2 октября 2017Общество
280

Астрид Линдгрен: домохозяйка, политик, «клука гумма»

Мария Кувшинова побывала в доме великой сказочницы и «мудрой старицы», где до сих пор живет ее семья

текст: Мария Кувшинова
Detailed_pictureАстрид Линдгрен в своей квартире в Стокгольме, 1977© AFP / East News

1 сентября 1939 года Астрид Линдгрен — сначала домохозяйка, а потом чиновник в разведке, в чьи обязанности входила перлюстрация зарубежной корреспонденции, — начала регулярно записывать события, происходящие в семье и мире. «Военный дневник», состоящий из семнадцати тетрадей, обрывается в 1945-м, после публикации книги о Пеппи Длинныйчулок — неожиданного события, навсегда изменившего судьбу писательницы. Пеппи, самая сильная девочка на свете (имя было подсказано автору маленькой дочерью, а образ — комиксами про Супермена), была рождена войной; но, не согласная ни с какими формами насилия, она стала и способом послевоенной терапии.

Дневники Линдгрен впервые были опубликованы на шведском только в 2015 году, год спустя они вышли на английском. Отдельные цитаты, включенные в изданную в прошлом году на русском языке книгу Йенса Андерсена «Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь» (издательство «КоЛибри»), уже привлекли внимание российской блогосферы, в том числе недоброжелательное. Несмотря на неизбежные ограничения военного времени, в этих записях нейтральная Швеция выглядит островком сытости и благополучия, который с минуты на минуту может поглотить враждебная стихия. «Я между тем купила шубу, — пишет Линдгрен в феврале 1940-го, — хотя Рагнарёк (конец света в скандинавской мифологии. — Ред.) наверняка настанет раньше, чем я ее сношу».

Швеция слишком близко и от Германии, и от СССР; 30 ноября 1939 года, когда Сталин вошел в Финляндию, Линдгрен описывает как первый день апокалипсиса. Следующим летом, отдыхая в дачном доме на острове Фурусунд в Балтийском море, она видит, как к берегу прибивает плоты с беженцами из оккупированных советскими войсками Литвы, Латвии и Эстонии (в их числе оказалась и маленькая Илон Виклунд, будущий иллюстратор Линдгрен).

Неудивительно, что в самом начале войны, еще до того, как началась повсеместная бойня и стали известны подробности о нацистских концлагерях, шведская домохозяйка, всю жизнь голосовавшая за социал-демократов, боится Сталина больше, чем Гитлера: «Хуже всего, что уже едва смеешь желать Германии поражения, поскольку русские вновь зашевелились. В последние дни они под разными предлогами оккупировали Эстонию, Латвию и Литву. А слабая Германия для нас, скандинавов, означает только одно: к нам придут русские. По мне, так лучше до конца жизни говорить “хайль Гитлер”, чем быть под русскими. Ничего страшнее себе и представить нельзя. <…> Господи, не дай русским до нас добраться!» И опять: «Отвратительно принимать сторону одного из ящеров, но сейчас невозможно не желать, чтобы Советский Союз как следует получил за все, что заграбастал во время этой войны, и за все, что сделал с Финляндией».

Политическая рефлексия создательницы Карлсона не должна нас удивлять. Несмотря на сентиментальный ореол, которым неизбежно (особенно в нашей стране) окружено имя Линдгрен, детская сказочница — не единственная ее ипостась. И книга Йенса Андерсена о ней — биография не столько писателя, сколько общественного деятеля, конвертирующего свою литературную славу в политическое усилие. В некотором смысле Линдгрен продолжает свою миссию общественника и полтора десятилетия спустя после смерти.

С начала 1970-х годов и до самого конца она отвечала на тысячи писем, приходивших ей из всех стран Скандинавии и мира, помогала деньгами просителям, последовательно выступала за права детей и против физического наказания, полагая, что «борьба за мир начинается в детской спальне». Работая как индивидуальный предприниматель и не имея оснований для вычетов, в 1976 году она оказалась перед необходимостью заплатить 102% налогов (тогда же по подозрению в налоговых махинациях был арестован Ингмар Бергман), восстала против фискальной политики социал-демократов и опубликовала в газете «Экспресс» фельетон про писательницу Помперипоссу, которой также начислили сказочно огромный платеж. Дебют 69-летней писательницы в качестве политического журналиста в итоге привел к поражению правящей партии на выборах. Не будучи вегетарианкой, в 1980-х она вступила в борьбу за гуманное отношение к домашнему скоту — разработанный в результате закон получил неофициальное название Lex Lindgren.

Очевидно, что, если бы ее военные дневники были обнародованы на несколько десятилетий раньше, советские дети остались бы без Карлсона и Пеппи Длинныйчулок — за публичными высказываниями иностранных авторов в СССР пристально следили. Несмотря на микроскопические тиражи подобных изданий, сегодня публикация этих остроумных и страшных заметок на русском языке могла бы кое-что добавить к сплошь состоящей из умолчаний истории Европы эпохи пакта Молотова—Риббентропа. Хотя с российской стороны есть интерес, наследники писательницы пока не приняли окончательного решения. «Мы ищем издательство, которое сможет правильно их подать», — поясняет правнук Линдгрен и сотрудник ее фонда Юхан Палмберг, с которым мы встречаемся в Стокгольме, в доме на Далагатан, 46, на всех картах помеченном как Astrid Lindgren Hem.

Это не музей в привычном смысле, сюда нельзя зайти с улицы, купив билет в кассе, но можно записаться на экскурсию с авторизованными гидами, среди которых есть и единственный русскоязычный — Ирина Стомберг. В этой пятикомнатной съемной квартире писательница поселилась после войны, переехав с противоположной стороны Васа-парка, из дома, на крыше которого (как она сама призналась позднее) обитал Карлсон. За семьдесят лет не изменились ни арендаторы, ни арендодатели: семья Линдгрен до сих пор платит ренту тем же владельцам.

Практически первое, что показывают русским туристам в гостиной, — салатница с гжельской росписью, подарок Бориса Ельцина. Приехав в 1997 году с визитом в Швецию, он захотел встретиться с «мамой Карлсона», и встреча была организована во время приема в стокгольмском Гранд-отеле. Линдгрен потрепала российского президента по щеке и сказала ему «мой мальчик», но нет стопроцентной уверенности в том, что она понимала, с кем происходит встреча, — ей было уже девяносто, и она страдала глаукомой. Правнук Линдгрен Палмберг, который родился в 1990 году и чья детская фотография в числе многих других стоит на столике в спальне писательницы, не может похвастаться тем, что прабабушка читала ему на ночь сказки, — это он читал ей вслух в последние годы ее жизни.

Ельцин — не единственный любитель Карлсона из России, и это представляет известную проблему для шведской туристической индустрии, потому что первый иллюстратор книги — та самая Илон Виклунд с плота беженцев — не хочет выпускать сувенирную продукцию со своем героем: она не может представить его трехмерным (один из ее рисунков висит на Далагатан, 40 рядом с иллюстрацией Туве Янссон к «Хоббиту» — провалившийся редакторский проект Линдгрен, который со временем превратился в библиографическую редкость). Чтобы русские не уезжали из Стокгольма с пустыми руками, сейчас обсуждается возможность выпускать сувенирных Карлсонов в версии советских аниматоров.

Уютный дом почтенной матери семейства, почему-то заставленный сувенирами со всего мира, не изменился за пятнадцать лет, прошедших со дня ее смерти. Линдгрен не мечтала о политической карьере, не планировала становиться «клука гумма» («мудрой старицей») — она просто начала рассказывать сказки сначала своим детям, а потом всем детям вообще. Но чем больше ее слушали, чем больше ей доверяли, тем больше становилась ответственность, от которой она и не подумала уклоняться. Ее общественная деятельность, как и ее литературная карьера, и тот мир, который она создавала в своих книгах, были органичным продолжением ее личного опыта: голодная юность в Стокгольме и трудный опыт материнства (старший из двоих ее детей был незаконнорожденным, до пяти лет он жил у приемных родителей в Дании, где находился единственный на всю Скандинавию госпиталь, не ведущий обязательных записей о родителях), счастливая и не всегда легкая семейная жизнь, успех, пришедший только к сорока годам, и международная слава, настигшая ее уже на пенсии.

Ее судьба, как и ее квартира, так до конца и не ставшая музеем — на кухне лежат недавние газеты и кипит чайник, — удивительный пример долгой счастливой жизни, которая не заканчивается никогда.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
От улыбки хмурый день светлей?Общество
От улыбки хмурый день светлей? 

Полина Аронсон об «эмоциональном труде» и о том, как рынок присваивает сегодня не навыки и продукт — а всего сотрудника с потрохами, включая его чувства

1 марта 2021185
В кровати с Билли АйлишСовременная музыка
В кровати с Билли Айлиш 

На примере фильма «Билли Айлиш: слегка размытый мир», в котором отслеживается путь к славе певицы из Калифорнии, Илья Миллер задается вопросом о том, зачем нужны документалки о звездах в эпоху прозрачности

1 марта 2021181