Lisokot. «Крот»

Певица и перформансист Варя Павлова, более известная как Lisokot, выпускает новый сингл «Крот» на лейбле Aelita Records, который организовали создатель Hyperboloid Records Дмитрий Гарин и музыкант группы Glintshake Евгений Горбунов. Мультипликатор Саша Свирский, призер фестиваля Etiuda & Anima Festival, сделал клип, идеально передающий психоделический дух этой литературно-музыкальной композиции:

Лучшим комментарием к синглу и клипу станет беседа о роли кротов в культуре и истории, состоявшаяся между Варей Павловой и художником Павлом Пепперштейном. 

Lisokot и Павел Пепперштейн. Разговор о Кроте

Павел Пепперштейн: Речь пойдет о замечательном аудиальном произведении, которое сделала ты. Оно, конечно, очень волнует воображение и представляет собой повод для обсуждения. Потому что мы имеем что-то, балансирующее на грани между рассказыванием сказок и музыкой, сотворенное практически одним лишь голосом. Его можно сравнить с некоторыми экспериментами Лори Андерсон как некий паблик-спич, переходящий в шаманские формы работы с голосом и звуком. Какие именно источники данного произведения находятся в твоей душе, подлежат ли они вербализации и что вообще по этому поводу ты можешь сказать?

Lisokot: Ты знаешь, когда я задумываюсь над этим, то самый яркий образ, всплывающий в моей памяти, — это, конечно, кротик чешского мультипликатора Зденека Милера. Точнее, книга «Крот в городе», которая меня очень в детстве впечатлила. Компанию из крота, ежа и зайца, резвящихся в лесу, настигают бензопилы, которые спиливают все деревья, затем приходят бульдозеры, выкорчевывающие остатки. А потом зверям дают расписку о том, что они имеют право на квартиру в блочной новостройке. Там их ожидают надувные декорации растительности и искусственное солнце под потолком.

«Крот» — это одна из самых ранних моих басен. Она появилась в тот момент, когда я, будучи еще студенткой Строгановки, начала осознавать себя как существо общественное, у которого должно быть неотъемлемое право на голос и на самовыражение. В это время в стране еще главенствовал дух сытых нулевых, но где-то вдалеке начинало брезжить тревожное зарево чего-то грядущего и мрачного. Уже значительно позже я узнала и о гегелевском «кроте истории» — выражении, в основе которого лежит реплика Гамлета: «Ты славно роешь, старый крот!» У Гегеля оно означает логику исторических событий, неподвластную человеческому осознанию. И о многом другом, связанном непосредственно с кротами.

Пепперштейн: Да, хочется еще припомнить здесь замечательный рассказ Франца Кафки «Гигантский крот» про крота величиной с гору.

Lisokot: Точно. Об этом рассказе я вообще недавно узнала.

Пепперштейн: В свою очередь, я бы хотел поделиться тем, что в детстве я очень боялся чешского мультика про крота, он меня вмораживал в какое-то загадочное психоделическое состояние. Ты вот как раз упомянула о праве голоса, и в этом смысле меня вообще очень пугали чешские мультики. Пугали тем, что там часто персонажи не разговаривали, а имитировали речь, происходило некое ворчание или шуршание. Тогда я понимал, что, с одной стороны, речь идет о голосе, вроде бы персонажи разговаривают. Но в то же время это явно не было языком. Это напоминало мне такие очень пугающие меня состояния, которые я испытывал в моменты сомнамбулизма. Я просыпался в лунатическом, подвешенном состоянии, блуждал и никак не мог собрать свое сознание. Оно просто размножалось в аудиальном смысле и представляло собой некий отзвук каких-то бесконечных голосов, которые где-то что-то ворчат или шуршат. Будто переговаривается какое-то большое сообщество, но ты не можешь уловить ни слова — как через стену слышишь какой-то невнятный гул. И вот в этом невнятном гуле я всегда находился до того момента, пока мне не встречался какой-то человек, который со мной заговаривал. То есть достаточно мне было услышать чей-то голос, более-менее внятный, как я сразу же выходил из этого состояния сомнамбулизма и мое сознание тоже становилось, в свою очередь, голосом, сплеталось в некую косичку и таким образом обретало способность к диалогу. В том числе к диалогу с самим собой.

Так вот, еще мир аудио в контексте данного персонажа становится особенно обостренным, потому что персонаж слеп. Что меня еще ужасало в этих мультиках, так это то, что все мы смотрим на существо, которое само по себе смотреть не может.

Голос тоже является кротом. Он всегда прорывает себе ход.

Lisokot: А вот как ты думаешь, какова роль крота в истории России?

Пепперштейн: Видимо, она гигантская, как гигантский крот в рассказе Кафки. Кротами, в частности, называли стукачей и подсадных уток.

Lisokot: Ха! Представляешь, на момент рождения этой истории — а момент был довольно коротким, буквально несколько минут, это я хорошо помню — так вот, на момент написания «Крота» ни о чем из вышеперечисленного я не знала. Получается, что я соприкоснулась с архетипом, а он, в свою очередь, не прочь был мне показаться.

Пепперштейн: Совершенно точно. Вообще обращение к любому животному — это всегда прикосновение к очень мощному архетипу. Животные — это тотемы, и тотем крота, конечно, довольно влиятелен. В этом контексте мне вспоминается замечательное детское произведение Василия Аксенова «Мой дедушка — памятник», где описаны некие острова, которые называются Большие Эмпиреи. Среди них есть остров зла Большой Карбункул, и жителей этого острова называют кротами, потому что их национальный вид спорта — это рытье ям. Ну и, конечно же, крот, как все ночные, слепые и внутриземные существа, ассоциируется с миром мертвых.

Lisokot: И здесь приходит на ум сказка о Дюймовочке, которую выдают замуж за крота. Кстати, примечательно, что в «Кроте и городе» Милера из поглощающего город смога зверей спасают три белых лебедя, унося их с крыши небоскреба на своих спинах.

Пепперштейн: Зденеку Милеру, безусловно, удалось создать самый психоделический образ, потому что тут просто крот в контексте цивилизации. Есть еще, например, серия «Крот и химия». Ты смотрела?

Lisokot: Кажется, нет.

Пепперштейн: Обязательно посмотри! Кстати, интересно, что ты сразу же стала говорить о политическом контексте. Ведь демократия в современном западном виде, какой мы ее знаем, неразрывно связана с понятием голоса. В политическом дискурсе мы часто слышим «обрести свой голос» или «украли наши голоса». Само слово «голосование», конечно. То есть присутствует некая мыслеформа форума, где голоса звучат и политически сознательный гражданин всегда борется за свой голос. У него есть неотъемлемое ощущение, что он этим голосом обладает. В контексте этой мифологемы ведь понятно, что к политической практике все это не имеет никакого отношения — это чистая фикция такая, нечто вроде современной сказки. Так вот, поэтому имеет смысл эту мифологему рассматривать в контексте других сказок, и здесь нам вспоминается обратная история о потере голоса, о жертвовании им. В терминологии выборов вот тоже присутствует фраза «отдать свой голос». Здесь мы можем рассмотреть известный пример жертвования голосом во имя любви, а именно сказку «Русалочка». Где русалочка для того, чтобы обрести возможность стать женщиной, лишается голоса. Но получается, что в результате она так и не сможет коммуницировать с принцем. Получается, она идет по пути, описанному в стихотворении Мандельштама: «Останься пеной, Афродита, и словом в музыку вернись». И становится морской пеной. И ни ножек нет, чтобы с принцем быть, и ни голоса, ни хвостика, чтобы быть дочерью морского царя.

Lisokot: Так в общем-то этот финал и является самым прекрасным: ведь, по сути, она достигает нирваны, растворяется в пространстве и становится тем, из чего возникает любовь.

Пепперштейн: Да, именно так. Из существа, которое хотело приобщиться к любви, она превращается в источник любви. Ведь именно из морской пены была рождена Афродита.

Таким образом, получается, произнося что-то или «поя» песню (не знаю, можно ли так сказать, но очень хотелось бы; хотя такого слова нет, но мы можем его обнаружить) — ты пользуешься своим голосом, но одновременно им жертвуешь, потому что переводишь его во внешний регистр и голос от тебя отделяется. И обратно его себе присвоить ты уже не можешь.

Lisokot: А я, собственно, и рада этому, потому что совсем не считаю голос своей принадлежностью. А весь процесс «жертвования» — чуть ли не самый приятный из всех возможных процессов.

Пепперштейн: В классической опере есть представление о том, что голос должен отделиться от певца, чтобы обрести свое собственное тело, висящее в воздухе на некотором расстоянии от производящего его человека. И в какой-то момент оно должно стать зримым для слушателя. Будучи совсем не похожим на тело того, кто его производит. Голос, как некий дракон или ласточка, вылетает из пещеры или из гнезда, которым является тело поющего. Поэтому можно сказать, что, конечно же, голос тоже является кротом. Он всегда прорывает себе ход.

Lisokot: И он слеп и чувствителен! Замечательно. Только непонятно, нужно ли мне теперь радоваться или наоборот. Ха-ха! (Все смеются.)

Альбом Lisokot «Fog» на iTunes

Понравился материал? Помоги сайту!