Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245651Вспышка челябинского метеорита высветила изменение медийного ландшафта, о котором еще в 70-е говорил основатель MIT Media Lab Николас Негропонте. Он предсказывал, что на смену традиционным СМИ придет такое медиа, которое будет настраиваться под потребности читателя. Он назвал это чудо «The Daily Me», «Ежедневный Я»
В середине 90-х MIT Media Lab разработала программу FishWrap, которая позволяла пользователю настроить под себя показ новостей из разных СМИ. Это был еще пещерный век релевантности, только 9% американцев были подключены к интернету. Поэтому программа спрашивала пользователя, кто он такой и что ему надо (анкета содержала вопросы о почтовом индексе, академических интересах и личных увлечениях). Сейчас, конечно, никто пользователя не спрашивает. Интернет сразу дает юзеру то, что он хочет, точнее, должен хотеть.
Персонализация медиавыдачи происходит на трех уровнях. Во-первых, пользователь сам настраивает закладки своего браузера, выбирая их себе по нраву и увлечениям. Во-вторых, пользователь подбирает себе в соцмедиа круг друзей, которые становятся его личными собкорами и формируют его информационную ленту через механизм вирусного редактора. И, в-третьих, заправилы интернета создали алгоритмы релевантности, вроде гугловского Page Rank или фейсбуковского Edge Rank. Алгоритмы создают каждому из нас персональную выдачу на основе наших предыдущих лайков, контактов, запросов и посещений. Подгоняют мир под наши интересы, уже не спрашивая нас. (Что, кстати, помещает наши будущие взгляды в тюрьму предыдущих предпочтений и таит немалые угрозы, описанные Эли Паризером в книге Filter Bubble. Но это отдельная история.)
Итак, весь хлам интернета упорядочивается для нас тремя слоями фильтров: собственные закладки, питаемый интересами друзей вирусный редактор и алгоритмы релевантности. Вот так выглядит механизм современного персонального медиа, того самого Daily Me. С которым то ли соперничают, то ли сотрудничают старые СМИ.
В день падения челябинского метеорита конкретно в моем Daily Me ответсеком вирусного редактора выступил Алексей Синельников, бывший шеф сайта «АиФ», сейчас главред газеты «Мой район». Через пару минут после вспышки, в 7:35, он спросил у интернета: «Что в Челябинске? Позвонил товарищ. Была вспышка. Потом сильнейший взрыв, аж дом тряхнуло. Окна в чем-то белом. Машины орут. Кто что знает?»
На несколько его первых статусов слетелось достаточно видео, фото и текстовых свидетельств от собкоров вирусного редактора с мест. Участвовали не только собкоры-любители, но и самодеятельные эксперты, которые сначала сообщили, что метеорит связан с астероидом, ожидаемым NASA, а потом уточнили, что не связан. Подключились медиаобозреватели, которые хронологически рассказывали, когда и какая информация о метеорите появлялась в «Интерфаксе», РИА Новости, РБК. Смешное: по лентам ходил человек из «Коммерсанта» и просил у вирусного редактора свидетельские видео. Подобными видео российский автолюбитель и российский мат потом прославились на Западе. Об этом мне тоже сообщили, когда пришло время, в соответствующих разделах моего Daily Me.
В результате у меня так и не возникло потребности заходить на сайты агентств или СМИ. Вирусный редактор показал через ленту столько свежих фотографий и видео, сколько мне надо. Я с ним посудачил, что много мата, почитал свидетельства очевидцев и досужие комментарии кометологов. Заглянул по древней привычке лишь на РБК, посмотреть на их черепаший ход. Да еще зашел на сайт МЧС; для ведомства, кстати, МЧС довольно быстро повесило какое-то сообщение, хоть и со смешной фразой «вследствие разрушения остекления». О чем я тоже вирусному редактору доложил, как его исправный юнкор. Ибо потребление медиа — это теперь не только consumption, но и contribution.
Комментарии пошли одновременно с новостями: доложили, что Жириновский и Латынина требуют найти бортовой номер, только Жириновский подразумевает латиницу, а Латынина — кириллицу. А еще была версия с десептиконскими бортовыми символами. В общем, мне доставили весь диапазон интерпретаций, включая политическую сатиру; титульные СМИ на нее или не осмелились бы, или добрались бы до нее на следующий день. Впрочем, я так и не знаю, добрались ли, — не пользовался.
Люди если и интересовались средствами массовой информации, то только затем, чтобы оценить состояние самих средств массовой информации. А не состояние дел. Вот это еще вызывает кое-какой интерес: как быстро СМИ подтвердят уже очевидное? И еще: какой ляп пропустят?
Причем даже достоверность подтверждения в СМИ теперь уже совсем не того фасона. Ведь если СМИ, все чаще получающие наводку от того же вирусного редактора, не будут иметь подтверждений с мест, они просто будут вынуждены подтвердить, что… что-то такое происходит в сети. Хотя бы так.
Возможно, именно Алексей Синельников запустил в русскоязычном, да что там — в мировом медиапространстве вирус метеорита.
Можно сказать, что мне повезло: лента у меня настроена хорошо, в моем Daily Me много журналистов. Иными словами, важные сообщения все равно поставляются профессионалами. Да, конечно, ими тоже. Они тоже работают на вирусного редактора, причем зачастую больше, чем на собственное СМИ. Кашин или Кононенко, Бершидский или Панюшкин сообщают вирусному редактору столько же, сколько и в СМИ. Но и еще немного от себя.
Выветривание самими журналистами контента в сеть лишь подтверждает, что дефицита источников в интернете нет. В нем вообще нет никакого дефицита. Среди множества собкоров интернета находится ровно столько рассказчиков, свидетелей и экспертов, сколькими человечество располагает. При этом множество сетевых рассказчиков неизбежно превышает множество журналистов, в том числе и потому, что включает его в себя. Лучшие оказываются в топе перепостов, что логично. Оказываются ли в числе лучших профессиональные журналисты? Да, почему нет — у них ведь есть подходящие навыки и хватка. Это интернет, тут ограничивают не запретом худшего перед публикацией, а выбором лучшего после публикации. Вирусному редактору все равно, журналист ты или ракетчик. Лишь бы интересно и по теме.
Как быстро СМИ подтвердят уже очевидное? И еще: какой ляп пропустят?
Природа вирусного редактора такова, что расстояние от точки заражения до меня, конечно, играет роль, но может измеряться всего лишь минутами, если вирус сильный. Метеорит был очень сильным вирусом. Эпидемия распространилась молниеносно. Может быть, ее запустил Синельников, может, было несколько источников. Важно, что запуск вируса в таких случаях неизбежен, будут тому способствовать журналисты или нет. На достаточном массиве вероятное становится обязательным. Так что не важно, есть ли у вас в первом круге контактов зараженный журналист, — все равно донесут, если оно того стоит. Быстрее или не быстрее СМИ — тоже не так уж важно. Важно то, что у СМИ теперь есть альтернатива. А они были заточены работать в условиях монополии (и иногда даже требуют ее вернуть).
Я не очень-то гик, но лично для меня освещение события планетарной значимости обошлось без СМИ. После Тунгусского метеорита это первый раз, когда СМИ по факту оказались не нужны.
Впрочем, не первый. Похожая история была в декабре 2011 года, на пике московских протестов. Еще 4—5 декабря уличные акции казались незначительными, потом произошел перелом, 10-го протест вылился в грандиозный митинг. Пресса не успевала перестроиться и не знала, как освещать. У людей были более адекватные медийные площадки.
В период с 4 по 10 декабря 2011 года газеты в России фактически перестали существовать. То есть физически-то они выходили, но были ни о чем. В реальности все уже было по-другому. Впервые за двести лет революционные события в России обошлись без газет. Лучшие — немногие — издания на этот период превратились, по сути, в редакционные блоги, которые пытались состязаться с «Я-медиа» Навального и других участников событий. Но печать как носитель самых горячих новостей в ту неделю начисто выпала из общественной жизни.
Парадокс, но СМИ оказываются не у дел именно тогда, когда они, в их же системе ценностей, должны пользоваться наибольшим спросом. Однако этот спрос перехватывает другое медиа. Так общество понемногу привыкает жить без старых СМИ. Пока еще небольшая часть общества, наиболее оцифрованная. Но и ей привычка дается весьма болезненно.
В коллективной психике отвыкание от СМИ сопровождается ломкой и культурным шоком. Люди ежедневно и жадно припадают к информации из своего Daily Me, достаточно умело фильтруют ее и руководствуются ею, но при этом отказывают ей в кредите доверия.
Даже в самом интернете есть твердая и отчего-то похожая на позицию «Единой России» уверенность, что интернет собрал врагов, клеветников, лгунов и продажных провокаторов; в общем, все худшее. По факту это не так, потому что если и есть какой-то фильтр для попадания в интернет, то этот фильтр отбирает пишущих, читающих и социально вовлеченных. Негативная оценка качества цифровой популяции, причем самими ее участниками, — любопытнейший феномен. Есть тут что-то от самобичевания.
Возможно, эти критики не доверяют коллективному себе, потому что в старом мире источник сведений не мог быть несанкционированным. Старые СМИ — это прежде всего подразумеваемая общественная санкция сообщать информацию от имени и по поручению всех (ну, или начальства — в нашем случае). В этой картине мира, усиленной еще нашей исторической спецификой, частный человек источником достоверных сведений быть не может. Тот, кто с частным мнением вылезает персонально и на слишком большую аудиторию, тут же подвергается обструкции. И часто дело тут не столько в политических разногласиях, сколько в сопротивлении старой медийной парадигмы.
Обилие «несанкционированной» информации о метеорите вызвало в сети очевидное раздражение, символом которого стала Юлия «я-не-ракетчик-я-филолог» Латынина. И хотя каждый волен кредитовать заявление Латыниной каким угодно уровнем доверия — хоть нулевым, но ее пассаж еще больше укрепил критиков интернета в уверенности, что интернет клевещет и в нем все — хлам.
Сторонники этой теории часто не видят логической ловушки, в которую попадают. Любой приводимый ими пример лжи, инспирации или идиотизма на самом деле является примером хорошо работающего иммунитета. Потому что если ложь приведена в пример именно как ложь, то и правда уже известна. Тезисом о том, что интернет только врет, эти люди отказывают самим себе в способности не поддаться лжи или распознать вброс. То есть сами-то они разбираются, конечно, но вот другие точно обманутся. Хочется, чтобы источники информации регулировались если не цензурой, то хотя бы санкцией, статусом.
Идея, кстати, не новая; в Канаде чиновница предлагала лицензировать профессиональных журналистов именно для того, чтобы отличать их от блогеров-любителей и дать обществу сигнал, кому доверять «с ходу», а кому нет. Покупайте водку в магазинах с лицензией, так спокойнее. Да, здесь речь именно о комфорте.
Потому что нет привычки, что источник свободен. Наоборот, за предыдущие 6000 лет письменной цивилизации сложилась привычка к тому, что опубликованное уже прошло отбор, иначе же на публику не пустят. Интернет освободил авторство, и опубликованное никакого отбора не проходит. Точнее, отбор происходит не на входе информации в интернет, а на выходе ее из интернета в мозг. Это означает, что ответственность за достоверность чужой информации придется брать на себя. Как говорит Дэн Гилмор, теперь каждый сам себе шлюз: каждый вынужден сам решать, кому доверять информирование себя. Непривычно. На этом фоне старые СМИ наделяются такими качествами, как ответственность, достоверность, надежность. Никогда раньше журналисты не слышали подобных эпитетов в свой адрес.
Персонализация медиа личными настройками, «дружеским» вирусным редактором и навязанными алгоритмами релевантности еще наломает дров. И в медиабизнесе, и в массовом сознании, и в общественном быту. Наиболее острая проблема: если единое медиапространство растаскивается под атомарные интересы, то как будет обеспечиваться интеграция, когезия, общая социальная гравитация? За это, на самом деле (а вовсе не за информирование), как раз и отвечали старые СМИ. Чрезмерная персонализация разрушает единство интересов.
Возможно, в цифровой среде вырастут свои авторитеты, которые спустя время получат новую общественную санкцию быть интеграторами и общими ориентирами. И тогда люди перестанут раздражаться от того, что им слишком много и вразнобой сообщают про метеорит. Дорогая передача… может, лучше про реактор, про любимый лунный трактор? А то все тарелками пугают.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245651Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20247267Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413711Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202420116Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420831Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202423428Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202424179Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202429428Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429492Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202430140