27 августа 2014Театр
114

Марина Беляева: «Табу одно — мы не привозим плохих спектаклей»

Арт-директор фестиваля «Балтийский дом» — о том, как делается один из главных отечественных театральных форумов

текст: Андрей Пронин
Detailed_pictureСцена из спектакля «Орхидеи», режиссер Пиппо Дельбоно© Emilia-Romagna Teatro

Петербургский театральный сезон стартует с сильной доли: в сентябре будут выпущены самые ожидаемые премьеры осени — «Беккет. Пьесы» Дмитрия Волкострелова в ТЮЗе, «Воспоминания будущего» по лермонтовскому «Маскараду» Валерия Фокина и «Теллурия» Марата Гацалова в Александринке, «Кабаре Брехт» Юрия Бутусова в Театре Ленсовета. Едва ли не ключевым событием начала сезона по привычке остается фестиваль «Балтийский дом», в этом году готовящийся представить на суд публики особенно сильную программу — с российскими премьерами новых спектаклей Ромео Кастеллуччи, Корнеля Мундруцо, Пиппо Дельбоно, Эймунтаса Някрошюса и Оскараса Коршуноваса. О том, чего ждать зрителю от двадцать четвертого по счету «Балтдома», Андрею Пронину рассказала бессменный арт-директор фестиваля Марина Беляева.

— Вы много лет связаны с фестивалем «Балтийский дом» — очевидно, что он стал для вас чем-то большим, чем просто работа. Что-то вроде любимого детища?

— Ну, в большей мере, конечно, это родное детище нашего генерального директора Сергея Григорьевича Шуба. Я-то занимаюсь фестивалем лишь начиная с седьмого, а самое трудное выпало на его плечи. Первые семь лет — это же и при воспитании ребенка наитруднейший период, когда из-за него не спишь ночей. И я очень хорошо помню, как на десятом фестивале именно Сергей Григорьевич сказал: «Надо избежать стагнации, давайте срочно меняться, делать что-то новое, иное. Просто привозить спектакли — это не путь, этого недостаточно». Тогда и придумалась история тематических фестивалей с объединяющими слоганами и внутренней драматургией. Многие теперь думают, что так было у всех и всегда. А, между прочим, мы были первыми. Что же касается моих личных взаимоотношений с фестивалем «Балтийский дом», конечно, я не отношусь к нему просто как к работе. Хотя и свою повседневную работу в театре, не связанную с фестивалем, я тоже очень люблю.

Марина БеляеваМарина Беляева© «Балтийский дом»

— Что самое трудное для арт-директора фестиваля? Какая фаза подготовки приносит больше всего проблем?

— Самый проблемный — финальный этап. Важно дойти до финиша, не растеряв то, что ты собрал. Обиднее всего, когда за несколько дней до фестиваля любовно выпестованная программа начинает распадаться. В прошлом году был огромный стресс, когда за три дня до назначенного показа спектакля нам позвонили из будапештского театра «Протон» Корнеля Мундруцо и сообщили, что из-за форс-мажорных обстоятельств не смогут приехать. Я просто пребывала в состоянии шока. И, понимаете, проблема не в том, чтобы «заткнуть дырку». Просто есть уже готовая концепция конкретного фестиваля, его сюжет, мозаика, в которой одну деталь на другую заменить невозможно: это разрушит рисунок. Мы, конечно, не заявляем программу, пока не получаем стопроцентной гарантии участия от всех наших гостей, но какие-то срывы вроде того, о котором я упомянула, все равно случаются. Поэтому до конца фестиваля находишься в состоянии некоторой тревоги и успокаиваешься только после завершающего показа. Но важно и уметь не обижаться в подобных случаях. Мы не обиделись на Мундруцо и надеемся, что в этом году он нас не подведет. Приедет и покажет свой новый спектакль «Деменция».

— А если попытаться, наоборот, вспомнить самые счастливые дни, связанные с фестивалем? Когда было ощущение какого-то важного свершения.

— Очень светлым был семнадцатый фестиваль «Весь Някрошюс». Я не могу забыть, какое в те дни было у Някрошюса лицо. Он же человек закрытый, от него добиться не то что беседы, даже какого-то развернутого ответа на пресс-конференции невозможно. А что с ним творилось тогда! Он дал невероятное количество интервью — и для печати, и для телевидения, и для радио, чего вообще никогда не делал. А на лице у Эймунтаса светилось какое-то непривычное для него — обычно бесстрастного, даже смурного — выражение счастья. Я тогда поняла, что любой, даже великий, человек независимо от возраста, от склада ума, от характера хранит в себе ребенка. И когда он этого ребенка выпускает наружу — это и называется счастьем. Для меня это тоже было счастье. Это даже оказалось важнее, чем за месяц до начала фестиваля проданные билеты и переполненные залы. А еще одна потрясающая история связана с Люком Персевалем. Она началась буквально с авантюры. В 2006 году Люк приезжал к нам на фестиваль, и мы с Сергеем Григорьевичем его спросили, не хотел бы он что-то поставить в нашем театре. Человек на твоих глазах открывает ноутбук, смотрит и говорит: «С удовольствием. Давно хочу что-то сделать в России. Вот через восемь лет у меня будут два свободных месяца. Давайте через восемь лет?» Шуб потом, уже наедине, резюмировал со вздохом: «О чем мы с ним говорили? Зачем? Что с нами со всеми будет через эти восемь лет?» И вот в 2013 году Персеваль привозит к нам на фестиваль «Братьев Карамазовых», открывает ноутбук и спрашивает: «Все в силе? Давайте выбирать материал для спектакля». Вот это был настоящий кайф.

Сцена из спектакля «Деменция», режиссер Корнель МундруцоСцена из спектакля «Деменция», режиссер Корнель Мундруцо© Proton Theatre

— Идея делать региональный фестиваль стран Балтии, что и в вашем названии отражено, кажется, постепенно уходит в тень?

— Она не уходит, но она и не тяготеет над нами. Когда рождался наш фестиваль, на дворе был 1991 год, год распада СССР. Как раз прекратила существование знаменитая «Прибалтийская весна» — форум театров прибалтийских республик. Рвались связи не только с Эстонией, Латвией и Литвой, но и, скажем, с Польшей. Чтобы эти культурные связи удержать, и был придуман «Балтийский дом». Очень долго этот географический принцип фестивалем соблюдался неукоснительно: это было не так сложно, ведь в регионе, о котором мы говорим, необычайно яркий, крепкий театр, к тому же еще и достаточно близкий нам, нашему вкусу. Германия, Польша, Литва — важные страны для европейского театра. Но время шло, фестиваль окреп, приобрел международный авторитет — и стали проситься из других стран, далеких от Балтийского моря. Мы в определенный момент решили, что не должны отказывать ни себе, ни зрителям, если речь идет о каких-то действительно интересных проектах. В конце концов, культура не имеет границ. Кто нам помешает взять и перетащить Италию к Балтийскому морю? В этом году мы взяли и перетащили Китай. Покажем по-своему замечательный спектакль «Наш Цзин Кэ» Пекинского народного художественного театра — героическую фреску по пьесе нобелевского лауреата Мо Яня и одновременно своеобразную рефлексию над историей китайского национального сценического искусства. Если это значимый, достойный театральный продукт, почему нет, что за нелепые формальности?

— Географические барьеры вы преодолели. А остались несокрушенными какие-то эстетические табу?

— Табу одно — мы не привозим плохих спектаклей. Я понимаю, что «хороший», «плохой» — субъективные категории. Но, думаю, многолетним успешным опытом мы доказали свое право на отбор. Я знаю, куда вы клоните. Да, есть разговоры об эпатаже, о том, что можно показывать в театре, что нельзя. У нас на этот счет свой критерий: если это художественно, умно, интересно, надо показывать.

— Как думаете, местный зритель готов принять достаточно радикальную театральную эстетику Ромео Кастеллуччи и Корнеля Мундруцо, впервые выступающих в этом году в Петербурге?

— Мы сейчас как раз завершаем поиски площадки для показа спектакля Кастеллуччи «Юлий Цезарь. Отрывки», в определенной степени наследующего его знаменитой работе 1997 года «Юлий Цезарь». Видимо, остановимся на Георгиевском зале Михайловского замка. А в то же самое время раздается неимоверное — вы даже не можете себе представить, какое, — количество звонков в театр с вопросами: «Как купить билеты на этот спектакль? Где их можно зарезервировать?» Я-то наивно полагала, что этот режиссер знаком лишь узкому кругу людей, остро интересующихся современным театром. Оказывается, не столь узок у нас этот круг. Что же до радикализма, я видела спектакли много радикальнее. Видеокамера, транслирующая рождение речи в трахее артиста, — это разве сотрясение основ? Суть спектакля, его месседж и режиссерское мастерство отнюдь не в этом. И физиологическая откровенность спектакля Мундруцо — лишь художественное средство, чтобы поговорить о важных, близких каждому вещах. Опишу вам очень, по-моему, поучительный случай. Мы собирались на гастроли в Пекин, в Народный художественный театр, который как раз приедет на этот фестиваль с ответным визитом. И они попросили привезти спектакль Андрия Жолдака «Москва — Петушки». Я сначала подумала, что это какое-то недоразумение. Пишу им: у нас много разных спектаклей, в том числе и традиционных по эстетике, это будет вам привычнее. Они вежливо отвечают: «Москва — Петушки», пожалуйста. И, надо сказать, спектакль прошел с большим успехом, а после показа мы беседовали с директором этого китайского театра. «Поймите, — сказал он, — если я не буду делать такие прививки, мы навсегда останемся театром прошлого века». Мне лично — это не официальное заявление, а мое сугубо персональное суждение — очень бы не хотелось, чтобы Петербург остался с театром прошлого века. Нужно много смотреть, чтобы не отставать, нужно сопоставлять, размышлять — это единственно правильный вектор.

Сцена из спектакля «Юлий Цезарь»Сцена из спектакля «Юлий Цезарь»

— У вас в этом году в афише Мо Янь, Лесков, Чехов, Шницлер, Беккет, а название фестиваля — «Шекспировские страсти». Нет ли тут нестыковки?

— Никакой. Мы же часто говорим в обиходе, столкнувшись с необузданными проявлениями эмоций: «Ничего себе, шекспировские страсти». У нас вообще, признаюсь вам, была красивая идея сделать к юбилею Шекспира фестиваль без единого спектакля по шекспировской пьесе. Но случился «Макбет» Персеваля, и мы пошли по компромиссному пути: и спектакли по шекспировским текстам, и спектакли, скажем так, шекспировского накала. Возьмем «Чайку» Оскараса Коршуноваса: разве не монолог Гертруды начинает читать Аркадина во время спектакля Треплева? А в нашем «балтдомовском» «Макбете» леди Макбет произносит монолог из «Счастливых дней» Беккета. У Пиппо Дельбоно в его «Орхидеях» Шекспир запросто монтируется с Чеховым, с другими авторами. А страсти кипят повсюду.

— Наряду с премьерой «Книги Иова» великого Някрошюса или спектаклем «Леди Макбет нашего уезда» Гинкаса, с Кастеллуччи и Персевалем, которые не нуждаются в представлении, вы вдруг ставите в программу «Анатоля» молодого голландца Брама Янсена, довольно малоизвестного…

— Я бы уточнила — не малоизвестного, а пока неизвестного. У нас иногда показывают свои спектакли неизвестные режиссеры. Когда-то у нас показал свою «Старуху» молодой и неизвестный Коршуновас, «Ревизора» — начинающий и неизвестный Алвис Херманис. Просто дебютная работа Янсена «Фрекен Жюли», которая была приглашена на прошлый фестиваль, показалась нам чрезвычайно интересной (не случайно он получил у нас приз «Открытие»), а потом Брам прислал видео своего второго спектакля «Анатоль», созданного в театре Оберхаузена. И снова мы сочли, что это достойно фестиваля. Если в «Жюли» действие происходило за стеклом и мы не могли слышать, о чем говорят герои, то в «Анатоле» тоже будет своя загадка. На сцене развернется большой зеркальный лабиринт — мы ни разу не увидим главного героя, только его отражение в зеркале. Янсен любопытно работает с пространством, с драматургическим материалом. И транспонирует его в эстетику сегодняшнего дня не просто сменой причесок и костюмов, а особой оптикой наблюдения за внутренними состояниями героев. Мне кажется, у этого режиссера большое будущее. Я не исключаю, что мы сделаем с ним что-то вместе уже не на фестивале, а в театре «Балтийский дом».

Кто нам помешает взять и перетащить Италию к Балтийскому морю?

— Расскажите об антураже грядущего фестиваля. Я слышал, появится улица Шекспира, а фойе театра как-то преобразится.

— Мы спросили у главного шекспироведа нашей страны Алексея Вадимовича Бартошевича, что может быть самым интересным из шекспировской истории. Он сказал: это здание театра «Глобус». Если бы его можно было привезти. Наш Сергей Григорьевич — авантюрист в хорошем смысле слова, и ему эти слова запали в душу. «Так, — постановил он, — мы должны соорудить у себя здание театра “Глобус”». И мы построим что-то вроде старого английского театра прямо в нашем большом фойе. 27 сентября откроем перед театром, в Александровском парке, Шекспировскую улицу. А еще обязательно назовем имена новых почетных «домовых» «Балтийского дома», объявим лауреатов премии «Балтийская звезда». Будет специально приуроченная к фестивалю выставка: вспомним все шекспировские спектакли, которые гостили у нас за прошедшие двадцать четыре года. Актерские вечера, зрительское голосование, наш фирменный пирог с капустой — это уже традиционный набор домашних радостей «Балтийского дома». Нужно, чтобы у нас в Доме всегда, вне зависимости от политических и прочих ветров, было тепло, радостно и уютно.

— Напоследок хочу спросить о планах вашего театра на предстоящий сезон.

— Планов много. Уже 12 сентября мы сыграем премьеру мюзикла Леонарда Бернстайна «Вестсайдская история». Это важный для нас спектакль. Как раз сейчас исполняется 45 лет со дня первой постановки «Вестсайдской истории» в России: это было на нашей сцене, в Ленинградском театре им. Ленинского Комсомола (ныне «Балтийский дом»), а ставил спектакль Георгий Александрович Товстоногов. Вадим Яковлев, ныне наш патриарх, народный артист России, играл Рифа, Эммануил Виторган — Бернардо, а Алла Балтер — Аниту. Сейчас мы ставим настоящий мюзикл по бродвейской лицензии, причем основная масса ролей поручена не приглашенным вокалистам и танцорам, которые в спектакле тоже будут, а молодым актерам нашей труппы. Алексей Серов, в чьем послужном списке, в частности, руководство новосибирским «Красным факелом» и режиссура мюзикла «Норд-Ост», будет ставить у нас пьесу Лукаса Бёрфуса «Путешествие Алисы в Швейцарию». Это современная пьеса с отличными ролями — и тема там важная: проблема эвтаназии. Леонид Алимов, замечательный актер, в прошлом сезоне дебютировавший у нас в режиссерском качестве спектаклем «Сталин. Ночь», работает над собственной инсценировкой «Наш Довлатов». Будет спектакль в постановке Анджея Бубеня. А в феврале к репетициям должен приступить знаменитый румын Сильвиу Пуркарете. Мы обсуждаем название — вероятно, это будет «Золотой осел» Апулея. Это такая калорийная, южная эстетика, которой нам, северянам, не хватает: Пуркарете в хорошем смысле избыточен, он любит, чтобы всего на сцене было много, чтобы витальность била через край. К тому же его обожают артисты. А еще он мастер организации пространства и носитель потрясающей театральной школы, так что встречу с ним мы предвкушаем с особенной радостью.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Смерть КапитанаСовременная музыка
Смерть Капитана 

Полная авторская версия финальной главы из книги Александра Кушнира «Сергей Курехин. Безумная механика русского рока». Публикуется впервые

9 июля 20211058