Что создает деревню?

Красноярская музейная биеннале — самая старая биеннале в России, она проходит с 1995 года. В этом году ее основной проект курировал атташе по культуре посольства Австрии Симон Мраз совместно с Марией Буковой, Сабиной Елинек, Владимиром Тарнопольским, Светланой Тэйлор, Тобиасом Урбаном, Карин Циммер и Сергеем Ковалевским. Последний — арт-директор Красноярского музейного центра (бывшего последнего в СССР музея Ленина), в здании которого расположился проект. Основная программа биеннале в этом году называется «мир и мiръ» и посвящена русской деревне. Выбор темы был продиктован тем, что в период революции деревня и крестьянство играли важную роль, но при этом были забыты в пользу стремительно индустриализировавшихся городов.

«мир и мiръ» начинается с номадического дома Александра Сурикова. Обычно, когда при переезде крестьяне перевозили избы из одного места в другое, бревна пронумеровывали, чтобы пересобрать их в правильной последовательности в другом месте, как горожане собирают мебель из «Икеи». Суриков «пронумеровал» все окружающее дом пространство — небо, землю, вид из окна.

Работа «Легко дичают» Ильи Долгова, расположенная рядом с проектом Сурикова, фокусировалась на том, что остается после переноса или гниения человеческого жилья. Художник внимательно зарисовывал те растения, которые остаются после человеческой деятельности, в разрушенных деревнях и селах. Каждому из четырех рисунков соответствовали описание встречи с растением, напоминающее описание первого знакомства с человеком, как бы уравнивающее в праве на внимание людей и травы, и небольшой рассказ «о месте и условиях произрастания» — как сказал бы правильный биолог.

В текстах к проекту Долгова «природа» и «культура» неразделимы. Здесь важна смена привычной фокусировки взгляда на растения. Вместо производства ресурсов под чутким уходом людей растения в проекте Долгова скорее берут то, что им необходимо из оставленного людьми, а дальше существуют без всякого вмешательства «культуры». Тут вместо дихотомии «природа/культура» возникает пространство запутанностей, где одно неотделимо от другого.

Если попробовать по аналогии помыслить о проекте «о русской деревне», возникает множество вопросов: а что такое вообще деревня как отдельная сущность, отделенная от города, если учесть, что мегаполисы все чаще поглощают поселения поменьше? А что вообще делает деревню деревней, а город городом? А дачный поселок — это деревня? А окраина города, застроенная небольшими деревянными домами, между которыми бегают куры, — это деревня?

Городской житель вроде меня, человека, не то что никогда не доившего корову, а едва помнящего, как выглядит поле, засеянное пшеницей, обычно мыслит деревню как некую сумму домов, окруженных природным ландшафтом. Примерно такую ситуацию наблюдает зритель на фотографиях Георга Зайлера из серии «Потемкинская деревня». На них изображены опытные полигоны американских военных баз — фальшфасады, расставленные так, чтобы напоминать арабские или европейские поселения. Так же как и за формами домов из проекта Анны Желудь, ставшего эмблемой биеннале, за фальшфасадами с фотографий Зайлера ничего не скрывается — такая деревня без деревни. Правда, в случае Зайлера фасады домов становятся мишенями не только для взглядов, но и для тренировочных пуль и мин.

В попытке ответить на вопрос «что такое деревня?» одним из возможных вариантов может быть «система социальных связей», то, что в названии проекта обозначено словом «мiръ». Как и любое относительно замкнутое сообщество, деревня — идеальный полигон для опытов по созданию образа врага. В проекте Зайлера как раз и показано такое конструирование (правда, для американского солдата) через фейковую архитектуру.

В проекте Анны Желудь «Ландшафт» проявляется еще один аспект отношений внутри небольшого замкнутого сообщества — всеобщая видимость и «прозрачность» стен домов для внешнего взгляда. «Ландшафт» напоминает декорации к «Догвиллю» Ларса фон Триера: снаружи любого дома, сделанного из металлической проволоки, видно все, что происходит внутри него; даже кладбищенские надгробия, занимающие большую территорию, чем дома, можно рассмотреть со всех сторон.

Еще один из возможных вариантов ответа на вопрос «что такое деревня?» дает машина пропаганды: он звучит как «источник “традиционных ценностей”». Правда, такой ответ не выдерживает никакой критики. В фильме о Калмыкии «Твое прикосновение, такое чужое» голландских художников Ясмайн Виссер и Стефана Шауфера, почти полностью состоящем из цитат и найденных записей, те самые «традиционные» для Калмыкии ценности раскрывают собственную сконструированность.

Видео будто бы построено по аналогии с сознанием человека, загипнотизированного образами, — элементы из различных источников соединяются в нем для создания нового нарратива. Так, например, для рассказа о языке используются: социальная реклама на калмыцком языке, фраза персонажа «Звездных войн», отрывок из той же киноэпопеи, а обрамляется все это узором из традиционного калмыцкого наряда. История калмыцкого языка примечательна, в первую очередь, своей абсурдностью. Калмыцкий язык, как и другие языки «малых народов», сначала был запрещен в СССР в поисках способов унификации и всеобщего единения, а в постсоветское время, когда большинство уже подзабыло когда-то родной язык, калмыцкий стал важным элементом конструирования идентичности. В обоих случаях в общем-то частный выбор каждого человека, на каком языке ей или ему говорить в быту, становился делом государства. Параллельно с историей политического влияния на аспекты повседневности в видео разворачивалась еще одна история — оказывается, когда Джордж Лукас придумывал язык эвоков, он вдохновлялся калмыцким.

Для городского жителя деревня также может быть триггером воспоминаний, местом, откуда начинаются путешествия мышления в различных направлениях. По такому принципу построено видео Александры Аникиной. На рассказ о доме и семье художницы наслаиваются реальные и выдуманные истории так, что в какой-то момент почти невозможно точно отделить факт от вымысла. Здесь пересказанный сон перетекает в (вероятно) архивный новостной выпуск о метеорите, а потом раскрывается в цитату из повести братьев Стругацких. Разрывы, порой возникающие между сказанным и показанным, создают необходимую дистанцию, позволяющую не проваливаться в море образов, а все же наблюдать его волны и водовороты.

На выставке деревня предстает не как место со стабильной и легкоопределимой идентичностью, а скорее как пространство постоянных вопросов. Например, остается ли деревня деревней, если вдруг все ее жители перестанут работать, как в проекте Элизабет Шиманы и Маркуса Зайдля? Это вполне соответствует времени: если учесть количество исторических изменений последней сотни лет и общую нестабильность среды, отсутствие единственно правильных ответов может быть одной из самых продуктивных стратегий.

Понравился материал? Помоги сайту!