«Музей обсуждения и провокации» и одновременно «площадка для больших фестивалей формата “Манифесты”» — так позиционирует московский филиал Эрмитажа Дмитрий Озерков, курирующий проект. И это не единственное бросающееся в глаза противоречие в самопрезентации — «провокация» и «большие фестивали» давно стали антонимами. Музей, который должен вырасти к 2022 году на территории бывшего ЗИЛа, обещает быть радикальным снаружи и крайне старомодным изнутри.
Для того чтобы сохранить, как выразился Озерков, «дух и мощь» русского конструктивизма, Эрмитаж пригласил Хани Рашида — архитектора, в работах которого форма всегда доминирует над смыслом. На его счету — виртуальный Музей Гуггенхайма и коллекция смелых с точки зрения архитектурного решения и даже немного пугающих небоскребов из стекла и стали в Малайзии, Южной Корее и ОАЭ в духе «алюминиевых» фантазий Чернышевского. Проштудировав культурный бэкграунд места, Рашид пообещал сделать из московского филиала оммаж историческому зданию ЗИЛа, который к тому же был бы «музеем XXI века».
Макет здания в результате этих исканий вышел слоеным тортиком с фасадом из стекла и металла. Эти пять водруженных друг на друга блоков, издали напоминающих архитектоны Малевича, должны стать смысловым ядром жилого квартала ЗИЛАРТ, который девелоперская группа ЛСР еще только собирается возвести вокруг будущего музея. Вписанный в городское пространство первый этаж будет убран стеклом, а над ним разместятся образовательный центр, выставочные залы, кафе и сад скульптур на крыше. Именно этот проект уже утвердили компания-застройщик и директор Эрмитажа Михаил Пиотровский.
О стоимости проекта, по словам представителя ЛСР, говорить пока рано. «Здание не должно быть элитарным или дорогостоящим, — пояснил Хани Рашид. — Это не музей с золотыми дверцами, которые всегда на замке. Я вообще не хочу, чтобы архитектура перетягивала на себе одеяло, как это случилось со зданием Музея Гуггенхайма в Бильбао. Эрмитаж будет рассказывать историю ХХ века, историю технологий, космоса и информационного пространства и откроет таким образом дверь в XXI век».
Музей, который должен вырасти к 2022 году на территории бывшего ЗИЛа, обещает быть радикальным снаружи и крайне старомодным изнутри.
Однако заряд современности присутствует в нем лишь на уровне формы, содержание же останется предельно консервативным. Музейный нарратив будет выстроен как «путешествие через историю искусств». Зрителю предлагается, поднимаясь с этажа на этаж, проделать путь от искусства конца XIX — начала ХХ века к современным практикам.
Во многом это следствие того, что московский центр для Эрмитажа — проект имиджевый, направленный исключительно на расширение музейной империи, которая уже соединила в себе филиалы в Амстердаме, Барселоне, Казани и Выборге.
Поэтому «новые имена», обещанные Озерковым на презентации, — это, например, Луиз Буржуа и Аниш Капур, побывавшие в Петербурге на несколько лет раньше, чем в Москве (в 2001 и 2010 году соответственно). То есть протестированные сразу несколькими большими фестивалями классики, от которых ничего нового ждать не приходится. Открывающей музей выставкой-сенсацией должны стать импрессионисты и постимпрессионисты из коллекций меценатов Сергея Щукина и Ивана Морозова, которые в 1940-е годы разделили между собой Эрмитаж и Пушкинский музей после расформирования Государственного музея нового западного искусства. И то и другое событие не требует дополнительного подогрева интереса к себе и едва ли может спровоцировать мало-мальски содержательный диалог.
Также в Москву из «пуританского» Петербурга обещают привозить то, что Эрмитаж не может показать у себя: например, работы, связанные с эротикой и прочими табу. Эрмитажу действительно до сих пор припоминают историю с выставкой братьев Чепмен «Конец веселья» в 2012 году, которой пришлось пройти проверку на экстремизм после лавины писем от «разгневанных горожан и казаков», усмотревших в ней приметы богохульства.
Выходит, для Москвы филиал Эрмитажа — это возможность получить еще один «арт-кластер» за пределами Садового кольца. Однако «провокации и обсуждения» в лучшем случае возникнут как случайный эффект в процессе демонстрации какой-нибудь импортной музейной классики.
