Евгений Соседов: «Темпы сноса исторических построек в Москве приблизились к лужковским»

Почему Москве нужен статус исторического поселения? Почему в Подмосковье ничего не охраняется? И чем плоха программа «Моя улица»? Зампред Центрального совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК) Евгений Соседов ответил на вопросы Ольги Мамаевой («РБК-Недвижимость»).

— В середине августа «Архнадзор» и ВООПИиК обвинили кураторов программы «Моя улица» в том, что она наносит непоправимый ущерб памятникам археологии. В частности, речь шла о демонтаже фундамента и части стен храма XVI века на Биржевой площади. Глобально вы с такой оценкой согласны или это все-таки частный случай?

— «Моя улица» — одно большое стихийное бедствие для города. Конечно, наибольший ущерб она наносит объектам археологического наследия. Мы видим, что контроля за строительными работами со стороны Мосгорнаследия и других уполномоченных органов, по сути, нет, в том числе на стадии проектирования. Властями дана установка не тормозить эту программу, и чиновники закрывают глаза, все решения принимаются непрофессионально, волюнтаристски, без изучения истории места и правового статуса территорий, где эти работы ведутся. Отсюда и такие решения, как фонтан на Биржевой площади, ради которого разобрали фундаменты храма XVI века подворья Иосифо-Волоцкого монастыря. В этом году мы почувствовали это на себе. Городская усадьба XVIII века, известная как дом Телешова, где расположены Московское городское и Московское областное отделения ВООПИиК, оказалась в числе пострадавших. Когда рыли котлован под провода, повредили фундамент нашего дома, в результате несколько недель подвалы были затоплены, были повреждены пилоны ворот и т.д. Однако Мосгорнаследие и надзорные органы просто проигнорировали все жалобы и заявления. Сейчас без какой-либо реставрационной документации идут работы по фасадам, проведено совершенно безобразное благоустройство усадебного сада. В результате строительных работ пропали исторические фонари первой половины XX века, мы с коллегами пока безуспешно их ищем.

— Почему так происходит? Ведь в КБ «Стрелка» все время говорят о стремлении сохранить исторические пласты городского пространства, сделать их частью программы благоустройства.

— Собянинская эпоха, в отличие от лужковской, имеет красивый современный фасад, за которым стоят те же самые разрушительные решения, что и раньше. Нам пытаются изобразить европейскую демократичную политику, а на самом деле работают все те же коррупционные механизмы, а мнение горожан подменяется голосованием на «Активном гражданине». Например, в прошлом году мы попали в программу «Мой двор», по которой у нас во дворе сняли довольно свежий асфальт, бордюры, заменили на новые и установили новые фонари. В этом году уже по программе «Моя улица», которую реализует то же ведомство, все повторилось. Более того, рабочие пытались выломать старинные двери особняка, который является памятником федерального значения, и установить металлическую дверь. А на фасад навесили железные короба. Люди в мэрии не могут не знать, что это противозаконно и просто нецелесообразно, из чего я делаю вывод, что задача этих действий, видимо, — максимально освоить бюджет. То же самое происходит и со всей реконструкцией бульваров и других улиц.

«Моя улица» — одно большое стихийное бедствие для города.

— По сравнению с нулевыми ситуация с сохранением наследия стала лучше? И чем в этом смысле нынешняя администрация отличается от предыдущей?

— Лужкова трудно оправдывать — при нем были снесены знаковые памятники архитектуры, в том числе статусные, город был сильно изуродован новостройками. Когда кресло мэра занял Сергей Собянин, он объявил о начале так называемой градостроительной революции: власти обещали пересмотреть все инвестконтракты и решения о сносе, принятые предыдущей администрацией, ввести новые механизмы защиты исторического города, в частности, сделать так, чтобы каждое решение рассматривалось индивидуально специальной комиссией. Но эта новая политика очень быстро свернулась, и к 2016—2017 годам правительство Собянина ликвидировало абсолютно все механизмы защиты исторического города и влияния на этот процесс экспертного сообщества и горожан. В частности, была упразднена так называемая сносная комиссия, которая рассматривала все вопросы по сносу зданий в историческом центре и в зонах охраны объектов культурного наследия. Понятно, что зачастую она принимала плохие решения, и тем не менее для экспертов и общественных организаций это был способ вовремя получить информацию и как-то повлиять на ситуацию. Кроме того, Москва до сих пор не включена в перечень исторических городов. В законодательстве об охране культурного наследия есть понятие «историческое поселение», и в нем сохранению подлежат не только отдельные памятники, но и вся историческая среда, ценные градоформирующие объекты.

— Список таких объектов велся еще в лужковские времена.

— Да, однако в 2010 году Москву не включили в федеральный список исторических городов, и московские власти не сделали ничего, чтобы объявить столицу хотя бы региональным историческим поселением. Более того, и правительство Москвы, и Минкультуры России в ответ на требования москвичей присвоить городу статус исторического официально заявили, что Москва не заслуживает этого статуса. Именно поэтому в Москве можно безнаказанно сносить ценные градоформирующие объекты, которые формально не являются памятниками.

— Из последних примеров какие самые показательные в этом смысле?

— Например, разрушение последнего квартала Зарядья на Варварке в охранной зоне Кремля, усадьбы XVIII века на Бронной, сносы доходных домов в Пожарском переулке, планируется снос прекрасного доходного дома Эггерса на ул. Россолимо, 4 в стиле неокласицизм, под угрозой доходный дом Черникова во 2-м Неопалимовском переулке авторства арх. Дубовского, постройки завода «Красный богатырь». В рамках программы реновации под угрозой массового сноса оказалось архитектурное наследие XX века, в основном это жилые дома в стиле конструктивизм и поздние «сталинки». За последние два года темпы сноса исторических построек в Москве приблизились к лужковским. На этом фоне особо цинично выглядят все более пышные празднования Дня города с лозунгами про его древность и богатую историю.

Отсутствие регламентов в зонах охраны и статуса исторического поселения у Москвы приводит и к нарастанию нового строительства в центре, это строительство становится все более агрессивным и высотным. Из таких строек эпохи Собянина можно назвать высотку в Басманном переулке, исказившую вид на храм Петра и Павла на Новой Басманной улице, строительство огромного несоразмерного комплекса на Софийской набережной вдоль Большого Москворецкого моста, закрывающего виды на Кремль со стороны Замоскворечья, стройку на Раушской набережной рядом с храмом Николы Заяицкого, совершенно чудовищное новое строительство под видом создания парка в Зарядье, начатое строительство высоток ЖК «Нескучный сад», которые вторгнутся в панорамы Новодевичьего и Донского монастырей, строительство вплотную к объектам культурного наследия в начале Покровского бульвара.

— При Лужкове главной проблемой градозащитников было то, что здание в любой момент могли перевести из охраняемого статуса в неохраняемый. Сейчас эти манипуляции совершать труднее?

— Они продолжаются, как и прежде. У нас существует несколько уровней охранного статуса памятников: есть объекты культурного наследия, включенные в реестр, и их практически невозможно оттуда исключить — для этого должно быть решение правительства России, даже если памятник местного значения. А есть так называемые выявленные объекты, к их числу у нас относится огромное количество памятников, которые годами и десятилетиями находятся в этом статусе, потому что это выгодно. На основании любой экспертизы их в любой момент можно лишить охранного статуса и отдать на откуп девелоперам. Плюс в Москве крайне усложнена процедура включения в перечень выявленных объектов культурного наследия. Создана так называемая балльная система, когда для включения объекта в реестр он должен набрать определенное количество баллов. Таким образом, по абсолютно формальным основаниям его можно не признать памятником. Как, например, в этом году было отказано в признании памятником палат Римских-Корсаковых в начале Остоженки — это еще один тревожный адрес. При этом в московских положениях существует норма, которая запрещает рассматривать повторные заявки на один и тот же объект. Например, если какое-то здание рассматривалось при Лужкове и не получило статус охранного объекта, сейчас, даже если о здании выявили самые невероятные новые сведения, по формальному основанию заявку могут отклонить.

— Эта норма появилась при Собянине?

— Она появилась еще при Лужкове, в 2010 году. Однако, несмотря на то что градозащитники все время просят отменить эту норму, городские власти уже при Собянине продолжают принципиально на ней настаивать.

Собянинская эпоха, в отличие от лужковской, имеет красивый современный фасад, за которым стоят те же самые разрушительные решения, что и раньше.

— Насколько жители активно вовлекаются в процесс сохранения наследия? Кажется, что за последние годы их интерес к городской повестке, в том числе к ряду резонансных сносов, вырос.

— В последние несколько лет заметного роста активности в Москве мы не наблюдаем. Она сохраняется примерно на одном и том же уровне, к сожалению, недостаточном, чтобы сохранить историческую Москву. Всплески активности, скорее, совпадали с ростом общегражданской протестной активности в конце 2000-х — начале 2010-х годов, после Болотной ее уровень пошел на спад.

Хотя нельзя не отметить очень важное событие — общегородской митинг против реновации, прошедший 14 мая на проспекте Сахарова и собравший рекордное количество участников — десятки тысяч жителей. Митинг был абсолютно неполитический, на сцене выступали активисты, эксперты, муниципальные депутаты, во многих выступлениях затрагивались вопросы сохранения культурного наследия, люди пришли на него с целью защитить свой родной город, свой дом, среду обитания. Ни один политический митинг последних лет не собирал такого количества участников.

— Политики как-то отслеживают эти процессы? Удобный ведь повод перехватить повестку накануне муниципальных выборов и президентской кампании 2018 года.

— Любопытно, что к теме сохранения наследия большинство политиков абсолютно равнодушны. Казалось бы, это идеальная тема, на которой можно сделать репутацию. Но зачастую мы видим, что оппозиционные политики даже более равнодушны к градозащитной повестке, чем московские власти, у многих из них совершенно нет понимания ее значимости.

— Как обстоят дела в Подмосковье? Есть ли разница между сегодняшней администрацией и ее предшественниками?

— К сожалению, не лучше. Мы являемся свидетелями колоссальной культурной катастрофы, которая разворачивается в Подмосковье. Московская область — вообще очень сложный регион, который не имеет своего административного центра. Исторически ее центром была Москва, но это отдельный регион со своими повесткой и проблемами. Подмосковье состоит из десятков разрозненных районов, здесь 22 исторических города и около 6000 объектов культурного наследия. При этом абсолютно отсутствует сколько-нибудь выстроенная государственная система их защиты и охраны.

— В чем это выражается?

— Как ни ругай Лужкова, при нем были утверждены зоны охраны, а при Собянине — создан департамент культурного наследия, в состав которого входит инспекция с огромным штатом сотрудников. Иными словами, есть какие-никакие институты, которые могут что-то защищать, хотя и не всегда эффективно используют свои полномочия. А в Подмосковье нет и этого. В штате Главного управления культурного наследия Московской области работают всего три инспектора — это на такой огромный и сложный регион! Кроме того, почти полностью отсутствует охранная документация, то есть из 6000 объектов культурного наследия зоны охраны утверждены только у 50. Ни в одном из исторических городов региона нет зон охраны, ни в одном из них, за исключением Зарайска, не утверждены предметы охраны исторического поселения. И мы видим, как стройкомплекс катком едет по наследию Подмосковья. Остановить эту машину получается только очень громким скандалом, когда гибнущий памятник начинают показывать по всем федеральным каналам, как это было в случае с защитой парка в усадьбе Архангельское или Болшевской трудкоммуны в Королеве, но системных механизмов просто нет, они не работают. Администрация Андрея Воробьева, декларируя правильные вещи, ничего не делает для того, чтобы они появились. У них на столе годами лежат разработанные за бюджетные деньги и прошедшие все согласования проекты зон охраны, которые просто не выходят на утверждение. А существующие зоны охраны, которые были утверждены ранее, регулярно пересматриваются в сторону сокращения или заменяются на так называемые достопримечательные места без строгого запрета на строительство, как, например, происходит в Радонеже, Абрамцеве, Горках Ленинских, Архангельском, Федоскине и на других исторических территориях.

— Можете привести примеры?

— Под самым большим ударом сегодня — историческая среда городов. Один из самых ярких примеров — Звенигород, где за последние полтора десятилетия почти полностью снесен исторический центр, а все панорамы искажены многоэтажками. В Коломне, которая успешно развивается как туристический центр, на одной из центральных улиц напротив администрации недавно был снесен статусный объект культурного наследия, жилой дом начала XIX века по адресу Гражданская, 33, — после того как местные активисты начали писать жалобы, этот объект сначала подожгли, а потом снесли. В той же Коломне панельная многоэтажка вторглась в панораму кремля. В Сергиевом Посаде очень мало домов имеет охранный статус. Только что в историческом деревянном доме на Валовой улице был пожар. Отремонтировать его было несложно — достаточно было заменить крышу, но власти заявили, что дом нужно снести. Только в 2015 году были утверждены зоны охраны на единственный объект Всемирного наследия ЮНЕСКО в Подмосковье — ансамбль Троице-Сергиевой лавры. Но до этого было выдано такое количество разрешений на строительство, что кольцо бетонных многоэтажек вокруг лавры продолжает расти ужасающими темпами. Плюс там установлены такие режимы, которые никак не защищают историческую застройку, банально нет запрета на снос исторических домов, расположенных на первой линии от лавры.

За последние два года темпы сноса исторических построек в Москве приблизились к лужковским.

— А что происходит с усадебным наследием?

— Оно погибает. В Московской области около трехсот усадебных комплексов, и большинство из них подвергается активной застройке и разрушению. Последний скандал связан с застройкой парка усадьбы Опалиха-Алексеевское в Красногорске. Это полностью сохранившийся регулярный парк середины XVIII века, который хотят застроить. Областное управление культурного наследия недавно лишило его статуса выявленного памятника культуры на основании фальсифицированной экспертизы. Нарушение режимов зон охраны и незаконное строительство происходят и в Архангельском, и в Середникове, и в Гребневе. Еще одна проблема заключается в том, что сохранившееся наследие находится в руинированном состоянии — таких усадеб в Подмосковье около 80%. Причем многие гибнут на наших глазах из-за имущественных споров или простой бесхозяйственности. Один из примеров — усадьба Петрово-Дальнее в Красногорском районе. Еще десять лет назад в главном доме можно было увидеть подлинные отреставрированные интерьеры, но потом комплекс передали Госнаркоконтролю, затем МВД, и за это время дом превратился в развалину с облупившимися росписями и сгнившим паркетом. Другой пример — белый домик усадьбы Никольское-Урюпино, про который написано в любом учебнике по истории русской архитектуры. Дом в стиле классицизм, где чудом сохранилась единственная в Подмосковье роспись екатерининской эпохи, губится арендатором, который почему-то не может залатать дырку в крыше, зато сбивает подлинную лепнину и заменяет ее новоделом. В то же время прямо в партерной части усадьбы, между домом и прудом, выстроены магазин и шиномонтаж, а Минобороны судится с Минкультуры за усадебную территорию для размещения там военного полигона. И это происходит на Рублевке и Новой Риге.

— Как работает запущенная в 2012 году программа льготной аренды усадеб?

— Поначалу мы очень радовались, что появились хоть какие-то механизмы привлечения бизнеса к восстановлению усадеб. Но мы сразу говорили, что они будут работать только в случае жесткого контроля со стороны государства. К сожалению, все пошло по худшему сценарию. За время работы программы с 2013 года свыше 25 объектов было сдано в аренду, 10 объектов арендовала группа компаний ASG (еще один объект она приобрела в собственность), принадлежащая казанскому олигарху Семину, который, скрываясь от уголовного преследования, остался жить во Франции. Первую усадьбу — Талицы в Пушкинском районе — они отреставрировали показательно хорошо, но это небольшая купеческая усадьба, которая не требовала сложных работ и очень больших вложений. А вот другие объекты — например, Васино, последняя сохранившаяся в Подмосковье ампирная усадьба, или Пущино-на-Наре — оказались в чудовищном положении: в Васине разобраны крыльца, разбиты печи, крайне некачественно сделан фундамент, который сейчас весь в воде, в Пущине заменены перекрытия на бетонные, а стены находятся в аварийном состоянии. Одновременно продолжается застройка усадебных парков. А по большинству объектов работы и вовсе были приостановлены, в результате этим объектам нанесен больший ущерб, чем если бы они просто стояли и медленно разваливались сами. Какие-то дома стоят без крыши, где-то, как в том же Васине, подлинные деревянные элементы второй год валяются на траве и гниют. На наши жалобы в областное управление мы получаем отписки с обещанием во всем разобраться. Власти не хотят портить репутацию этого проекта, который считается очень позитивным.

Оппозиционные политики даже более равнодушны к градозащитной повестке, чем московские власти.

— Но положительные примеры есть?

— Да, немного, но есть. Те, кто взял по одному объекту (как правило, это небольшие усадьбы), ведут нормальную реставрацию, в ближайшее время, надеюсь, мы увидим результат. Кроме того, есть хорошие реставрации музейных объектов в Подмосковье, например, усадьбы Мураново после пожара, реставрируется множество храмовых зданий. Но в целом вся эта отрасль сегодня ориентирована на дорогостоящие показушные проекты, на которых проще распиливать государственные деньги. Это видно на примере Нового Иерусалима, где освоено свыше 9 млрд рублей, но памятник уничтожен: были сбиты остатки подлинных интерьеров Растрелли, разобран старый шатер, который в советские годы реставрировался на средства ВООПИиК, а новый получился ужасно непропорциональным и некрасивым. При этом у государства якобы нет денег на консервацию ряда важнейших объектов, которые разрушаются прямо сейчас: в Клинском районе гибнет архитектурный шедевр Николая Львова — Знаменский храм в Теплом, в Волоколамском — уникальный Казанский храм и дворец в Яропольце Чернышовых, таких примеров множество. В соседних Тверской и Ярославской областях количество гибнущих без крыш храмов исчисляется сотнями. Только на деньги, которые потратили на Новый Иерусалим, можно было законсервировать несколько тысяч объектов по всей Центральной России.

— Есть ли случаи, когда независимый инвестор хотел взять в аренду усадьбу, но не смог из-за того, что, например, рынок поделен несколькими аффилированными с государством игроками?

— Здесь, скорее, главная проблема в том, что очень мало объектов в принципе вовлечено в оборот. В Подмосковье около трехсот усадеб, но тех, что можно сдать в аренду, не принадлежащих непонятным организациям и не являющихся предметом имущественных споров, — всего несколько десятков. Все остальные, которые с легкостью нашли бы инвесторов, никак не вовлекаются в оборот и разрушаются.

— Это усадьбы, принадлежащие госструктурам?

— Да. Яркий пример, о котором мы уже говорили, — усадьба Петрово-Дальнее, где в советское время располагался пансионат Минздрава. После развала СССР его оттуда выселили, и уже много лет усадьбу делят разные ведомства, которые отрезали там все коммуникации, сняли охрану и фактически отдали дом на разграбление, но продолжают держать его у себя. Другой пример — заброшенная усадьба графа Орлова Отрада-Семеновское: это крупнейший архитектурный комплекс XVIII века, который в результате имущественного спора между ФСБ и правительством Москвы тоже оказался бесхозным и был превращен в руину. В доме снята крыша, разбиты все печи, при этом там сохранялись подлинные интерьеры, в том числе плафоны, расписанные Брюлловым. Усадьба находится на территории пансионата ФСБ. Сейчас эти строения пансионату не нужны, но туда и нет доступа для частных инвесторов, потому что это режимная, закрытая территория. Нам разрешают проводить там субботники, но ничего серьезного там сделать нельзя. И таких примеров — десятки по всему Подмосковью.

Понравился материал? Помоги сайту!