«Я держал в голове образец такого издания, которое могло бы быть, но никогда не выходило»

Иван Толстой, филолог, историк литературы и эссеист, представил в Москве новое издание Connaisseur. 300-страничный бумажный, богато иллюстрированный историко-культурный альманах будет выходить всего два раза в год — без спонсоров и рекламы, на карманные деньги, как отметил редактор на презентации издания. COLTA.RU встретилась с Иваном Толстым, чтобы удовлетворить свой неизменный интерес к жизни интеллектуальных медиа в наше непростое время.

— Когда и почему у вас возник замысел такого издания?

— В ранней юности мне все время хотелось что-нибудь такое выпустить, и я занимался совершенно безвредным самиздатом, в котором не было никакой политики. Больше всего на свете я любил книжные обложки, и некоторые книги, каюсь, покупал, особенно в юности, ради их обложек, тем более что оформляли их люди выдающиеся — ленинградские и московские книжные графики 20-х — начала 30-х годов. Так что мне всегда хотелось выпустить книжку, где и обложка была бы говорящая, и было бы соединение графики со словом; для меня это было такой путеводной звездой, я все время к этому стремился. Но сделать из этой мечты что-то практическое, разумеется, было невозможно ни в 70-е, ни в 80-е годы.

В 1988 году я поехал почти в туристическую поездку во Францию, и там, в Париже, я понял, что это то место, где я хочу закончить свои дни. Там же в начале 90-х годов я поучаствовал в одном издательском деле: меня пригласил создать издательство Товий Зиновьевич Гржебин, сын великого, легендарного Зиновия Гржебина, владельца издательства, художника, между прочим, посидевшего в тюрьме за карикатуру на императора Николая Второго, друга Горького, издателя всех издателей, enfant terrible и страшной акулы капитализма. Его сын был физиком по образованию, но у него была предпринимательская жилка, и мы создали издательство Т. Гржебина, где Т. означало и Толстой, и Товий. В нем мы напечатали несколько книжек, и вот тогда я гораздо лучше понял, чего я хочу. У Гржебина нельзя было издавать красивые книжки, можно было издавать умные. С красивыми гораздо сложнее — они требуют твоей полной власти над содержанием и над оформлением.

И только теперь, два года назад, у меня родилась идея воплотить и своей волей сделать именно то, что я хочу, что я больше всего люблю, и превратить это в собственный альманах (я здесь опять не издатель, а всего лишь составитель и редактор). И получился тот продукт, который обязан быть похож на своего редактора.

— Держали ли вы в голове в качестве образцов какие-то дореволюционные российские издания?

— Не дореволюционные. Я держал в голове образец такого издания, которое могло бы быть, но никогда не выходило. Об этом я сообщил художнику Всеволоду Власенко, в качестве ориентира дав ему такие параметры: это должен быть Париж 1928 года и ничего другого. Он сказал: «Понял» — и сделал то, что я хотел. Для обложки я предложил ему картинку, созданную в 1928 году знаменитым художником Сергеем Чехониным, с маркой библиофильского Общества друзей русской книги. Все сложилось — я понимал, что я ищу, и мы к этому пришли.

— Почему 1928-й?

— Не знаю, потому что это расцвет эпохи ар-деко: это один из моих любимых стилей, во всяком случае, в оформлении книги он, по-моему, более чем уместен, особенно если эта книга посвящена истории культуры.

— Первый номер посвящен русскому Парижу. Почему именно с этого решили начать?

— Так сложилось, мы не выдумывали тему номера. Два года назад скончался очень известный коллекционер Александр Шлепянов, который известен всем как соавтор сценария фильма «Мертвый сезон». Живя в Лондоне, он собирал русских художников, творивших в Париже в период между двумя мировыми войнами. Сперва мы думали собрать материалы для маленькой книжечки, брошюры памяти Александра Ильича, но увидели, что эта идея разрастается и превращается в довольно толстый том на тему русского Парижа. Русский Париж перешел в заглавие в виде Paris Russe, потому что действие все-таки происходит в Париже и заглавие должно быть на французском языке, как, собственно, и название альманаха — Connaisseur. Поскольку он в огромной степени посвящен изобразительному искусству — наполовину, а может быть, даже и больше, то слово connaisseur здесь точнее — оно еще со времен великого Уильяма Хогарта относилось, прежде всего, к знатокам в области изобразительного искусства. Таким образом, русский Париж просто оброс дополнительными материалами вокруг памяти Александра Шлепянова.

Наш девиз, наше кредо — новое о старом. О том самом старом, которое хорошо известно, только теперь об этом старом мы публикуем новое.

— То есть название вашего альманаха случайно перекликается с названием французского журнала Connaissance des Arts? Вы на какие-то современные европейские тематические издания ориентировались?

— Нет, все эти издания мы, конечно, листали, видели их и любим, но наша задача была — сделать свое. В этом направлении, в этом стиле, с этим духом, но совершенно свое. И категорически не класть рядом ни одно издание, чтобы память не сыграла злую шутку — точнее, зрительная память, — чтобы ничего оттуда не перенести в свое издание. Например, шрифта, который мы используем в своем альманахе и который на самом деле напоминает многие другие существующие, больше нигде нет. Он был создан специально для нашего альманаха. Так же и с содержанием: наш девиз, наше кредо — новое о старом. О том самом старом, которое хорошо известно, только теперь об этом старом мы публикуем новое.

— По какому принципу вы отбираете материал? Идея в том, чтобы впервые публиковать что-то, прежде не публиковавшееся?

— Это основное условие, но недостаточное. Нужно, чтобы в материале соединились текст и изображение. У нас не существует публикаций просто ради текста. Может быть, когда-нибудь они и будут, может быть, вообще появятся великие тексты, запрещающие иллюстрирование самим духом своим, но, во всяком случае, пока что это абсолютно обязательная вещь.

— Русский Париж — тема огромная, и материалов хватит не на один выпуск. Будете ли вы ее продолжать?

— Узко — нет, мы хотели бы коснуться совершенно других тем, других направлений. Например, второй номер будет посвящен художникам и авторам детской книги. Там, возможно, мелькнет кое-где слово «Париж», но совершенно не обязательно. И французского названия в заголовке не будет, да и оформление будет в значительной степени иным. Поскольку мы все-таки преследуем библиофильскую цель и любим хорошо оформленную книгу, то хотим уходить от штампов, от чего-то, к чему уже присмотрелись. Этого парижского номера достаточно, и надо уходить в сторону. Вообще делать номер, посвященный какому-то гению места, какому-то конкретному городу, мы будем очень и очень нечасто.

— То есть ваш альманах не будет развиваться по географическому принципу — от Парижа к другим местам. А можете еще что-то рассказать о темах будущих выпусков?

— Будет номер, посвященный ленинградскому этапу петербургской культуры, — я говорю так обтекаемо; будет номер, посвященный Пушкину. Это не значит, что у нас есть рукописи Пушкина, но у нас есть очень многое из того, что относится (и справедливо) к области пушкинистики. Все это будут архивы, все это будет в первый раз, все это будет мощнейшим образом иллюстрировано. Мы хотим идти дальше, мы хотим быть разнообразными внутри своего замысла.

— А какие архивы сейчас в большей степени задействованы, российские или зарубежные?

— Я бы сказал, что в большей степени домашние. Где бы ни жил человек, у него с собой его архив. У нас есть маленькая рубрика, она называется «Домашняя вещица», мы собираемся ее продолжать. В первом номере человек рассказывает о вещице, которая приехала из Парижа в XVIII веке, 200 лет пожила в Петербурге, а затем уехала с третьей волной эмиграции снова в Париж. Где это находится? Это находится дома, а с другой стороны, везде — там, где живет ее владелец. И эта домашняя вещица часто рассказывает очень интересную историю, о которой не прочтешь ни в каких ученых книжках. Но архивы, конечно, не только домашние, но и общественные, государственные, любые — Нью-Йорк, Калифорния, Англия, Франция, Португалия, Москва, Петербург, заграничные, местные, какие хотите.

Нужно, чтобы в материале соединились текст и изображение. У нас не существует публикаций просто ради текста.

— Connaisseur — историко-культурный альманах, вы называете его научным, но не академическим. Можно ли назвать его популярным изданием?

— Ни в коем случае. Слово «популярное» я терпеть не могу, хотя жанр научной популяризации — это благородный и достойный жанр. Нет, это не популяризация. Академическое означает (для меня — это очень субъективно) засушенное, предназначенное для узкопрофессионального круга людей, которые, конечно, к библиофильству никаким образом не имеют отношения. Наши же интересы лежат на пересечении цвета и слова, линии и мысли — вот на этом перекрестке. Таких изданий не очень много, хотя они, конечно же, есть. Мы никакой Америки не открываем, но мы вносим какую-то свою лепту в линию именно этих изданий, альманахов и журналов. Нам кажется, что соединение искусства и литературы — это та самая поляна, на которой еще очень-очень много чего можно вырастить, тем более что нам помогают архивы. Мы — архивное издание, публикаторское.

— Каким тиражом выходит альманах?

— 750 экземпляров, из них примерно половина будет распространяться в России и половина — в остальном мире.

— Каким образом?

— Он продается здесь, на non/fiction, он будет в книжном магазине «Фаланстер», немножко — в музее Алексея Толстого, где прошла первая презентация издания, он будет распространяться через Фейсбук и через сайт Alib.ru: на социальные сети мы делаем большую ставку.

— Вы — составитель и редактор альманаха, а кто-то еще вам помогает? Вы часто говорите «мы».

— Я говорю «мы», потому что у альманаха есть издатель: это Евгений Деменок, историк искусства, журналист, автор книг по истории русского авангарда (его узкая специальность — Давид Бурлюк). Он финансирует издание, это карманные деньги. Мы — это еще, конечно же, дизайнер всего корпуса Валентина Удинцева и невероятно талантливый шрифтовик, художник Всеволод Власенко, автор обложки и шмуцтитулов. Вот такая команда. Но составляю и редактирую я, все опечатки на моей совести. Кажется, одна.

— Вы говорите, что альманах «ориентирован на историков, архивистов, литературоведов и искусствоведов, музейщиков, галеристов, коллекционеров, библиофилов, всевозможных знатоков и шире — вообще на читателя, любящего умную и красивую книгу». Как вы думаете, насколько велика такая аудитория?

— Это очень широкая аудитория, потому что очень многие люди любят литературу и искусство. Посмотрите, что делается на ярмарке non/fiction: как будто здесь селедку бесплатно дают, что-то совершенно невероятное. А еще говорят — «бескультурная страна», «поколение, забывшее заветы предков». Нет, конечно, аудитория очень широкая, но мне кажется, что она ограничивается названием этого издания — connaisseur как знаток. Все-таки это человек, который хоть чем-то должен интересоваться, должен сам пройти несколько шагов. Как, знаете, в детстве, когда ребенка учат ходить, маленькие шажки называются лилипутиками. Вот хотя бы несколько лилипутиков человек должен пройти в каком-то направлении, чтобы понять, как делаются вещи, из чего состоит культура, из каких элементов. И тогда такой человек будет способен оценить этот материал и станет читателем, радующим издателя, начнет, как пчела, собирать мед из изданий такого типа.

Я считаю, что каждый (или почти каждый) человек — connaisseur в какой-то своей узкой области. Если ты стал в своей жизни знатоком, ты способен оценить чужое знаточество. Вот кто такие connaisseur'ы, а вовсе не узкие специалисты, маргиналы, городские сумасшедшие и чудаки.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!