Жизнь есть жизнь
Laibach в Пхеньяне: «День независимости» на Beat Film Festival
Летом 2015 года в новостных лентах появилось сенсационное сообщение — группа Laibach сыграет концерт в Пхеньяне! Поначалу все это воспринималось как очередная утка — фантастические и выдуманные от начала до конца истории о Северной Корее служат отличным трафикогенератором. Но 15 августа, в День освобождения Кореи советскими войсками, концерт действительно состоялся (коллеги из «Афиши» даже посетили его лично и написали подробнейший отчет о мероприятии). Узнать подробности, ускользнувшие от глаз прессы, — то есть весь бэкстейдж и хронику подготовки к концерту — можно из фильма «День независимости», снятого собственно организатором акции, норвежским арт-трикстером Мортеном Тровиком (между прочим — бывшим студентом Петра Фоменко). Кроме того, в кино можно услышать официальное теоретическое обоснование этого концептуального жеста.
Но главная интрига «Дня независимости», главный его аттракцион — это, конечно, не Laibach, а сама КНДР, по которой под пристальным присмотром ответственных товарищей перемещаются организованной группой словенские музыканты. Впрочем, у каждого докфильма про КНДР (и этот — не исключение) есть одна неизменная особенность: формальный объект рассмотрения всякий раз остается совершенно непроницаемым для камер чужестранца. В силу известных причин, скорее организационных, чем экзистенциальных, взгляд чужака, приехавшего в Северную Корею, упирается в тотальную инсталляцию. Где-то за ней идет та настоящая жизнь, о которой можно узнать из блогов и лекций корееведов, но все, что в итоге отражается на экране, — фигура документалиста. Северокорейский пропагандистский аппарат и туристическая инфраструктура оказываются черным зеркалом, в котором становятся заметны убеждения и черты самого наблюдателя. Трикстерская жестокость Мадса Брюггера («Красная капелла»), упрямый нонконформизм Манского («В лучах солнца»), семейная драма Ю Сун-Ми («Песни с Севера»), левый активизм Анны Бройновски («Ставить выше цели в творчестве»)...
«День независимости», местами гомерический, местами грустный, идеально вписывается в эту традицию непреднамеренного саморазоблачения. Саморефлексия тут отсутствует вовсе (и это ценнейшее качество фильма), поскольку «День независимости» — это фактически автопортрет европейских гастролеров и их обаятельного импресарио Мортена Тровика, театрального режиссера, очарованного странным миром КНДР и посетившего это сказочное государство 17 раз. Параллельно со своими панковскими проектами (конкурс красоты «Мисс Противопехотная Мина» в Анголе, совместное выступление норвежских курсантов и северокорейских инструкторов по массовым зрелищам в Киркенесе) Тровик снимал музыкальные видео, в том числе и для Laibach. И, разумеется, когда невозможная идея привезти любимую группу в любимую страну стала реальной, Мортен не мог выпустить из рук рычаги управления и стал режиссером хроники об этом невероятном событии.
Невероятном на бумаге, но, увы, не слишком эффектном на экране. В первой, оправдательной, части фильма Тровик и музыканты (в меньшей степени) пытаются объяснить правильному цивилизованному миру, какого черта они вообще поехали выступать в страну, которую СМИ всего мира описывают как зловещую сталинистскую диктатуру. И их аргументам нельзя отказать в живости и оригинальности. Итак: на протяжении всей истории Laibach желтая пресса обвиняла их в тоталитарности и фашизме (напомним, что как музыкальная часть большого мультимедийного проекта «Новое словенское искусство» группа постоянно работала с символами и паттернами тоталитарной пропаганды, деконструируя их, очищая от конкретного политического месседжа и демонстрируя таким образом универсальные принципы пропагандистской машинерии). Эти обвинения, как очевидно всякому разумному человеку, беспочвенны; то, чем занималась группа в свой самый мрачный «золотой» период, точнее всего было бы назвать соц-артом.
Но те же газеты обвиняют в тоталитаризме и фашизме и КНДР. Бинго! Тут же следует монтаж кадров визжащих битломанок и демонстрантов в Пхеньяне, бьющихся в конвульсиях обожания при виде Великого вождя и учителя. «Северная Корея — одно из немногих мест в мире (кроме футбольных стадионов), где еще возможны массовая экзальтация и слияние личностей в коллектив, — говорит одетый в костюм пхеньянского функционера Тровик, — разве не очевидно, что это идеальное место для рок-концерта?» Звучит красиво.
Но итоговое выступление в пхеньянском ДК Министерства народной безопасности для полутора тысяч дисциплинированных пхеньянцев и нескольких туристов, чинно сидящих в старомодных креслах, меньше всего похоже на экстатическое шоу. Процесс подготовки к концерту выглядит настоящей кабинетной драмой, главный сюжет здесь — макиавеллиевские переговоры с цензурой (в итоге программа сокращена вдвое, отредактированы версии песен и видеопрекция). А нонконформистский задор музыкантов — несмотря на строжайший запрет Тровика, Иван Новак в первый же день сбегает в город без сопровождения — сменяется унылым релятивизмом. В интервью накануне концерта Новак уже пытается скучно лавировать, говоря нечто в том духе, что политика не должна мешать сближению людей и, возможно, визит западной группы немного изменит картину мира северных корейцев (видимо, имеются в виду допущенные на концерт представители кабинетной аристократии, главные бенефициары гибридного режима, в чем-то похожего на СССР начала 80-х).
В итоге то, что заявлялось как бунт против условностей и предубеждений западного мира, становится бесславной историей сдачи позиций. Альтернативой либеральному догматизму оказываются душные товарищи в белых рубашках, постоянно трясущиеся, как бы чего не вышло. Ежеминутная озабоченность приставленных к группе чиновников международным имиджем КНДР временами становится не просто комической, а абсурдной — цензоры выискивают в концертной программе несуществующие элементы нацистской символики, о которой имеют очень смутное представление. В итоге жертвами цензуры становятся кресты вермахта в кадрах из «Железного неба», кавер на «Life Is Life» (о ужас, немецкий язык!). Черный клобук фронтмена Милана Фраса, впрочем, удается отстоять.
Чтобы придать этому смысл и сделать из обескураженных музыкантов не жертв компромисса, а мудрых послов мира, муз, чье пение заглушает грохот пушек, Тровик удачно вводит в фильм параллельную линию с военным обострением на границе, случившимся как раз во время визита группы (Ким Чен Ын из окопа отдает приказ «катюшам» дать залп по южнокорейским громкоговорителям, которые транслируют пропагандистские передачи через 38-ю паралллель; в ответ Юг обстреливает северную территорию из гаубиц); ничего, что обмен снарядами случился уже спустя пять дней после концерта.
«Всякое искусство является объектом политических манипуляций — кроме искусства, говорящего на языке этих манипуляций», — напоминают в начале фильма формулу арт-доктрины NSK. «День независимости» подробно доказывает самонадеянность этой максимы: день за днем перформативная машина КНДР вполне успешно манипулирует перформансом приезжих европейских музыкантов. Никакого единения двух аутсайдеров не происходит, корейцы мастерски нейтрализуют все попытки группы войти на свою эстетическую территорию, одновременно выкорчевывая из программы все самые эксплицитные следы западной культуры. Гостям остается подчиняться твердой вежливости хозяев, совершать ритуальные подношения монументам и (этот эпизод, кстати, благоразумно оставлен за кадром — но мы знаем о нем из репортажей с концерта) произносить ритуальные формулы почтения великим вождям — да-да, конечно, только для проформы. На фоне «Дня независимости» тем более смелым и независимым выглядит «В лучах солнца» Манского, где мстительный художник как раз одерживает безусловный реванш, свободно и безоглядно используя средства имеющегося в его распоряжении медиа, нейтрализуя все попытки манипуляции им своей собственной манипуляцией, включая и тяжелую артиллерию — предельно субъективный закадровый комментарий. Но у фильма Манского и проекта Тровика есть кое-что общее — и там, и там художник одинаково беспомощен перед «реальной политикой». И Манский, и Laibach входили в пространство северокорейской пропаганды с романтическим ожиданием чего-то радикально иного по отношению к сегодняшней европейской культуре и цивилизации, демонического или экстатического — не важно. И оба столкнулись с удивительной прозаичностью этого пространства, банальной забюрократизированностью, подменой истинно утопического (или антиутопического) жеста, изображенного на украшающих Пхеньян фресках и плакатах, показухой, осторожностью и дипломатической вежливостью, часто прикрывающей обычный саботаж. При этом пхеньянские функционеры оказываются куда профессиональнее, ловчее и одновременно толерантнее российских охранителей, которые тупо внесли Laibach в черный список. Вымарывая вполне безобидные для внутренней аудитории немецкий язык, несуществующие свастики и даже строки песен на южном диалекте, корейцы допустили жесткий постиндустриальный саунд группы. То, что действительно заставило нежных посетителей ДК Министерства народной безопасности вздрогнуть от изумления.
Понравился материал? Помоги сайту!
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новости