«Мы занимаемся традиционным изобразительным искусством»

Музей уличного искусства открылся в Петербурге на работающем Заводе слоистых пластиков в минувшие выходные выставкой Casus Pacis — «Повод к миру». Экспозиция задумывалась как посвященная Первой мировой, а получилась острозлободневной: кураторы Анна Нистратова, экс-худрук московского дизайн-завода «Флакон», а ныне независимый куратор, и Михаил Астахов, бизнесмен и историк, пригласили на одну площадку поговорить о войне и мире уличных художников из России и Украины. В полную силу музей откроется в 2015 году — кроме пространства для стрит-арта и паблик-арта там будут галерея, хостел, лекционные залы, коворкинг и рестораны. И все это — по соседству с действующим производством. О музеефикации уличного искусства, взаимодействии заводских рабочих и художников и о том, как иконописцы уходят в стрит-арт, а стрит-артисты — в чиновники, рассказывают Анна Нистратова и Михаил Астахов.

— Вы втроем делали выставку с куратором из Киева. Он приехал?

Анна Нистратова: Наш третий куратор Вова Воротнев сейчас спит. Он будет, но попозже. У нас есть еще украинские художники, если вам нужно поговорить о политике.

Михаил Астахов: Не все художники из Украины готовы легко общаться с прессой. У Музея стрит-арта есть еще одна площадка в Кронштадте — старые склады на Обводном канале нам выделил Музей истории Кронштадта под часть выставки. Там есть работа под названием «Dead News», в которой художник показывает свое видение того, что происходит сегодня с журналистикой: у камеры пробит объектив, оттуда кровавое месиво льется на человеческий мозг. А сам автор — журналист.

Нистратова: Когда мы стали работать в Кронштадте, нас приехало снимать местное телевидение. Оператор сказал: я рисую, можно с вами? Мы согласились, он прислал эскиз, и так у нас появилась работа телевизионщика.

Астахов: Это очень показательно, потому что все художники чувствуют войну на уровне средств массовой информации. Когда мы смотрели фильм «Хвост виляет собакой», нам казалось очень классным, что левацкий Голливуд может показывать такое по приколу. А когда за этим начинают стоять реальные жизни и смерти, и не где-то в Сомали, а рядом, у соседа, дело принимает другой оборот. Многим художникам тяжело подойти и поговорить с российскими журналистами. Сейчас, когда они уже все немного пожили здесь, их взгляд меняется, они понимают, что все далеко не так просто и линейно и что для художника важно оказаться над политикой.

— Расскажите о концепции выставки.

Нистратова: Выставка называется Casus Pacis — «повод к миру»: антитеза устоявшемуся выражению casus belli — «повод к войне». Война сейчас не только между Украиной и Россией происходит, но и внутри страны, где всегда имела место проблема коммуникации — самое тяжелое наследие, которое мы получили от Советского Союза. Инаковость всегда подвергалась обструкции в СССР, и сейчас мы, похоже, снова начали путь в этом направлении, когда власти говорят своим гражданам: вы не такие, вы нам не нужны. Так нельзя. У нас растут дети, и хотелось бы, чтобы они умели разговаривать с любыми людьми на любые темы без кулаков. В нашей выставке участвуют художники, которые конфликтуют друг с другом, даже презирают друг друга. Но они тем не менее все приехали, никто пока еще не подрался.

Провоцировать станковых художников выходить на улицы и делать стрит-арт — одна из наших миссий.

Астахов: Изначально идея выставки о Первой мировой заключалась в том, чтобы сделать ее в трех городах: Петербурге, Москве и Кронштадте. Кронштадт мы взяли не просто так: именно там летом 1914 года стоял английский флот и договаривался о том, чтобы Россия вела войну на стороне Антанты. В Петербурге выставка должна была продолжаться в июле, потому что он был столицей в то время, и закончиться в августе в Москве, где принималось решение о Брестском мире. Так мы связывали пространство и время. Мы пытались договориться с московским «Манежем», но выяснилось, что он устраивает одновременно две или три выставки, посвященные Первой мировой. В итоге очень выросла экспозиция, которую мы для Петербурга подготовили, а в Кронштадте она, наоборот, чуть-чуть сузилась: мы должны были сделать небольшую экспозицию внутри Музея истории Кронштадта и работы снаружи, в итоге мы оставили только внешние работы. Через Кронштадт мы хотели показать, насколько большую роль в истории может играть маленький город. Genius loci Кронштадта в том, что Российская империя прекратила свое существование и появился Советский Союз.

Нистратова: Когда мы приехали работать в Кронштадт, там руины были завалены мусором и всяким трэшем. Мы сорок мешков бутылок оттуда вынесли. Бабушки были счастливы, а местные художники украли у нас краски и затэгали все вокруг. Ну, нам-то что. Мы нарисовали, а они все затэгали. Вот такая уличная жизнь.

— Как вы, трое кураторов, делили обязанности, кто чем занимался?

Нистратова: Миша, куратор Музея стрит-арта последние два года, — историк. Я занимаюсь художниками и выбором репрезентации, меня больше интересует искусство. Вова Воротнев, наш киевский куратор, занимается теорией, философскими вопросами и отвечает за украинскую делегацию. Для нас троих это интересная кооперация, потому что Миша эту кашу заварил год назад. Сделать три выставки про Первую мировую — это его идея. Но это очень тяжелая тема для сообщества уличных художников, практически неподъемная в такие краткие сроки: одно только историческое образование требует времени. И я предложила сделать еще одну выставку, где бы мы могли показать украинских и русских художников вместе. Несмотря на соседство и близость, у нас очень разное видение развития стрит-арта, художники просто разные. А потом наши с Мишей темы стремительно слились в одну. И теперь мы стоим здесь, как Джон Леннон, и говорим: Imagine all the people living life in peace.

— Музей находится на работающем Заводе слоистых пластиков: всюду техника, рабочие ходят. Как уживаются вместе художники и производство?

Нистратова: Все наши художественные процессы происходят совместно с заводом. Для рабочих это очень непросто, для нас тоже. Мы устраивали специальные встречи с работниками завода: краткая история кластеростроения и стрит-арта. Музей стрит-арта — это еще и социальный проект. Есть такое слово «ревитализация». Оно ужасное, но это так и есть. Когда на грязной стене появляется рисунок, все выглядит как-то иначе. Ездить каждый день на Индустриальный проспект работать на завод и ездить каждый день работать на завод и в музей — это совершенно разные вещи. Рабочие, которых здесь около трехсот, следят за тем, что здесь происходит, делают фотки на мобильный.

— Кого вы выставили на Casus Pacis и как вы выбирали художников?

Нистратова: Мы выставляем не только росписи, но и разные другие медиа: у нас нет задачи залить краской здесь все с ног до головы. Художник из Испании Исаак Кордал, к примеру, занимается микро-стрит-артом, и здесь он создал свою большую инсталляцию «Follow the Leaders». Микро-стрит-арт — это масштабные композиции из маленьких фигурок, которыми художник населяет городское пространство.

В нашей выставке участвуют художники, которые конфликтуют друг с другом, даже презирают друг друга. Но они тем не менее все приехали, никто пока еще не подрался.

Астахов: У него был очень большой проект во французском городе Нант: его инсталляция развернулась на площади 400 квадратных метров. Три месяца подготовки, семь человек работали, две тысячи фигурок было задействовано. У нас, конечно, меньше — 300. Он использует пластик и цемент.

Нистратова: Мы постарались нашим выбором авторов репрезентировать то, что сейчас может считаться уличным искусством, монументальным искусством. Мы занимаемся монументальным искусством. Исаак начинал как скульптор, но потом понял, что для его работ улица является лучшей декорацией. Художник из Львова Сергей Радкевич пишет религиозные образы, «Смертный грех. Жадность» — вторая работа из его серии семи грехов, первую он сделал недавно в Польше. Порфирий Федорин учился на иконописца. Дима Ребус — иллюстратор из Москвы. Он никогда в жизни на стенах не рисовал, он работает с акварелью, а мы буквально заставили его рисовать на стене, он очень боялся этого объема.

Астахов: Провоцировать станковых художников выходить на улицы и делать стрит-арт — одна из наших миссий, на самом деле.

Нистратова: Мир улицы далеко не однороден. В словосочетании «уличный художник» слово «художник» довольно факультативное, потому что 90 процентов этих людей — это гопота. Но они зовутся художниками, поскольку в состоянии сформировать художественное высказывание.

Астахов: Я с тобой не согласен.

Нистратова: Ну хорошо. Давай найдем повод. Мы же ищем повод к миру, ха-ха. Шукаємо, шукаємо.

У каждого избираемого губернатора в программе должно быть обязательство сделать музей стрит-арта.

— Что еще, кроме микро-стрит-арта, можно назвать новым словом в уличном искусстве?

Нистратова: Ну вот работа Ради, которую он жег всю ночь — и вот что получилось. На самом деле в современном искусстве изменились полюса: рисунок и живопись считаются низким жанром почему-то. Ну, серьезно. Мы вчера ходили на параллельную программу «Манифесты-10»: в ходу теперь объект, инсталляция, небрежно вывешенная и плохо напечатанная фотография.

— Плоскости картины уже не хватает.

Нистратова: Да-да-да. Но мы занимаемся традиционным изобразительным искусством и хотим показать, что люди умеют рисовать лошадь и что это доставляет удовольствие. Тема у нас довольна драматичная, и мы не ставим перед собой задачу развлечь или наводить какие-то сопли.

— Музей приспособлен для работы в зимнее время?

Нистратова: Пока нет. Мы будем работать до 15 сентября по пятницам, субботам и воскресеньям с 12 до 22 часов. Для нас это тест, поскольку мы хотим дать людям время, чтобы они узнали, как сюда добираться, что это за место и что это не край земли. Потом мы закрываем это здание на реконструкцию и будем готовиться к официальному открытию в 2015 году. Нам придется сделать здесь окна, двери и тепло, потому что иначе здание невозможно эксплуатировать. Мы продолжим нашу экспансию еще дальше…

Астахов: В другие города!

Нистратова: Погоди. Не делай громких заявлений, если не можешь ответить за базар.

Астахов: Я считаю, что в каждом городе России должен быть свой музей стрит-арта. У каждого избираемого губернатора в программе должно быть обязательство сделать музей стрит-арта.

Нистратова: Один из участников нашей выставки Паша Шугуров — главный художник Владивостока, чиновник. Он окончил в Питере Мухинское училище, специализировался на монументалистике, хотел сделать дипломную работу на улице, в пространстве города, пытался ее согласовать, но очень дико обломался, и ему пришлось в традиционной технике диплом защищать. После того как он окончил институт, он стал ходить по инстанциям и говорить: дайте мне стену, дайте мне стену. Он эту технику работы с чиновниками опробовал, стену сделал, уехал домой во Владивосток и стал тамошних чиновников разрабатывать. И доразрабатывал их до такой степени, что город Владивосток теперь единственный, у которого есть программа паблик-арта с бюджетом на пять лет.

Астахов: Нет, у Перми тоже при предыдущем губернаторе был бюджет для паблик-арта, но их история закончилась печально, потому что весь пермский паблик-арт сносится под ноль, включая «Красных человечков» Андрея Люблинского, который в нашей выставке тоже участвует, кстати.

— Что вы сделаете со стенами, когда выставка закончится? Как будете освобождать место для нового искусства?

Нистратова: Это первая выставка, нам пока нечего закрашивать.

Астахов: У нас есть постоянная экспозиция, которая находится за этой стеной — в цехах и на стенах во дворе. Она не будет меняться. А в выставочной части, где мы сейчас находимся, какие-то работы останутся навсегда, но часть работ может измениться.

Нистратова: Кого-то коробит вообще само словосочетание «музей стрит-арта». Но я не вижу никакого конфликта. Мы выбрали концепцию меняющегося музея. Часть останется, часть уйдет — посмотрим.

— Вы привезли украинских художников в Россию — сейчас это не так просто сделать. С какими сложностями пришлось столкнуться, работая над проектом?

Нистратова: У нас шесть авторов из Украины отказались сотрудничать. Двое — по политическим причинам, а остальные просто по невменяемости. Много было критики в адрес нас и художников, которые согласились участвовать: мол, люди гибнут каждый день, а вы на выставку в Петербург едете. Те, кто приехал, испытывают сильнейшее давление. Когда художники только приехали, мы познакомились, они были очень напряжены, просто невероятно. Они зачекинились в Петербурге — и следом сразу же сто каментов: ты коллаборационист и все такое. Надо обладать большим мужеством, чтобы сейчас приехать в Россию. Дима Фатум из Киева сказал: все видят, где я, но не читают, зачем я здесь.

Понравился материал? Помоги сайту!