«Пхеньян больше всего похож на сериал “Mad Men”»

На Медиафоруме в Петербурге в рамках программы Kor-Kor показали «Ставить выше цели в творчестве» — документальный фильм австралийского режиссера Анны Бройновски о том, как она училась снимать кино, соответствующее северокорейским представлениям о киноискусстве. В интервью Ивану Чувиляеву Анна рассказала, как повлияла на ее жизнь маленькая книжечка Великого руководителя и почему жизнь в Пхеньяне веселее, чем в Сиднее.

— Давайте начнем с книжечки Ким Чен Ира «О киноискусстве». Как она вообще попала к вам в руки?

— (Достает из сумочки тонкую брошюру.) Вот она, та самая, 1987 года издания. Мне ее привез из Пхеньяна приятель-журналист. Подарок такой на день рождения, ну, шутка просто. Тем более я тогда писала диссертацию про пропаганду и кино — то есть подарок получился уместным. Я ее полистала — думала, смешно и глупо должно быть. Но глаз все время цеплялся за какие-то неожиданные вещи. Оказалось, что там правда очень здорово все написано про то, как нужно делать пропагандистское кино. И я тогда подумала: черт, а ведь книжка-то серьезная. Хотя бы потому, что это инструкция, как делать фильмы, убеждающие миллионы людей в божественном происхождении Ким Чен Ира. В КНДР два телеканала — может, чуть больше, еще какие-то региональные. То есть Северная Корея — наверное, единственная страна, в которой кино по-прежнему является важнейшей формой искусства, с его помощью власть разговаривает с массами. И тогда мне пришло в голову — а это что, разговорник между вождем и народом Северной Кореи или какой-то универсальный язык? И если снять что-то по книжке Ким Чен Ира, скажем, в Австралии — будет ли это кино пропагандистским, будет ли оно иметь хоть какую-то силу? И тогда я соединила то, что написано в книжке, с историей про добычу газа в Австралии, из этого сочетания появился «Ставить выше цели в творчестве»...

— Насчет книги — я ее тоже пару раз в руках держал, у кого-то из знакомых видел в качестве смешного аксессуара. Но она, как ни странно, впечатляет профессионализмом. То есть это нормальная такая кинотеория...

— Да, я как раз тогда читала много всякой кинотеории, писала диссертацию... Кстати, я ее так и не закончила. В общем, именно на контрасте с Деллюком и прочими она для меня и сработала, конечно.

— При том что наверняка ее писал не Ким Чен Ир, а кто-то другой. Может, кинокритика себе для этих целей выписали...

— Не факт, кстати, — Ким Чен Ир был реальным синефилом с громадной коллекцией фильмов, больше двадцати тысяч картин. И, может, правда что-то такое читал — не Бордуэлла, конечно, но какие-нибудь старые учебники вполне мог. Не говоря уже о том, что там есть какие-то совершенно невероятные вещи, которые никакому Кракауэру в голову не придут, — типа утверждения, что в любом фильме, даже самом серьезном, должны быть песни. Или что актер, играющий отрицательного героя, должен его ненавидеть всем сердцем и показывать в полный рост, какой это злодей. Это же реально очень своеобразные правила, страшно интересные. И да, это же только один томик из уймы таких брошюр, которые Ким написал о кино. Причем он не просто сообщает, что грим должен быть натуралистичным, а монтаж — воодушевляющим: он пытается объяснить, что имеется в виду. Если же читать между строк — конечно, это книжка про пропаганду. И знаете, что еще удивительно? С одной стороны, в северокорейском кино очень много разных жанров. Существуют тамошние нуары, военное кино, мелодрамы, ромкомы, анимация есть, есть фильм «Пульгасари» — это что-то вроде «Годзиллы». При этом месседжей, ну, того, о чем на самом деле история, — всего несколько штук. То есть это манера рассказывать одно и то же в разных форматах.

— А вы помните, что почувствовали, когда впервые побывали в КНДР? Ощущалась разница между тем, как вы ее себе представляли, читая эту книжку или смотря репортажи по телевизору, и тем, что в итоге там увидели?

— Ну, естественно, когда я сидела в Сиднее и смотрела телевизор, там показывали такой ГУЛАГ, где все ходят строем и у всех промыты страшным образом мозги. И, естественно, мне было страшно туда ехать — в мир одинаковых зэков. Еще страшнее было, потому что на границе отбирают мобильники и паспорта. Но уже в первые минуты, когда мы ехали из аэропорта в город, первым впечатлением был шок от неожиданной красоты Пхеньяна. Я люблю пропагандистское искусство, и вот там все похоже было на его музей. Невероятной красоты пропагандистские постеры, лозунги, громадные памятники. И этим заполнен весь город! Больше всего это похоже на парк развлечений по мотивам эстетики пятидесятых годов. Даже мебель, мода, одежда — все оттуда. Знаете сериал «Mad Men»? Вот на него Пхеньян больше всего похож, как будто на съемочную площадку попал. Второе важное ощущение — тишина. Весь этот капиталистический шум — реклам, улиц, голосов, машин — был как будто выключен. Его просто не было. Естественно, там практически нет машин. Вокруг какая-то невероятная чистота. И все одеты в форму! Есть форма у офисных работников, строителей, инженеров — у всех.

— Они от этого не становятся одинаковыми? Нет ощущения, что попал на планету клонов?

— Нет, ну, во-первых, ты всегда можешь сказать, кто есть кто — вот это пошел партийный функционер, а это военный. И женщины тоже! Они страшно накрашенные, очень много макияжа на лице — опять же как будто ты в пятидесятые попал. Но сильнее всего меня потрясло, конечно, корейское чувство юмора. Мы как-то с корейскими кинематографистами обедали — сидели за таким большим банкетным столом все вместе. В кафе, которое размещалось, кстати, в настоящем альпийском шале, посреди совершенно европейской улицы. И вот мы сидим с самыми крутыми корейскими кинематографистами — это примерно как если бы я в Штатах завтракала со Скорсезе, Копполой, Кубриком и Тарантино. В 11 утра. И я смотрю — они уже нажираются понемногу, пьянеют. Потому что мы пили корейскую водку, сочжу, она очень забористая. И вот мы сидели полтора часа, пили эту водку, они песни начали в какой-то момент петь. А потом — бац! — и стали рассказывать анекдоты. Смешные — сдохнуть можно. Причем антисоветские! Типа — американец, француз и русский попадают на остров к людоедам...

— Узнаю начало советского анекдота.

— Да-да! Вот попали они, значит, к людоедам. А те им говорят: мы не съедим того из вас, кто нам расскажет про что-то такое, чего мы не знаем. У, говорит американец, легкотня. Вы знаете, что такое телевизор? Ха, говорят людоеды: это ящик, по которому показывают движущиеся картинки. И съедают американца. Француз: знаете, что такое вино? Ха, говорят людоеды: вода из ягод, от которой становятся веселыми! И съедают француза. Русский: знаете, что такое заседание Центрального комитета Коммунистической партии? Ну и, естественно, людоеды его отпустили. По-моему, это дико смешно. И все анекдоты у них такие.

— То есть все-таки эмоции там есть, они все не похожи на восковые фигуры коммунистов?

— Да вы что, нет, конечно! Корейцы — это вообще такие азиатские итальянцы, они страшно эмоциональные, громко говорят, размахивают руками. Они там все невероятно разные — но всегда в них все немножко чересчур. Если человек с жутким характером — он сидит в углу и курит всю дорогу, на всех смотрит волком. Если общительный — не отвяжешься от него.

— А что появилось сначала — идея фильма, сделанного по заветам Ким Чен Ира, или история, которую вы решили рассказать в нем?

— Я вообще-то хотела снять два разных фильма. Один — в стиле пропагандистского кино Северной Кореи, другой — про экологические проблемы в Австралии. У меня рядом с домом, в огромном парке посреди Сиднея, большая компания взялась добывать газ из угольных пластов — и я думала снять про это кино, чтобы как-то повлиять на ситуацию. Но потом я увидела один фильм про окружающую среду, другой... И поняла, что просто кино про проблему я не сниму — людей блевать тянет, когда ты им рассказываешь, что тебя беспокоит. Их надо развлекать. И тут у меня эти две идеи в башке соединились: бабах! Вот же сюжет для моего Kim-Jong-Il-style-фильма! У него в книжке написано: в каждом пропагандистском фильме должен быть враг-милитарист. Так чем газовая компания не враг? Чем не образ дикого капитализма? Ну и вот получилась история про империалистическое вторжение транснациональной компании в пролетарский рай, живущий по законам природы и справедливости.

— Вы сказали про то, что публика ждет развлечений, — и я сразу вспомнил ваш фильм «Forbidden Lies» про писательницу Норму Хури, которая написала книжку, а ее потом уличили во лжи. Выяснилось, что она украшала свою душещипательную историю ровно таким враньем, которого требовала публика...

— О да, я всегда замечала, что положительные герои — это дико скучно. А вот всякие жулики — ну что может быть интереснее! И я искала не героя, а именно антигероя — ровно такой оказалась Норма Хури. Это во-первых. И во-вторых, меня вообще очень занимал феномен лжи как такого цементирующего материала современного общества. На ней все строится, правда особенно никого не волнует. Вранье развязывает войны, врут политики, на вранье строится их карьера — Буша, Путина, как я понимаю, тоже. Это же вранье позволяет ему делать то, что он делает сейчас на Украине. И Норму Хури я рассматривала именно как элемент этой системы вранья — тетке было скучно жить, она ничем не была примечательна. А соврала — стала суперзвездой. И я хотела в «Forbidden Lies» признаться в любви к таким героям — ну, знаете, как в «Поймай меня, если сможешь» и так далее. Обожаю такое кино — и вот подвернулась возможность самой что-то подобное сделать. Она сама как этот парень, которого сыграл ДиКаприо (Фрэнк Эбегнейл, прототип главного героя «Поймай меня, если сможешь». — Ред.). Черт, классный фильм получился, вот сейчас рассказываю про него и прямо заряжаюсь от собственного рассказа. Вы его, кстати, на Ютьюбе можете посмотреть...

— Я и смотрел...

— А, да, он у вас еще не заблокирован (смеется).

— У вас же, вообще говоря, такая главная тема всех фильмов получается — мир закрытых обществ и его нюансы. Перемена отношения к этим закрытым обществам благодаря попаданию внутрь них. Вот был еще фильм про японский андеграунд — «Hell Bento»...

— В 1995 году, когда я этот фильм снимала, у Японии был имидж специфический — это не было такое уж закрытое общество по факту, но понять, что она представляет собой в плане культуры, было невозможно. Какие-то острова, где все без остановки вкалывают. А все, что кроме, — тайна. А я родилась в Японии, росла в Азии и понимала, что никакие это не дикари. И корейцы не дрессированные зверюшки в мундирах, и японцы не безликие яппи. И якудза не злодеи, они тоже люди с определенной культурой. А европейцам они кажутся дикарями... Вот когда пришло время поступать в университет и я поехала в Сидней — тогда у меня был настоящий культурный шок. Так что нет, вы не правы, я никакой не специалист по закрытым обществам и не востоковед с камерой. Я просто возвращаюсь в места своего детства — как вы иногда, наверное, хотите на них посмотреть.

— А каково было переезжать из Азии в Австралию?

— О, это был натуральный ад. После Японии — особенно. Жуткая провинция, задница мира. Народ дико тупой: все, что волнует людей, — это сколько у тебя бабла в бумажнике и на каком курсе ты учишься. Хотя сейчас вроде что-то поменялось. Но тогда — вот это реально был культурный шок. Хотя вообще это страшно глупо — говорить об Азии как о каком-то едином пространстве. Она как Европа — и общего у Японии и Кореи не больше, чем у Болгарии и Германии. Я не говорю об Азии, я говорю только о том, что низводить людей до стереотипов — это лучший повод для начала войны. Что-то такое хотят сделать американцы с Северной Кореей, подверстать там всех под тип военизированных животных методами пропаганды — не вижу, чем она лучше северокорейской. Единственное отличие — от промывки мозгов мы становимся идиотами, а корейцы — нет. И вот так смотреть на мир нельзя — это все, что я хочу сказать и показать по мере своих скромных сил. Смотрите: это просто люди. Они такие же, как вы. Любят своих детей, женятся, дружат... Любят кино так же, как мы. И такой взгляд — в большей степени повод к миру, чем абстрактные идеи защиты или освобождения азиатских народов. Пропаганда только тем и плоха, что она мешает видеть реальных людей. Вот я тут, в гостинице, листала газету St. Petersburg Times и вычитала там, что правительство Украины, оказывается, нелегитимное. Что это какая-то хунта, нацисты, которых выбрали другие нацисты. И что каких-то рок-музыкантов честят за то, что они выступали перед детьми на Украине. Вот это — пропаганда, которая говорит не о людях, не об их жизни, а о каких-то идиотских стереотипах. И вот читаю и думаю: кто тут пропагандист, кто начитался Ким Чен Ира и работает по его заветам?

Понравился материал? Помоги сайту!