Принялись они бревна носить, доски пилить

COLTA.RU решила небольшим опросом подвести архитектурные итоги прошедшего года и узнать, чего ждать в наступившем году.

1) Можно ли состояние современной российской архитектуры и градостроительства обозначить с помощью какого-либо одного символического события, объекта или фигуры? И если да, то как?

2) Назовите самые значимые, на ваш взгляд, архитектурные события прошедшего года — строительство, снос, разрушение, реконструкция, реставрация, дискуссия о чем-то и т.д.

3) Какие у вас прогнозы на наступивший год?

Юрий Аввакумов

архитектор, художник

1) Рекламный проспект. Глянец.

2) #домнаш.

3) 2015-й занят только личными планами.

Арсений Жиляев

художник, куратор

1) Мне сложно говорить объективно, все же архитектура не является сферой моих профессиональных интересов, выступая больше как часть художнических исследований. Больше всего внимания я уделяю наследию архитектуры позднего советского модернизма, то есть от 1970-х и до начала 1990-х. Это удивительная и пока что толком не изученная область. При этом она обладает своим легко узнаваемым визуальным языком и даже этическим пафосом. Одновременно с тем, к сожалению, здания советского модернизма нещадно сносят, закатывают в пошлую облицовку, закрывают рекламой, делают «евроремонт» гостиниц и прочее.

Символами этого процесса являются как признанные шедевры вроде подлежащей сносу павловской СТОА, так и типовые здания вроде кинотеатра «Минск». В попытке «модернизировать» модернизм раскрывается наше отношение к будущему. В случае с Россией, видимо, оно пока что заключается в стремлении к созданию арендных площадей на просторах керамогранитной русской идеи.

2) Для меня главным событием стала выставка «ИК-00» в рамках Архитектурной биеннале в Венеции. Если российский павильон был ироничным субверсивным комментарием по поводу невозможности адекватной репрезентации нашего контекста в современных условиях, то «ИК-00» была скорее аналитическим, более минорным высказываем на злободневную тему. «ИК» расшифровывается как «исправительная колония». А сам проект был посвящен исследованию тюремной архитектуры.

3) Мне кажется, что благодаря кризису темпы сноса, ровно как и строительства, стали замедляться. А это в нашей ситуации, безусловно, хорошо. В конце 2014 года мне удалось пообщаться в Ереване с армянским куратором и исследователем архитектуры Рубеном Аревшатяном, который на протяжении многих лет занимается совместно с Георгом Шёльхамером (австрийский куратор. — Ред.) проектом, связанным с советским модернизмом. В рамках проекта уже прошло несколько успешных выставок и конференций. Возможно, в 2015 году он может быть показан в России, что, возможно, позитивно повлияет на отношение к наследию модернизма. Еще мы с коллегами Анастасией Шавлоховой и Александром Повзнером собираемся открывать небольшое независимое пространство, посвященное осмыслению советского модернизма применительно к контексту современного визуального искусства. Планируем делать небольшие исследовательские выставки о советской мозаике, скульптуре, монументальной живописи, а также их влиянии на молодежь. Посмотрим, что получится.

В попытке «модернизировать» модернизм раскрывается наше отношение к будущему.

Елена Трубина

урбанист, доктор философских наук, профессор (Уральский федеральный университет, Екатеринбург), автор книги «Город в теории»

1) Символическая для российского градостроительства фигура? «Человек-паук» Ален Робер, взобравшийся вверх по поверхности екатеринбургского небоскреба «Высоцкий» 24 сентября 2014 года. Экономика страны, области и города уже давно была в кризисе, но на международном 100+ Forum Russia, к которому «покорение» было приурочено, два дня обсуждались «качество и безопасность строительства небоскребов в Российской Федерации». И это была одна из десятков связанных со строительством конференций (проведенных в одном только этом городе). В Екатеринбурге есть несколько недостроенных небоскребов, но планируется строительство новых. Хотели делать высотный «Сити», рассчитывая на рост международного бизнеса и делового туризма, теперь планируют «элитные» высотки, рассчитывая непонятно на что. Впрочем, и в конференциях, и в закладке новых зданий (при десятках замороженных старых) есть своя извращенная рациональность: планирование нового и бесконечные «форумы» — признак жизни тех структур, что распоряжаются ресурсами. «Человек-паук» Ален Робер знаменит восхождениями на небоскребы, что практически всегда сопряжено с нарушением правил. Он может быть эмблемой российского градостроительства во времена кризиса, потому что, во-первых, воплощает бессмысленную дорогостоящую помпу, а во-вторых, потому что в реальном градостроительстве правил тоже нет: старые спешно перекраиваются, чтобы ответить интересам лиц, извлекающих последнее из доступных активов.

2) Упорство городских активистов, собирающих подписи на петициях и иным образом пытающихся противостоять уничтожению исторической среды, точечной застройке, юридической поддержке интересов девелоперов и другим нашим бедам, — Виктории Иноземцевой и Евгения Соседова в Москве, Марины Сахаровой в Екатеринбурге и многих-многих других. Низкий поклон.

3) В этом опросе COLTA.RU я представляю вузовскую профессуру, увлеченную созданием междисциплинарного поля городских исследований. Нам важно, чтобы хорошие исследователи (это я хочу подчеркнуть, потому что урбанистика притягивает множество мутной публики) видели смысл в том, что они делают, вопреки изоляции страны от глобальных магистралей. Изоляция, последствия санкций, кризисное состояние экономики и культуры не раз и не два побудят пишущих и думающих людей спросить себя: «А зачем это все?» Тут важны солидарность коллег и друзей, деятельный интерес к проектам и текстам друг друга. Очень важно продолжать говорить с людьми и друг с другом: важны научные, а не «пиар»-конференции, «фейсбучные» дискуссии в специализированных группах, экспертные и «просто» интервью. Нужно документировать это время «урбанизма санкций», как я его называю. Никогда еще в истории такому количеству городов большой страны и их глобализованному населению не предстояло справиться с разрушающейся инфраструктурой, плохим снабжением, безработицей и чувством исторического тупика. Но города — стойкие, сопротивляющиеся изобретения человечества, которые много видели и через многое прошли.

В реальном градостроительстве правил тоже нет.

Кирил Асс

архитектор, художник, публицист

1), 2), 3) Символическое событие 2014-го совпадает с самим событием: это захват Музеем архитектуры Дома Мельникова. Это событие представляет собой триумф буквы над духом. Что, в свою очередь, рисует соответствующую будущность. Поскольку буква в России никогда не окончательна. Такие дела.

Александра Паперно

художница

1) К сожалению, первым делом в голову приходит грустное личное: в детстве я жила в Леонтьевском переулке в одиннадцатикомнатной коммуналке в доходном доме начала XIX века. Тогда мне казалось, что я живу во дворце — потолок4,2 метра, высокие двойные двери, карнизы, розетки и красивые зеленоватые очертания континентов на потолке от бесконечных протечек. Конечно, дом был в очень плохом состоянии, реставрация требовалась еще за четверть века до моего рождения. 10 лет назад его снесли, а на его месте построили его «копию». Я часто там хожу пешком и вижу пенопластовые шарики на тротуаре от новой лепнины его новоиспеченного фасада.

2) Дискуссия по поводу Шуховской башни, новая жизнь ВДНХ, события вокруг Дома Мельникова.

3) Людям из других областей, наверное, вообще строить прогнозы не пристало. Ну и к тому же архитектура — все же наиболее финансово зависимое искусство, так что какие прогнозы. Можно говорить только о пожеланиях, наверное. Надеюсь, что кризис принесет больше добра, чем зла: заморозят одиозные и ненужные проекты и стройки в связи с денежными трудностями, не станут что-то сносить. Хорошо бы архитекторы и градостроители взяли курс на реставрацию и сохранение. Радует, что уже «молодеет» предмет заботы и интереса историков архитектуры и защитников памятников — я имею в виду неомодернистские постройки с 1955-го и до начала 1980-х.

Александр Можаев

краевед, архитектор-реставратор, координатор движения «Архнадзор» и гид проекта «Москва, которой нет»

1) Мне самым символичным объектом современности кажется Великая Зарядская пустошь, глухой забор, которым восьмой год обнесено самое удивительное пространство сегодняшней столицы. Заколдованное место, десятилетиями отторгающее от себя проекты амбициозные, непочтительные, несозвучные московской традиции. В этом году обещают-таки начать создание парка, который (согласно условиям конкурса) призван стать новым символом России. Поди знай, чего они там нагородят: Зарядье пусто, единственное, что в нем есть, — это археология, от нее плясать и ею вдохновляться должны любые проекты. Между тем который год просят археологи, чтобы их впустили уже за забор, а никак. Откуда здесь взяться той самой созвучности. Так что стояла бы эта пустошь подольше — сейчас каждый может глядеть в ее сторону и представлять себе собственный прекраснейший сад. Может быть, это и есть временный, но уже готовый символ России.

Не плодить бы нам символичную пустоту, а с тем, что есть, не спеша разобраться.

2) Объективно важным событием считаю циничное мордование Хитровской площади чиновниками ЦАО, освоители бюджетов здесь очень мощно горожан оскорбили, мне кажется. Это из худого. А из скорее хорошего — расширение тротуаров ряда центральных улиц. У меня к качеству этих работ очень много разных претензий, но сам вектор, конечно, правильный. Лично для меня самой большой неприятностью года стал снос древних палат на Остоженке, помочь спасению которых мы с ребятами пытались в последние лет 15. В свое время, чтобы привлечь внимание к аварийному памятнику, я нарисовал реконструкцию его изначального вида, и вышло так, что эта картинка оказалась на баннере, за которым владельцы дома прятали его ликвидацию. Я был тронут. Но через пару месяцев после этой беды Москва послала нам (как у нее вообще завсегда принято) некоторое утешение: на Тверской был раскрыт фасад самого старого дома улицы, тоже XVII век, красота нечеловеческая. Не было его, а теперь будет — по мне, так это вполне тянет на главную радость года.

3) Важнейшим событием ближайшего времени должно стать принятие решения по 14-му Административному корпусу Кремля. Рассматривается возможность воссоздания монастырей на его месте, но пока совершенно не ясно, есть ли она, специалисты говорят о наличии лишь 20% нужной информации. При этом заявлено, что по сносе корпуса на его месте будет устроен некий парк, а вопрос о монастырях будет решаться следом. Заметим, что ровно по другую сторону Кремлевской стены лежит та самая Зарядская пустошь. Не плодить бы нам символичную пустоту, а с тем, что есть, не спеша разобраться.

Оксана Саркисян

куратор, художественный критик

1) Во-первых, уточню, что я скорее отношусь к архитектуре как любитель, чем как профессионал. Моя точка зрения далека от профессионального объективизма и понимания ситуации в целом, скорее, это лирическое, чисто субъективное восприятие архитектуры. Нельзя сказать, что я слежу за актуальными событиями и дискуссиями. Просто мое информационное поле настроено так, что я немного в курсе каких-то архитектурных событий и дискуссий. Но, на мой взгляд, архитектура и искусство уже сами по себе являются символическими событиями, в которых, как в капле воды, отражается современность во всем многообразии макро- и микросоциополитических процессов. Вот, например, для меня эпоху сталинизма символизируют бараки, хрущевки — переход от военного коммунизма к утопическому, а сквоты последних лет советской власти — руины этой утопии. Как-то на Селигере В.В. озвучил позицию, что архитектура — это инфраструктура плюс коробки. Достаточно создать инфраструктуру, а коробки построить — ерунда. В какой-то степени он прав. И мы наблюдаем нарост этих коробок в основном на уже сложившихся инфраструктурах крупных городов, Москвы по большей части. Это строительство описывается приблизительно как «в пределах 15 км от МКАД, 15 минут от метро». По-моему, это самое активное и любопытное сейчас пространство. Это по большей части архитектура гастарбайтеров для гастарбайтеров — я бы предложила это как символическое событие последних 14 лет. Хотя это уже памятник эпохи, и эта стройка (в символическом смысле) сегодня уже завершена. Есть и особые стройки — официальные архитектурные события; условно говоря, это события репрезентации власти. Они развиваются в логике постсоветского символизма, и недавно стало звучать слово «БАМ», который возникла необходимость опять строить — возможно, не столько практическая необходимость, сколько символическая.

Думаю, реальным событием были руины Донбасса, прикрывающие руины системы социального обеспечения в России.

2) В сущности, архитектура очень похожа на телевидение. То есть я хочу сказать: архитектурное событие и информационное сообщение — это в нашей стране такие способы организации народных масс властью. Народ строили событиями Сочи и Крыма. Думаю, реальным событием были руины Донбасса, прикрывающие руины системы социального обеспечения в России — больниц, образовательных учреждений, руины советской системы поддержки художников (мастерские) — недвижимость, которая, как я полагаю, станет предметом еще одной волны приватизации. Это все вместе — метафизические руины советской системы.

3) Как ни смешно, БАМ будем строить. Но, я думаю, это как-то безнадежно. Я надеюсь на гражданское общество, которое выступит субъектом архитектуры. Я на это надеюсь.

Юрий Пальмин

фотограф архитектуры

1) Сколково как энциклопедия актуального архитектурного процесса. В этом грандиозном проекте отчетливо проявляется симулятивный характер политики российского официоза в отношении связанных с ним сообществ, от международной стархитектуры до местного крупного бизнеса. Карго-культ, построенный на понятиях «инновация», «частно-государственное партнерство», «независимая экспертиза», не имеющих никаких реальных соответствий в российской действительности, порождает химерическую структуру, которая, похоже, вскоре удивит самих своих создателей. Очень показательно и то, что этот полустихийный процесс приводит и к появлению интересных архитектурных объектов (обе постройки Бориса Бернаскони («Гиперкуб» и MATREX в Сколкове. — Ред.) — редкий для России пример умной и современной архитектуры).

2) Fair Enough, Венеция. Первый раз за всю историю участия в биеннале Россия произвела внятное высказывание на тему выставки на языке, понятном сообществу. Вместо деклараций о выпадении из контекста институт «Стрелка» сделал важный вклад в этот контекст.

3) Прогноз на наступивший год у меня довольно простой — кризис и все, что с ним связано. Я очень надеюсь, что в этом году МАРШ откроет бакалавриат. Ничего важнее в российской архитектуре, как мне кажется, произойти не может. А выпускники МАРШ будут работать уже в несколько иной реальности.

Анна Шевченко

журналист, архитектурный обозреватель

1) Состояние современной российской архитектуры лучше всего характеризуют два события, принадлежащих к разным жанрам. Комедийный сюжет воплощает провал на Пятницкой, случившийся немедленно после реконструкции улицы. Трагедией стала авария в московском метро, причина так и не была установлена. Вообще в последнее время в столице то пожар, то наводнение — того и гляди, или сваю забьют в тоннель, или трубу прорвет. Какая уж тут архитектура. О роли архитектуры можно говорить лишь в контексте того, что на изношенную инфраструктуру иногда накладывается новая декорация. Есть ли смысл оценивать эстетические качества этой декорации?

2) Происходящее отмечено не какими-то значительными событиями, а наоборот, прозаичностью — правда, замешенной на шизофрении: в центре бодро сносятся исторические здания, Москва стремится стать привлекательной для туристов. Жилые районы на окраинах прорезаются скоростными магистралями, проехать по городу невозможно. Столица развивает городскую среду, за архитектуру и градостроительство отвечают Бирюков и Хуснуллин. Как это изменить — неизвестно.

3) Перманентной деградации среды может противостоять только цикличность российской истории. Прогноз хорошо иллюстрирует сказка про теремок: «Влез медведь на крышу и только уселся — трах! — затрещал теремок, упал набок и весь развалился. Еле-еле успели из него выскочить мышка-норушка, лягушка-квакушка, зайчик-побегайчик, лисичка-сестричка, волчок — серый бочок — все целы и невредимы. Принялись они бревна носить, доски пилить — новый теремок строить. Лучше прежнего выстроили!»

Ксения Сорокина

художница, публицист

Думаю, очень много людей знает куда лучше меня о градостроительстве в Москве, поэтому я буду говорить про родную Астрахань.

1) Город в огне, или baby's on fire. Газета «Московский комсомолец»: «По состоянию на 8 декабря 2014 года, в Астраханской области зафиксировано 925 пожаров, в которых погибли 53 человека и 62 получили травмы и ожоги различной степени тяжести, среди жертв есть дети. В этом году более 16% от их общего числа составили пожары, произошедшие именно по причине нарушения правил пожарной безопасности при эксплуатации отопительных печей и электронагревательных приборов». Возникает вопрос: какова же причина возникновения остальных 84% пожаров в этом регионе? Жечь дома — астраханская традиция, о чем писала еще Анна Политковская (текст в блоге местного политика Олега Шеина).

Здание было в хорошем состоянии, на первый взгляд, никакой аварийной угрозы не представляло, одна беда — оно находилось на небольшом пятачке посреди всей этой вакханалии народного веселья.

2) В ноябре 2014-го в Астрахани снесли исторически важный памятник архитектуры — спасательную станцию 1938 года постройки. Здание располагалось на набережной Волги, что, вероятно, его и погубило, так как это зона отдыха горожан и туристов. Год назад на набережной были завершены «реставрационные работы», в результате которых территория была украшена десятком уродливых памятников: среди них памятник Петру Первому, даме с собачкой (Чехов никогда не был в Астрахани), памятник чистильщику сапог, коробейнику и русалке. Астрахань — город очень жаркий в летнее время года, но в результате реставрации большая часть деревьев погибла, так что тени не осталось, зато появилось по одному кафе-караоке-батуту на расстоянии пяти метров друг от друга и фонтан, подсвеченный флюоресцентными огнями в лучших традициях вечеринок начала 2000-х, к тому же фонтан исполняет «Танец с саблями» ни в чем не виноватого Хачатуряна. Итак, возвращаясь к Клубу моряков. Здание было в хорошем состоянии, на первый взгляд, никакой аварийной угрозы не представляло, одна беда — оно находилось на небольшом пятачке посреди всей этой вакханалии народного веселья. По рассказам очевидцев, трехэтажную постройку обнесли забором и разобрали в течение 10 дней. На освободившемся месте строится кафе.

3) Исходя из анамнеза жизни города и учитывая несколько противоречивых, но важных для региона факторов — например: Астрахань занимает третье место в списке самых бедных регионов России, в то же время в Астраханской области нашли месторождение нефти, что увеличит разрыв между малообеспеченной частью населения и местной элитой, финансовый кризис тоже не стоит игнорировать, — какие-то определенные выводы сделать нелегко. Я себе представляю большое пепелище, на котором стоят несколько торгово-развлекательных центров, три киоска, «долина нищих» (район, застроенный элитным жильем за высоким забором), несколько замороженных строек, которые уже наполовину разрушены, и караоке с памятником русалке на набережной.

Антон Make Польский

художник, участник проекта Partizaning

1) Для меня ключевым событием стал Урбанфорум, а вернее, Открытый павильон в фестивальный день, который организовывала команда активистской городской конференции «Делай Саммит». Важным для меня стало даже не само событие, а символичность того, что городской низовой активизм окончательно проник на территорию городского управления «сверху». Для меня это символизирует одновременно победу и смерть идеи низового городского планирования в Москве. Дальше действовать будут лоббисты, эксперты, профессионалы. Я как художник и активист отныне переключился на новые темы, связанные с вопросами взаимоотношения полов, сексуальности, культурного неоколониализма. Все это имеет косвенное отношение к городскому планированию, но пока что еще не находится в полной мере на радарах городских политиков и медиа.

Мне наскучила Москва, все самое интересное в области урбанистики здесь уже произошло.

2) Мне кажется, что современная архитектура сегодня — это не здания (так же как для искусства — не объекты), а пространство, особенно пространство между зданиями. Крымская набережная, реконструированные Пятницкая, Маросейка и Покровка очень сильно изменили город.

3) Городские власти после протестов в Москве активно взялись подыгрывать активистам и прочим рассерженным горожанам. В последние годы в Москве произошла было настоящая городская революция. Однако теперь, мне кажется, когда креативный класс доволен, а гайки закручены, идея города для людей будет костенеть. Честно говоря, мне интереснее всего, что будет происходить не в Москве, а в других городах России. И почему-то особый интерес у меня вызывает город Сочи, где я недавно побывал. Там построили кучу новых зданий, инфраструктуры, которая сейчас во многом пустует. Мне кажется, было бы интересным апроприировать все это, наполнить новым смыслом, гонять на скейте или велосипеде, сделать офис стартапа в недостроенном отеле... Мне наскучила Москва, все самое интересное в области урбанистики здесь уже произошло. Теперь интересно посмотреть, как московский опыт будет заимствоваться в других городах России.

Ольга Мамаева

журналист, архитектурный критик

1) Есть ощущение, что архитектура вообще перестала кого-либо интересовать, включая самих архитекторов. В Москве строительство идет прежними темпами, но оно никак не рефлексируется, не сообщает городу ни новых смыслов, ни новых функций. Подчеркну, что речь именно об архитектуре, а не о парках, набережных и других общественных пространствах, которые, конечно, поменяли, и в лучшую сторону, облик города, но не его качество. Если говорить о символах, вот что важно сказать. Последние несколько лет власть очевидно занимается построением новой Культуры Два, последовательно и неуклонно отрицающей современность, глубоко уходящей в мифическое «славное» прошлое, в котором предлагается искать ответы на все вызовы времени. Лучшая иллюстрация этого — открытие памятников Александру I, героям Первой мировой войны, идея установить памятник Владимиру Крестителю на Воробьевых горах и тому подобные вещи. Парадокс заключается в том, что власть одной рукой возводит прошлое в некий абсолют, а другой — непрерывно его уничтожает. В итоге происходит подмена подлинного исторического содержания фальшивыми символами: то есть мы допускаем снос палат Киреевского, а взамен предлагаем восстановить Чудов и Вознесенский монастыри на территории Кремля. Результатом такого раздвоения сознания может стать постепенное превращение Москвы в карикатуру на саму себя.

Парадокс заключается в том, что власть одной рукой возводит прошлое в некий абсолют, а другой — непрерывно его уничтожает.

2) Все самые заметные события в области архитектуры по-прежнему связаны с уничтожением исторического наследия крупных российских городов, в первую очередь — Москвы. Самым показательным стал незаконный снос доходного дома Прошиных на 1-й Тверской-Ямской. Один из лучших образцов московского модерна был полностью уничтожен в процессе реконструкции, согласованной Мосгорнаследием. Застройщик, который обязался сохранить главный фасад здания, а в результате его просто снес, отделался штрафом и лишением ордера на производство строительных работ. На мой взгляд, это довольно важная (хотя и не единственная) история, демонстрирующая полное бессилие городских властей перед девелоперами, и в этом смысле собянинская администрация ничем не отличается от лужковской. Но уничтожение исторического наследия происходит и с согласия чиновников. Самый громкий скандал, за которым мы сейчас наблюдаем, начался в конце декабря, когда так называемая сносная комиссия разрешила снос комплекса доходных домов Привалова на Садовнической, 9 для строительства на их месте очередного офисного здания. Решение было принято почти единогласно, несмотря на то что любое новое строительство в охранной зоне законодательно запрещено. Еще одно событие, на которое хочется обратить внимание, — решение о строительстве новой штаб-квартиры «Роснефти» на Кутузовском проспекте, вблизи охранной зоны Бадаевского пивоваренного завода и карандашной фабрики им. Сакко и Ванцетти. Большого градостроительного смысла в этом проекте нет, учитывая, что в Москве и так переизбыток офисных площадей, четверть всех офисов класса А просто пустует. Зачем строить очередную Вавилонскую башню? Появление в центре Москвы еще одной или нескольких стеклянных коробок площадью 200 тысяч квадратных метров убьет историческую застройку и усугубит и без того сложную транспортную ситуацию в этом районе. Из хорошего вспоминаются в основном разные гражданские инициативы — спасение (хотя и не окончательное) всем миром Шуховской башни и Белой башни в Екатеринбурге, а также запуск замечательного проекта «Последний адрес», который хоть и не имеет прямого отношения к архитектуре, но придает городу новый и очень важный смысл.

3) Очевидно, что из-за начавшегося кризиса строительства будет меньше, многие проекты, вероятно, придется заморозить или пересмотреть. Особенно интересно будет наблюдать за тем, что станет с многочисленными конкурсными проектами, финансирование которых взяла на себя Москва. Впрочем, на разные ура-патриотические инициативы вроде установки памятника тому же Владимиру Крестителю деньги точно найдутся.

Анастасия Потемкина

художница, участница проекта UrbanFaunaLab

1) Думаю, с помощью какого-либо одного события обозначить состояние современной российской архитектуры совершенно невозможно. Примерно так же, как и перечислить все события, с помощью которых можно было бы приблизительно очертить круг определяющих это состояние проблем.

2) Я уже давно не считаю себя хоть сколько-нибудь архитектором, поэтому мне хотелось бы особенно здесь оговориться. Я не слежу за трендами, не в курсе последних событий — при этом есть ощущение, что я утонула во всех перечисленных процессах: строительство, снос, разрушение и т.д. Персонально меня затронула «реконструкция». Я живу около стадиона «Динамо», который, насколько мне известно, находится на реконструкции. Но я вижу только 1/16 от стадиона. Ту хитрую часть, что выходит на Ленинградку. Она реконструируется, все остальное снесено. Когда глядишь на рекламные баннеры, должно становиться ясно, что стадион планируется как бы восстановить, только положить сверху какую-то подушку, без которой ну никак не обойтись. Как-то сам собой этот процесс «реконструкции» стал для меня определяющим.

3) В связи с пунктом 2 у меня есть прогноз только на 2018 год, когда на место стадиона возложат долгожданную подушку и мне, вероятно, придется сдать свою квартиру футбольным фанатам. В условиях выживания сложно делать такие прогнозы, которыми было бы не стыдно поделиться с приличными людьми…

Вадим Басс

историк архитектуры, доцент Европейского университета в Санкт-Петербурге

1) Представьте себе этакую советскую столовскую повариху. Крупную женщину в не самом свежем халате, которая умеет делать только «котлету гов. с подл.» и «запеканку тв. с мак. изд.». И какие продукты ей ни дай, у нее все равно на выходе «котлета гов.». Только теперь она называется шефом, съездила в Турцию на курорт и делает «мясо по-французски».

Никакие злобные западные деконструктивисты не изгадили бы город с той тщательностью, с какой это сделали свои.

Вот так примерно выглядит в массе современное отечественное зодчество. Конечно, есть некоторое количество отличных архитекторов вполне мирового класса (в Москве — побольше, в Питере — поменьше), есть молодые, живые ребята (правда, более живые в начале обучения, чем на выходе), да и иностранцам, несмотря на все усилия российских коллег, нет-нет, да и удается здесь что-нибудь построить (обычно, правда, их продукция представляет собой результат усилий местных «адаптантов»). Но в массе все, к чему прикасаются зодчие, превращается все в тот же позднесоветский официоз, только разбавленный цитатами из журналов и одетый в алюкобонд. В Петербурге блюдо подается под соусом разговоров про «архитектурный код» города, тайной которого владеют только петербургские же зодчие. Ну да, любой гасконец — с детства академик. И не стоит воспринимать эти слова как проявление критического высокомерия: никакие злобные западные деконструктивисты не изгадили бы город с той тщательностью, с какой это сделали свои.

2) Все-таки [архитектурная] биеннале — со всем контекстом. История с Домом Мельникова. Скандал вокруг Шуховской башни и попытки москвичей ее отстоять. Насчет сносов — им несть числа, у коллег — историков архитектуры, что московских, что питерских, не фейсбучная лента, а чистый синодик. Из того, что рядом, — конкурс на Гуггенхайм Хельсинки. В Питере — Главный штаб (про результат — см. ответ на первый вопрос).

3) Прогноз очевидный: «проверка — она для всех проверка». В Петербурге есть как минимум два сюжета, где сошлись большие деньги и большие понты. Оба проекта, как раньше принято было говорить, «противоречивые»: Лахта-центр (бывший Охта-) и судебный комплекс напротив Стрелки. Теперь денег в стране явно станет меньше; впрочем, меньше их станет у нищих старух, у «Газпрома», грезящего небоскребом, — вряд ли. Вопрос, уйдут ли амбиции. Хочется надеяться, что Лахта-центр нечувствительно скукожится до удобоваримых размеров. Что до комплекса судов — публика, похоже, ждет, что само собой «рассосется». Я-то здесь в сугубом меньшинстве — редкий случай, когда для этого города проектируется серьезная, сильная классика, а не седьмая вода на россиевском киселе. Но — посмотрим. А насчет урбанистики — капитан Очевидность говорит, что велодорожки, трамвайные остановки и прочие милые и привлекательные вещи скоро перестанут так волновать молодых людей. Да и всяких урбанистических программ развелось больше, чем велосипедистов (да, я знаю, что урбанистика — не только об этом). Но теория малых дел, похоже, не работает, когда вокруг начинаются дела большие и страшноватые.

Подготовил Сергей Гуськов

Понравился материал? Помоги сайту!