29 апреля 2014Кино
178

Ульрих Зайдль: «Капитализм не знает пощады»

Австрийский режиссер — о постдоке, оскорблении чувств верующих и Юлии Тимошенко

текст: Никита Карцев, Иван Чувиляев
Detailed_picture© Febiofest

— Вы как-нибудь участвовали в работе над книгой Зары Абдуллаевой «Зайдль. Метод» (Зайдль приехал в Москву на презентацию этой книги, выпущенной издательством «Три квадрата». — Ред.)?

— Ну я дал по ходу работы над книгой два подробных интервью, а также предоставил в распоряжение Зары различные фотоматериалы. Но как с этим обойтись и все скомпоновать — на это была исключительно ее воля.

— Занимаясь документальным кино, вы и сами часто брали интервью...

— Профессия режиссера всегда связана с постановкой вопросов. Не обязательно формулировать их непосредственно в вербальной форме — как это происходит во время интервью. Так или иначе, я каждым своим фильмом, не важно — документальным или игровым, пытаюсь задать разнообразные вопросы и подтолкнуть зрителя к поиску ответов.

— А кем вы себя считаете — больше документалистом или, скорее, режиссером игрового кино?

— Мне-то кажется, противопоставление дока игровому кино — это уже устаревший конфликт, он сейчас исчерпан. То есть он был актуален, пока я занимался сугубо документалистикой, но стоило снять «Собачью жару», как все такие споры утихли. Да я никогда и не занимался чистой фиксацией реальности — таким был мой изначальный выбор.

— Вы можете в нескольких фразах сформулировать свой творческий метод или, чтобы его понять, нужно прочитать всю книгу?

— Готовую книгу я еще не читал, так что пока не могу прокомментировать, что в ней написано. Но «метод Зайдля» действительно существует — именно его я использую при постановке фильмов. Я опираюсь на достаточно четкие принципы, которые составляют суть этого метода. Я не раз формулировал их для зрителей, в том числе в этой брошюре (достает из папки заранее приготовленную брошюру «Рай: Любовь», которая была выпущена к каннской премьере фильма. Читает вслух).

Снимать игровые фильмы как документальные. Так, чтобы неожиданные моменты реальности могли объединяться с вымыслом.

Группа состоит из актеров и неактеров. Во время кастинга одинаковое внимание уделяется профессионалам и непрофессионалам. Вот это ключевой момент; и с теми, и с другими я стараюсь работать предельно радикально. То есть профессионалов заставляю играть как непрофессионалов — и наоборот. Откуда это взялось — думаю, сейчас проследить уже трудно. Но точно могу сказать, что главное здесь — естественность, природность. Моя задача — добиться их органичного существования перед камерой. По большому счету, ради этого и затевалась вся эта история, названная потом «постдоком». И это, конечно, не упрощение — потому что из игры актеров (или неактеров) складывается самый главный эффект: чтобы зритель видел среди того, что существует на экране, себя самого. И в идеале публика не должна понимать, какую из ролей в фильме сыграл актер, а какую неактер.

Кадр из фильма «Рай: Вера»Кадр из фильма «Рай: Вера»

Сценария в его обычном понимании не существует. Сценарий содержит очень точно прописанные сцены, но не диалоги — и актеры не видят его. В процессе съемок сценарий постоянно модифицируется и переписывается. Фильм снимается в хронологическом порядке, что позволяет постоянно адаптировать и развивать сцены и затрагиваемые темы. Финал остается открытым.

Фильм снимается в оригинальных локациях. Музыка звучит только тогда, когда она является неотъемлемой частью сцены. Еще стараюсь освещение использовать минимально. Все это, кроме прочего, позволяет концентрироваться не на технических нюансах, а на игре актеров. Вот вы когда-нибудь видели плохую актерскую игру в моих фильмах? Нет же наверняка.

— Ну они все у вас и правда играют... как обычные герои дока.

— А это на самом деле результат правильного кастинга. Те, кто не может меня достаточно близко подпустить, просто не будут со мной работать. А те, кто подпускает, могут и должным образом раскрыться. Ладно, продолжим, всего два пункта осталось.

Открытый метод работы также применим и к монтажу. Фильм переписывается заново за монтажным столом. Монтаж проводится в несколько этапов, чтобы понять, что возможно и невозможно делать с фильмом. Так, для примера, трилогия «Рай», задуманная сначала как единый фильм, превратилась в три отдельные части, каждая из которых существует самостоятельно, но при этом все три фильма можно смотреть вместе как трилогию.

В дополнение к игровым сценам снимается так называемый Seidl tableaux — композиционно строго выстроенный снимок людей, смотрящих в камеру. Seidl tableaux (прием, появившийся уже в первом короткометражном фильме режиссера «Метр сорок» (1980). Ред.) стал визитной карточкой австрийского кино и сегодня используется другими документалистами и режиссерами игрового кино. Для каждого фильма снимается по несколько подобных «картин», даже если не планируется включать их в окончательный монтаж.

Ну вот и все. Этот метод формировался долго — в течение, в общем, большей части моей режиссерской карьеры.

Кадр из фильма «Рай: Надежда»Кадр из фильма «Рай: Надежда»

Ну а если по-простому, одним словом все это резюмировать?

— На самом деле и в документальном, и в игровом кино я всегда занимался примерно одним и тем же — провоцировал героев, старался заставить их играть. Тем более у меня даже группа была примерно одна и та же. Я же стараюсь работать с несколькими проверенными профессионалами и не расширять по возможности этот узкий «ближний круг». Это, если хотите, второй по важности элемент того, что вы называете методом. Уже за этим, как следствие, тянутся какие-то формальные вещи. Не потому что я такой стиль придумал — просто я так работаю на площадке. И с такими людьми.

— Вы ухитрились разбросать части своей трилогии «Рай» по трем ведущим европейским кинофестивалям; это тоже часть «метода Зайдля»?

— Такое невозможно спланировать. Насколько я знаю, только одному режиссеру до меня удалось сделать что-то подобное — Кесьлевскому с триптихом «Три цвета». Но все получилось неожиданно. Сначала я собирался все три фильма показать подряд, у меня даже было официальное приглашение сделать это в рамках Венецианского кинофестиваля. И это по-своему правильно, потому что тогда впечатление критиков и зрителей было бы более полным, а связи между фильмами — более отчетливыми. С другой стороны, можно сказать, что мне повезло распределить три части между тремя фестивалями, потому что так я получил не одноразовый шум в прессе, а продлил ее интерес к себе и моим фильмам почти на год.

— В Венеции после премьеры фильма «Рай: Вера» вас обвиняли в том, что вы оскорбили чьи-то религиозные чувства. Нам в России такая постановка проблемы очень знакома.

— Хочу сразу сказать, что никаких последствий в плане административного или уголовного наказания эти заявления не имели. Нападки были со стороны крайне правого движения в Италии. На фоне этих людей я смотрелся довольно респектабельно и в целом только выиграл от этих заявлений. Они опять же спровоцировали повышенное внимание ко мне и к фильму. Что же касается обвинений в кощунстве, особенно в той сцене, где героиня мастурбирует при помощи распятия, то я не рассматриваю это как оскорбление чувств верующих. Это не сознательно поставленная провокация, призванная шокировать зрителя, а сцена, вытекающая из самого материала фильма, из образа этой героини. Она здесь совершенно уместна.

Кадр из фильма «Рай: Любовь»Кадр из фильма «Рай: Любовь»

— В Берлине параллельно с конкурсным показом «Рая: Надежды» прошла фотовыставка с кадрами из всей трилогии. Присутствие на ней чем-то напоминало нахождение внутри вашего же документального фильма «Картинки с выставки». А вы следите за реакцией зрителей на собственные фильмы? Она вам важна?

— Кино я снимаю прежде всего для зрителя, и поэтому мне, конечно, интересно, как он реагирует. Мне хотелось бы обращаться к максимально широкой аудитории, но когда я снимаю фильмы, об этом не думаю. Не пытаюсь рассчитать, что мне нужно добавить в повествование, чтобы привлечь дополнительное внимание. Я делаю то, что меня волнует, и рассказываю о том, что мне интересно. Что касается выставки в Берлине — она была первой в своем роде. Причем интересно, что выставочными объектами там стали действительно фрагменты фильма. Не классические фотографии, а кадры из картин. А предшествовал выставке соответствующий фотоальбом.

— В «Картинках с выставки» крайне остроумно противопоставляется современное и классическое искусство. А вы считаете себя художником какой формации?

— Прежде всего, я не считаю себя представителем какого-нибудь из искусств в принципе. А вот мои фильмы... они очень индивидуальны, это личное высказывание — и именно это делает их произведениями искусства. Но моя задача не в том, чтобы приукрашивать какие-то стороны жизни и человека, а в том, чтобы попытаться заставить зрителя по-другому посмотреть на явления, которые он раньше не замечал. Или привык смотреть на них традиционным образом. Открыть в человеке новое видение жизни. Надо сказать, что не всякий фильм — произведение искусства. Часто кино — не более чем продукт производства. Бывает и так, что режиссер берется за действительно высокий замысел, но у него не получается воплотить его в жизнь. В большинстве случаев в кинозалах вы не встретите искусства. Впрочем, как и в музеях.

И раз уж речь зашла о «Картинках с выставки» — основная мысль этого фильма заключается в том, что люди, рассматривая и обсуждая образцы совриска, рано или поздно начинают говорить о себе. Что касается моих симпатий, то я очень люблю живопись старых мастеров. Но в то же время с большим интересом слежу за новым искусством. Здесь для меня нет ограничений — все интересное в искусстве интересно и мне тоже.

Кадр из фильма «Импорт/Экспорт»Кадр из фильма «Импорт/Экспорт»

— Кадр, который вы поместили на обложку брошюры «Рай: Любовь», — обнаженная героиня Маргарете Тизель, словно написанная Рубенсом, — тоже последствие вашего увлечения живописью?

— Не Рубенс вдохновил этот кадр. И тут мы снова возвращаемся к моему методу. Я вдохновляюсь чем-то, что возникает прямо по ходу работы. Прямо во время съемок нахожу неожиданные ракурсы. Эта сцена не была прописана заранее. Я просто увидел обнаженное женское тело и сетку от комаров, одно с другим совпало, и получился этот кадр.

— Кстати, ваш «Импорт/Экспорт» до сих пор остается пугающе актуальным. Фильм, в котором можно в том числе увидеть, как стареющая, даже умирающая Западная Европа в лице Австрии пытается напоследок изнасиловать Восточную Европу в лице Украины.

— В основе фильма не одна идея, а несколько. До этого я работал над документальным фильмом о политической ситуации в Австрии («Состояние нации»). Меня очень беспокоило, что у власти на тот момент встала правая и крайне популистская партия. Я беседовал с семьей из семи человек: отец, мать, пятеро детей — и все безработные. Из той работы родился замысел — показать молодого безработного австрийца, что я и воплотил уже в игровом фильме. Вторая идея — наоборот, показать судьбу женщины из Восточной Европы, то есть Ольги. В Австрии и других западных странах можно наблюдать тысячи подобных историй: к нам приезжают молодые женщины с Украины, из Румынии, Молдавии, соглашаются на любую работу, работают нелегально — просто чтобы обеспечить свое физическое существование. После падения «железного занавеса» интерес Запада состоял только в том, чтобы любыми способами освоить новый рынок, совершенно не интересуясь ни культурным наследием, ни человеческими судьбами. Все свелось к классическому рыночному механизму поглощения Восточной Европы капиталистическим миром.

Первоначально фильм строился на противопоставлении Востока и Запада, условий жизни и труда по обе стороны. Но затем это обернулось обвинением капитализму в целом. Капитализм не знает пощады ни к австрийцам, ни к украинцам, ни к кому. Вне зависимости от места — это все тот же беспощадный механизм эксплуатации людей.

— Вы следите за тем, что сегодня происходит на Украине?

— Я часто бывал на Украине, подолгу там жил, когда готовил «Импорт/Экспорт», в подготовительный период, во время съемок и даже после. Мы снимали в районе Луганска и Донецка, но я неплохо познакомился со всей страной. Был я и в западной части, в Ужгороде. Я не могу дать глубокий анализ ситуации, но, безусловно, политика США и Евросоюза применительно к Украине однобока и неправильна. Невозможно эту страну, совершенно неоднородную даже по своему составу, вписывать в правила и параметры, угодные Евросоюзу. Украина — многонациональное государство с разнородным населением. И хотя я вполне понимаю интересы России в данном случае, невозможно требовать от Украины, чтобы она придерживалась чьей-то одной линии. Конечно же, их бывший президент, как его... Янукович (с силой втыкает ручку в ту самую белую папку) — преступник. И вполне понятно возмущение народа тем, что он делал. Но, вероятно, Тимошенко — не меньший преступник. Так что политики больше всех виноваты в том, что происходит сейчас в этой стране.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Дни локальной жизниМолодая Россия
Дни локальной жизни 

«Говорят, что трех девушек из бара, забравшихся по старой памяти на стойку, наказали принудительными курсами Школы материнства». Рассказ Артема Сошникова

31 января 20221282
На кораблеМолодая Россия
На корабле 

«Ходят слухи, что в Центре генетики и биоинженерии грибов выращивают грибы размером с трехэтажные дома». Текст Дианы Турмасовой

27 января 20221329