5 ноября 2015Театр
115

Замковый камень

Чем опасна потеря «Золотой маски»

текст: Павел Руднев
Detailed_picture© Дмитрий Дубинский / «Золотая Маска»

Национальная театральная премия «Золотая маска» объявила шорт-лист фестиваля сезона 2014—2015 гг. В списке номинантов — рекордный по меркам двадцатилетней истории «Золотой маски» процент спектаклей из регионов: география фестиваля-2016 охватывает девятнадцать городов России от Петербурга до Минусинска, от Новокуйбышевска до Серова. Павел Руднев — о значении «Золотой маски» для отечественного театрального процесса.

Противоречия внутри театрального сообщества, эстетическая борьба — явление прекрасное и закономерное. Проблема состоит в том, что конфликты, выходящие наружу, бросают кость культурной власти, которая сегодня только и ищет лазеек, чтобы развернуть репрессивную, запретительную политику. Выходит, что члены комьюнити, сами того не замечая и руководствуясь часто благими намерениями, подают повод для радикализма власти, которая вредит не только свободе конкретных художников, но и театральному климату России в целом.

Надо понять и признать, что сегодня, в 2010-е, как никогда за последние 25—30 лет, мы можем говорить не только о расцвете российского театра и о бесконечном многообразии форм театрального высказывания, о плюрализме театрального метода, но и о единстве пространства театральной России, о том, что включились необходимые процессы консолидации, о которых в 90-е и начале нулевых мечталось как о чем-то несбыточном.

В России около тысячи театров, и многие из них зачастую находятся не в абстрактной, а во вполне конкретной культурной изоляции — в географической удаленности от центров культуры. До некоторых театров можно только долететь, а до иных — только доехать «зимниками», по руслам замерзших рек. Театральной системе в одиночку сложно преодолеть географические и транспортные проблемы страны; центростремительный характер социальных систем переломить театру также не под силу.

Важнейшим завоеванием последних лет стал феномен автономизации театральной провинции. Российские театры ощутили свою мощь, свои сильные стороны, свои возможности. В конце 2000-х — начале 2010-х многие региональные театры, фестивали и институты стали генерировать крупные инициативы «без руки» Москвы и Петербурга — так на театральной карте страны появились региональные форумы, вполне равнозначные, равновеликие столичным форумам: Платоновский фестиваль в Воронеже, фестиваль «Новосибирский транзит» или Фестиваль Мартина Макдонаха в пермском театре «У моста». В сущности, этими феноменами можно только гордиться: от выживания провинциальной культуры зависит выживание городской среды, театр — градообразующее предприятие. Мощнейшее развитие провинциального театра в 2010-х дает серьезные основания для подлинных патриотических чувств: театр, культура остаются одним из самых сильных мотиваторов для закрепления людей на земле, для чувства оседлости — в обстоятельствах современной России, где миграционные процессы достаточно велики, а культура в провинции чаще всего испытывает самые серьезные кадровые и финансовые перегрузки, это, конечно, невероятно важно.

Провинциальный театр сегодня стал большим полигоном для формирования новых режиссерских, сценографических, драматургических поколений. Сложилась очень дельная система: региональные театры предлагают выпускникам столичных режиссерских школ (а таких школ вне столицы очень мало или они отсутствуют вовсе) работу, компенсируя кадровый голод и давая дебютантам место для действий и вырабатывания опыта. Сегодня лучший вариант становления режиссерской или сценографической карьеры — ударный труд в провинции и медленное приобретение столичной славы и возможностей через «отраженный» успех на фестивалях. Именно в регионах сегодня апробируются все новейшие пьесы, постановочные техники, складываются первые шаги в карьере тех, кто будет делать российский театр через 20—30 лет, — и это самым серьезным образом обогащает кислородом дыхание театральной России, заставляет быстрее двигаться культурную кровь.

К этой плодотворной и действенной ситуации российский театр привела именно «Золотая маска», на протяжении последних двадцати с лишним лет пытавшаяся поставить на одну чашу весов провинциальную и столичную театральные культуры, представив мир российского театра единым. Фестиваль стал своеобразным замковым камнем для консолидации театральной России, сильно повысив престиж провинциальной сцены как для столичного зрителя, так и для местных чиновников, в иерархии интересов которых театр занимает зачастую последнее место. Сегодня проект «Золотой маски» — едва ли не единственная форма объединения театров России хоть в какую-то единую систему: иные организации, вроде бы обязанные заниматься схожими процессами по своему профилю, растеряли эти навыки и эту энергию еще со времен крушения Советского Союза.

Шорт-листы «Золотой маски» — это новейшая театральная история России.

Внешняя, «премиальная», «церемониальная» сторона фестиваля — не самая важная его часть. Сила «Золотой маски» — во всеохватности: в конкурсе участвуют все регионы и все типы театра, от мизерных куколок до монструозных оперных театров. Два экспертных совета (музыкальный и драматический) за год объезжают регионы и отбирают работы, которые показываются в Москве в марафоне, продолжающемся полтора месяца. Кроме того, есть длящиеся целый год региональные проекты «Золотой маски», когда лауреаты и номинанты фестиваля гастролируют по регионам.

Фестиваль возник на фоне трагического обнуления театральной системы, на руинах советской культуры. 90-е российский театр переживал очень сложно, а в нулевые возникло желание обновления и омоложения системы, цехов. Как детище тех тяжелых лет, «Золотая маска», пользуясь расположением и влиятельностью в театральной среде, стала не только отражать, но и прогнозировать будущее театра. При отборе номинантов всегда было важно не только поддерживать признанные авторитеты, но и — прежде всего — обнаруживать новые имена в режиссуре, сценографии; новые города, расцветавшие с появлением там активных художников; новые эстетические тренды. Шорт-листы «Золотой маски» — это новейшая театральная история, ее рейтинг, ее пульс и одновременно прогноз на будущее, по которому видно, как будет меняться доктрина театра в России.

Что произошло с фестивалем сегодня? Чем чревата атака на него государственной машины?

Как и многие иные проекты 90-х и нулевых, «Золотая маска» выросла из частной инициативы. Она созревала в недрах общественной организации, Союза театральных деятелей РФ, и до сих пор оставалась флагманским проектом СТД. Смысл премии и фестиваля — в том, чтобы профессионалы оценивали профессионалов по гамбургскому счету. Чтобы обеспечить присутствие в фестивальной программе огромной театральной страны, нужны статус национальной премии и государственные бюджеты, поэтому стал возможен и необходим диалог с Министерством культуры РФ.

Он был плодотворным во все годы существования фестиваля — до тех пор, пока министерство не начало заниматься не культурой, а идеологией, оценкой культуры с точки зрения охранительных интересов.

Здесь мы видим все ту же тенденцию: разрушение частной инициативы путем накачивания государственного заказа. Театральный мир взорвался, раскололся в тот момент, когда под разговоры о том, что премия нуждается в реформах, Минкульт силой ввел в экспертный совет двух участников с нулевым театральным авторитетом и глубоко охранительными, агрессивно-консервативными взглядами.

Реакция консервативной фронды, экспертов-охранителей не дает усомниться в сути дела: кому-то во власти очень не нравится, что среди сотни номинантов и лауреатов встречаются всего лишь две фамилии — режиссеров Константина Богомолова и Кирилла Серебренникова. Лидерские позиции двух этих режиссеров наряду с остальными постоянными участниками конкурса «Маски» — вещь очевидная. Об этих режиссерах постоянно говорят, к ним притянуто общественное внимание, они влиятельны. Просто отмахнуться от них удалением их из списка номинантов тоже не получится.

Власть оправдывается необходимостью смены культурных парадигм — штуки, что и говорить, необходимой: одни идеи должны сменять другие, только не насильственно, а добровольно. Именно поэтому вторжение в театральный процесс властной воли выглядит очередным рейдерским захватом — произошло то, что происходит повсеместно.

Вот, к примеру, церковь, понимая влиятельность театра как социального института в сегодняшней России, активно высказывает свое недовольство теми или иными спектаклями. Это недовольство, казалось бы, должно было подвигнуть церковь к инвестициям в «правильную» театральную деятельность — к тому, чтобы заняться поиском режиссеров, драматургов, театров, с которыми можно было бы работать; финансировать создание постановок прорелигиозной тематики, помогать их становлению, создавая шедевры об утверждении веры, религиозного чувства, любви к Богу. Но церковь действует иначе — вместо того чтобы работать в поле естественной конкуренции, она выжигает, вырезает все то, что ей не нравится. Так и Минкульт сегодня не желает создавать действенную альтернативу в конкурентном поле, желая лишь подчинять, вмешиваться, «помогать работать».

Современных чиновников отличает, быть может, патриотизм, но не отличает интерес к предмету своего занятия и его детализированное, нюансированное знание. Чиновник почему-то знает, как «исправить», но не знает, как «сделать», «создать». Чтобы существовать внутри театральной системы и помогать ей, нужно знание технологии внутрикорпоративного общения. Уверен, что ни один чиновник или новоиспеченный эксперт не назовет, не пользуясь Яндексом, кто возглавляет, к примеру, все театры Ханты-Мансийского автономного округа или Пермского края, какие театры существуют в этих регионах, какая у них история и эволюция. Нежелание узнавать и знать детали, отсутствие страсти к предмету, беззаветной любви к искусству сцены — вот минимальные требования к сегодняшнему эксперту.

Полгода назад Минкульт поменял экспертов, отбирающих проекты на министерские гранты, заменив действующих театральных практиков на людей, по большей части не имеющих авторитета в театральной среде. Как следствие — печальная картина: одно из заседаний по грантам в области современной драматургии было отменено из-за отсутствия кворума. Эта история показательна. Чтобы заниматься театром, нужна страсть к предмету, нужны призвание, фанатизм, желание работать не только «за зарплату».

Потеряв свободу, фестиваль потеряет и значимость, дух театрального праздника, превратившись в «государственное мероприятие» типа Ленинской премии. «Золотая маска», если ее ждет участь дальнейшей бюрократизации, очень быстро потеряет авторитет не только у художников, но и у зрителя. И самое важное — превратившись в банальную министерскую акцию, она уже не станет тем социальным клеем для единства театральной России. Падение «Золотой маски» ударит, прежде всего, по силе провинциальной театральной культуры, по ее способности к самоорганизации. Бюрократизация фестиваля приведет к бюрократизации всей театральной России.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Как оставаться социофобом там, где это не приветствуетсяМолодая Россия
Как оставаться социофобом там, где это не приветствуется 

«В новом обществе как таковых болезней нет, не считая расстройства настроения или так называемого мудодефицита. Страны Западного и Восточного конгломератов даже соревнуются за звание самой мудостабильной страны». Рассказ Анастасии Ериной

15 ноября 20211239
Всадники СвободыColta Specials
Всадники Свободы 

Фотограф Артем Пучков проехал от Брянска до Мурманска вместе с трейнсерферами — путешественниками на грузовых поездах

10 ноября 20214745