25 июля 2018Театр
137

Не нужен ли нам берег турецкий?

Закрытие театров, которого не было, или История одной провокации

текст: Алексей Гусев
Detailed_picture© Getty Images

Недели полторы назад мелькнула новость: в Турции закрыты государственные театры. Все. Спектакли отменены, контракты разорваны. За броскими заголовками следовали более обтекаемые формулировки: ну, не закрыты, а «приостановлена деятельность», и вроде как не насовсем, а в связи с переходом под прямой контроль Эрдогана — которого теперь, после всенародно одобренной смены формы государственного правления, впору называть скорее каудильо, нежели президентом. Пока не будет создана новая, более вертикальная структура взамен бывшего директората — пусть, стало быть, постоят театры закрытыми, не беда. В стране сейчас такая глобальная перетряска идет, что не до культурных зрелищ. А уж какие театры после перерыва откроются, какие контракты наново будут заключены, а какие, наоборот, почему-то нет — это наперед никак сказать нельзя, как и то, когда будет создана та самая структура. Погодите, товарищи турки, не все сразу. Вон какие дела делаются. Вас много, а он один.

Но даже и в этом смягченном и приправленном рутиной виде что-то в той новости было не так.

На первый взгляд, все просто и ясно: диктатор зачищает культурную сферу, чего от них и ожидать-то, от диктаторов? Театр — по крайней мере, по сути своей — искусство прямого действия, а потому потенциально опасен, лучше уж вовсе прикрыть от греха подальше. Да и знаем мы эту «приостановку деятельности» — формула вроде «десяти лет без права переписки», только еще лучше, потому что без прямого вранья о сроках, маскирующих бессрочность. Не будет, короче, в Турции отныне никакого театра, заголовки тут правдивее контента. Впору лишний раз помянуть злым словом Оливера Кромвеля и нежным — Карла II. И заняться самым глупым на свете делом — провести умную историческую параллель. Не обязательно с английской революцией, можно и с иранской. Там театры в 1979-м хоть напрочь и не закрыли, но прижали так, что на протяжении первых десяти послереволюционных лет в 13-миллионном Тегеране играли в среднем меньше двух спектаклей в день. Не люб исламским богословам театр: очень уж он, мол, факты искажает.

Вот только если на каудильо Эрдоган еще похож, то аятолла (или даже лорд-протектор) из него никудышный. Да и революции, собственно, никакой не случилось, референдум лишь легализовал фактическую диктатуру последних лет, позволив законодательно отождествить интересы государства с интересами Эрдогана. Которые — заметим с риском впасть в тавтологию — к этому отождествлению и сводятся и в области идеологические почти не заходят. А при тех, кто прилюдно восклицает «государство — это я», театров обычно не закрывают. Диктаторы — они ведь разные. Те, которые посланцы небесной справедливости, разыгрывают собственные спектакли, им конкуренты и впрямь не нужны. А те, кто служением высшим смыслам себя не обременяет, народным развлечениям скорее уж попустительствуют. Сурово искореняя, разумеется, малейший намек на крамолу. Ну так турецкая культура и в прежние годы мягкостью цензуры избалована не была.

— Читатель, вдумайся в смысл этой басни, и тебе станет не по себе.

Так что при сколько-нибудь внимательном рассмотрении история эта утрачивает былую ясность. И чем внимательнее вглядываешься, тем мутнее она становится.

Потому что никакого закрытия турецких театров не было.

И не предполагалось даже.

Предполагалась, действительно, передача полномочий новому органу, официально напрямую подчиненному Эрдогану. О том, какой именно ущерб культуре может быть нанесен подобной переменой — иными словами, каков зазор между строгой, но безлико-чиновной цензурой и пресловутым «прямым контролем», — можно рассуждать долго. Какой-то да есть. Цензура, например, может хотя бы прикидываться институцией буржуазной, действующей в раз и навсегда очерченных границах правил, прямой же контроль правителя — явление по определению авторитарное. Первая отчасти соприродна театру, ибо тоже покоится на игре, только социальной, в которой безликость (читай: замаскированность) исполнителей обеспечена неким сводом правил как текстом, а значит — оказывается (или может быть) включена в дискурс интерпретаций и конвенций; об этих сугубо театральных по своей сути играх с цензорами представители «застойного» поколения могут порассказать немало упоительных сюжетов, которые сами по себе суть готовые пьесы, подчас многоактные. Личный же надзор если и родственен театру, то совершенно иначе: здесь, если упростить, стихия одной прихоти, властной, схлестывается с другой, художественной. Ни о каких конвенциях, ни о какой игре сообща и исподволь тут речь уже не пойдет.

Может, конечно, дело было и не в этом и о сути театральных материй никто особо не рассуждал. Может, наступившая в Турции авторитарность управления, с которой еще кое-как пришлось смириться, пока дело касалось всякой там промышленности да молодцов в погонах, оказалась нестерпимой, когда речь зашла о культуре. А может, все и того бесхитростнее и здесь нет ничего, кроме попытки оставить хоть что-нибудь хоть сколько-нибудь неподконтрольным новоявленному диктатору, — а где это сделать проще (или, скажем так, возможнее), чем в области зрелищ?..

…Российские СМИ, опубликовав новость о «приостановке деятельности» турецких театров, все сделали чин чином, с положенными ссылками на источники. Но подвох оказался в самих источниках. Нет, громогласные статьи в турецкой независимой прессе о закрытии театров — всех, немедля, надолго-навсегда — не были в классическом смысле этого слова «уткой». Они были — в классическом же смысле — провокацией. Попыткой создать скандал вокруг указа о переподчинении турецких гостеатров, который без этого легко бы остался незамеченным, затерявшись в лавине прочего эрдогановского законотворчества, хлынувшей из президентского дворца в последние две недели. Попыткой, создав общественную шумиху, оттяпать назад хоть одну мало-мальски свободную зону посреди государства, только что всемерно укрепившего свою вертикаль. Причем заплатив за это немалую цену — несложно понять, что та часть турецкой интеллигенции, которая была в курсе истинной подоплеки дела, теперь надолго утратила доверие к своей независимой прессе. Но, возможно, оно того стоило.

Ибо не было бы никакого смысла писать эту статью о, в конце концов, всего лишь некоем небезынтересном казусе из новейшей истории турецкой журналистики, если бы не развязка.

Указ-то, знаете, отменили.

«Как же это получилось? — недоумевал я несколько дней назад, разговаривая с одной своей турецкой коллегой. — Как смог скандал, поднятый по такому в общем-то маргинальному поводу, привести к отмене правительственного указа, идущего в русле общей политики? У нас бы…» — тут я замолк. «Вы знаете “Мехтеран”? — чуть подумав, спросила она в ответ. — Это османский военный марш. Там есть такая строчка: “Шаг вперед, два назад”. Это про нас. Про Турцию». Несколько оторопев от невозможности даже пошутить как следует (да и что бы я смог ей рассказать про Соломона Пляра?), я нерешительно спросил: «И что?» — «Вы столетиями жили под сильной властью, — чуть смущаясь, объяснила мне турчанка. — А у нас все-таки революционное прошлое. Для нас “назад” — это туда».

Как написал Хармс, «читатель, вдумайся в смысл этой басни, и тебе станет не по себе».


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Дни локальной жизниМолодая Россия
Дни локальной жизни 

«Говорят, что трех девушек из бара, забравшихся по старой памяти на стойку, наказали принудительными курсами Школы материнства». Рассказ Артема Сошникова

31 января 20221858
На кораблеМолодая Россия
На корабле 

«Ходят слухи, что в Центре генетики и биоинженерии грибов выращивают грибы размером с трехэтажные дома». Текст Дианы Турмасовой

27 января 20221976