первой леди?

Но в Эрнсте и Ко меньше всего было сомнений после их работы на Евровидении-2009 и последних президентских инаугурациях. Эрнст, известно, перфекционист. Три года строить на открытом стадионе «Фишт» крышу — хотелось подвесные декорации, чтобы летали, а не ползали. Пол превратить в экран. Заставить 88 делегаций выходить из-под земли, чтобы подинамичнее. Устроить под крышей фейерверк. Вытащить на арену специально сконструированные 12-метровые тракторы и реальные ретроавтомобили. Сделать олимпийским маскотам мимику и дыхание: ну кто смотрит, как они дышат? — но ему важно, чтоб дышали. Он всегда должен быть первым, как и его канал, — его, а не казенный госмедиахолдинг власть призывает, когда ей важно выглядеть намба ван.

Олимпиада — логичный для Эрнста переход от европейского размаха к планетарному. Встать вровень с Дэнни Бойлом и Чжаном Имоу и показывать миру новую Россию ему больше по росту, чем пустой в день инаугурации Кремль. Как бы он сам ни волновался перед церемонией — в цеху в нем мало кто сомневался. А если сомневался кто-то в верхах — ходили такие слухи, — то сейчас вопросов нет, победителей не судят. Церемония стала самой сложной и высокотехнологичной в олимпийской истории, как нам разъяснили в воскресенье: это был день триумфа Эрнста, его больших интервью, фильма о том, как готовили церемонию, — в прайм-тайм на Первом — и повтора самой церемонии на бис. Ясно, что в верхах Эрнстом довольны. И что его очередное достижение его недоброжелателей не успокоит. И что если бы он сейчас ушел с ТВ по своей или чьей-то воле, то ушел бы победителем — только непонятно, куда ему после такого идти.

Неловко на этом фоне бубнить про непомерные затраты, коррупцию и показуху. И вообще — в кои-то веки у людей праздник. Че ты праздник-то людям портишь, зануда?

Еще нелепее всерьез разбирать зрелище, вычислять, где родились и умерли названные в качестве национальной гордости Малевич, Шагал и Сикорский, искать в пантомиме национальную идею, Россию Путина или Россию без Путина. При желании можно увидеть в стадионном действе если не гимн «путинской модернизации», то идею движения от архаики к прогрессу — но это мотив совсем общий, примерно в таком духе формулирует свою нацидею любая страна мира. Тут тоже ничего особенно нового.

Че ты праздник-то людям портишь, зануда?

Отчего же все в таком восторге? Почему этот «Сон о России» оказался общим для чиновников Путина и скептически настроенной публики, не любящей наяву ни Путина, ни Эрнста?

А просто это круто, отвечает публика. Круто, когда бьет под дых и вышибает слезы. Круто быть родиной Малевича и гигантских тракторов, а не мелких, куда-то там выселенных из своих домиков обывателей. Круто иметь большую сборную — и подшучивать в прямом эфире над делегациями маленьких стран, как делали комментаторы церемонии, или в сети над задремавшим на трибуне Медведевым. Круто, когда перед тобой пригибаются те, кто ниже ростом. Еще круче — чтобы пригибались те, кто выше. Круто, что праздник. Круто быть заодно с большинством — даже скептически настроенной публике иногда этого хочется — и говорить с ним на общем языке.

Этому языку мы все учимся веками, а любой из нас годами — не дома, так в школе или во дворе. На этом языке большинство говорит о меньшинстве, президент — о пискливой оппозиции. На этом языке главный аргумент — сила. На нем сила — то же, что право, красота или величие. Бояться на этом языке значит уважать, сильный сколько сможет — столько сгложет, а победителей не судят.

Понравился материал? Помоги сайту!