«Россия — это не Путин»

В пятницу известный российский журналист Евгений Киселев, который в последнее время живет и работает в Киеве, заявил, что ФСБ России возбудила против него уголовное дело — в связи с чем его жену в вызвали на допрос, а в московской квартире его тещи произошел обыск.

— Евгений Алексеевич, когда случился обыск?

— На днях. Но мне еще несколько месяцев назад родственники звонили и рассказывали, что вокруг квартиры моей тещи наблюдается странная активность — какие-то типы крутились в подъезде, расспрашивали консьержку, кто в квартире проживает. «А вот Киселев Е.А. не проживает? А бывает? А то он здесь вроде зарегистрирован?» Стало понятно, что возник интерес к моей персоне.

— Вы этот интерес связываете со своими высказываниями в поддержку Надежды Савченко?

— В одном интервью мне задали вопрос, достаточно ли украинские власти делают для освобождения Надежды Савченко. Я ответил, что они, на мой взгляд, могли бы действовать и жестче. Не буду сейчас цитировать себя — но смысл был таким. Не думаю. что в Москве кто-то сидит и мониторит все, что говорится в украинских СМИ, это просто невозможно. Но здесь, в Киеве, есть пророссийски настроенные люди. Кто-то из них выловил фрагмент моего интервью и просигналил в Москву.

Примерно в то же время один неприятный персонаж, сенатор по имени Саблин, обратился к Бастрыкину, требуя привлечь меня к уголовной ответственности за высказывания в поддержку Савченко (сенатор Дмитрий Саблин сопредседатель движения «Антимайдан», направил такое обращение главе Следственного комитета России, о чем стало известно 10 марта — Ред.). И все это еще совпало с моим участием в «Форуме свободной России» в Вильнюсе, который проводил Гарри Каспаров.

— Вы в одном интервью сказали, что на вас, по слухам, мог еще и обидеться «один крупный государственный чиновник из числа руководителей проправительственных СМИ» Это кто?

— Я не утверждаю — но предполагаю, что Олегу Борисовичу Добродееву могло очень не понравиться то, что я о нем писал. У меня была пара жестких текстов — например, в связи с тем, что Добродеев сидит в кресле руководителя государственного телевидения и радио дольше, чем легендарный Сергей Лапин.

Я приезжаю на Вильнюсский форум, включаю вечером в гостинице телевизор и натыкаюсь на передачу ВГТРК — где сразу, в одном флаконе, обсуждают и Надежду Савченко, и этот форум, и меня, политически и морально разложившегося типа, который выступает в украинских СМИ с чудовищными заявлениями.

Я, собственно, и раньше говорил в интервью и писал в своих колонках достаточно резкие вещи, и это не вызывало такой реакции. Но все ж меняется. Мы же видим, как российская власть на глазах погружается в безумие, в состояние уже полной какой-то достоевщины. Происходит опасный процесс — знаете, как вот у лыжника могут ноги разъезжаться, что для него обычно плохо заканчивается — вот так же в России все дальше расходятся траектории закона и здравого смысла.

— А как получилось, что дело против вас возбуждает в итоге не СК, а ФСБ?

— Как оно попало в ФСБшную епархию — честно говоря, не представляю. Я ведь далеко, а сведения, которые следователь сообщил адвокату моей жены, пока крайне скудны.

Олегу Борисовичу Добродееву могло очень не понравиться то, что я о нем писал.

— А что искали в квартире вашей тещи?

— Думаю, это была акция устрашения. Все же знают, что теща моя живет одна, ее дети и внуки живут отдельно, а я там только прописан и физически нахожусь вне России. Видимо, им дали отмашку — они перестали изображать полицейских, прямо заявили, что они из ФСБ, у них ордер на обыск, выданный Лефортовским судом, и если их немедленно не допустят в квартиру, они вломятся силой. Что, насколько я понимаю, является грубейшим нарушением закона — такое допускается только в связи с особо опасными преступлениями. То есть это тоже было психологическое давление. Там, как я понял, был полный автобус оперативников, следователь, люди из ФСБ, понятые, среди которых ряженый казак, женщина из полиции, — видимо, с прицелом на то, что хозяйка окажется дома и потребуется личный досмотр. Слава Богу, она была на даче — пожилой человек, 88 лет, не знаю, как бы это на нее подействовало. Но в итоге жена моя отправила туда своего адвоката с ключами, и пугать им оказалось особенно некого. После обыска адвокату была вручена повестка — вызвали на допрос жену.

— Где допрос происходил?

— В Следственном управлении ФСБ. Она явилась туда с адвокатом, он заявил, что она воспользуется 51-й статьей Конституции — правом не свидетельствовать против мужа.

— А с вами следователи связаться не пытались?

— Нет.

— Вы ведь давно не были в Москве ?

— С зимы 2014-го. Я тогда приезжал прощаться с Майклом Макфолом, который покидал пост посла США в России. Мы давно знакомы, хотел пожать ему руку. Если бы не это — глядишь, и тогда бы не приехал.

— То есть по Москве вы не скучаете?

— Я уже не раз цитировал по этому поводу русского писателя-эмигранта Романа Гуля, который назвал свои мемуары «Я унес Россию». Вот и я унес с собой свою Россию. С друзьями и родными можно и где-то еще встречаться, и общаться по телефону или скайпу, мои любимые книги и фильмы со мной, как и мои воспоминания — о той России, которой уже, возможно, больше не будет. Сейчас ведь и Москву насилуют и уничтожают — моей малой родины, которую я люблю, просто уже физически не остается.

— Как вы думаете — может случиться, что вы никогда не вернетесь?

— Может. К этому я морально готов. Я с колоссальным почтением, с восхищением смотрю на тех, кто в этих условиях пытается в России что-то делать, участвует в выборах, пытается создавать партии, движения — как и на тех мужественных людей, которые борются с режимом, выходят на митинги или одиночные пикеты. Рискуя при этом свободой или жизнью, как Борис Немцов. Но я не политик. Я не готов положить остаток жизни на борьбу. Я могу сражаться, что называется, на своем поле. Правда и это, как видите, не совсем безопасно в наше время. Огрести теперь можно и за мысли — высказанные устно или письменно. И чем дальше, тем, похоже, будет в этом смысле хуже.

— А в Киеве вам легко работается?

— Здесь тоже все непросто. Большинство украинских телеканалов — негосударственные, они находится в частных руках. Это на самом деле хорошо — но вот в моем случае… Понимаете, многие владельцы украинских СМИ, увы, так или иначе зависимы от России. У кого-то финансовые обязательства перед банками, где они когда-то кредиты взяли, кто-то завязан на российское сырье или комплектующие, кто-то на рынки сбыта — несмотря ни на что, товарообмен какой-то между странами все равно идет. Но у меня с трудоустройством в СМИ, у которых такие владельцы, по понятным причинам, возникают сложности. Кроме того, телерынок здесь в кризисе — как и везде, падают рекламные доходы, каналы стараются экономить на всем, запуск новых проектов сейчас для многих непозволительная роскошь. И третий немаловажный момент — есть определенная ревность у украинских журналистов по отношению к приезжим, которые тут работают. Так было и до всех трагических событий — а сейчас это, понятно, стало острее. Сейчас идет большая общественная дискуссия о том, какую Украину строить. Есть сторонники Украины для украинцев, — мы здесь сами с усами, не нужны нам никакие варяги. И есть другой подход — и мне он кажется более перспективным. Украина сейчас, но мой взгляд, имеет шанс стать такой постсоветской Америкой. Плавильным котлом. Во многих странах на постсоветском пространстве сложились такие системы — авторитарные или националистические — где людям европейского склада неуютно. И таких людей Украина могла бы принять. Это не была бы массовая иммиграция — от силы несколько десятков тысяч. Вот Америка когда-то тоже начинала как страна белых протестантов — но ведь именно то, что она открыла двери иммигрантам из разных стран, и сделало ее сильной.

Я не политик. Я не готов положить остаток жизни на борьбу. Я могу сражаться, что называется, на своем поле.

— Вы об этом пишете президенту Порошенко, призывая Украину «протянуть руку передовым людям на всем пространстве бывшего СССР». Кстати, вы надеетесь на отклик со стороны президента?

— Знаете, Украина не Россия. Надеюсь на отклик — и надеюсь, что это случится в ближайшее время.

Сейчас тут возникает довольно много общественных объединений и движений, которые выступают за то, чтобы облегчить иммигрантам из России и других постсоветских стран эту процедуру, чтобы они могли перебираться в Украину, жить здесь и работать, не обязательно при этом получая украинское гражданство. Пока украинское законодательство в этом смысле довольно жестко.

— Были слухи, что вы собираетесь просить украинское гражданство.

— Я над этим думал — тем более. в какой-то момент мне его активно предлагали. Но все же решил сохранить российское гражданство — в том числе по принципиальным соображениям. Не хочу от России отказываться. В конце концов, Россия — это не Путин. Россия — несколько больше, чем компании друзей по кооперативу «Озеро» и примкнувших к ним.

Я ведь из России не эмигрировал. Я, что называется, трудовой мигрант — меня пригласили поработать.

— Как и многих людей из российских медиа.

— Да, здесь работают и медиаменеджеры российские, и телеведущие, и рекламщики. Кто-то занимается чисто развлекательными проектами, кто-то общественно-политическими. Кто-то летает в Россию чуть ли не каждые выходные. Но профессия политического журналиста — она требует погружения в здешнюю реальность. Нужно много общаться, встречаться, постоянно держать руку на пульсе. Частые отъезды этому не очень способствуют.

Итак, я был честным трудовым мигрантом. Но когда случилось возвращение Путина на царство, начался нелегитимный третий срок, закручивание гаек, политические процессы над участниками Болотной и вся эта политическая инквизиция, пропагандистская истерика вокруг Майдана, потом Крым, потом так называемый «проект Новороссия» — и я почувствовал, что из трудового мигранта постепенно превращаюсь в добровольного эмигранта.

Но Украина для меня — не просто место, где я хочу что-то пересидеть. Это страна, где я пустил корни, прижился, которую я полюбил, которой мне, если угодно, хочется послужить. Но для того, чтобы быть политическим украинцем, как я себя определяю, совсем не обязательно иметь украинский паспорт.

— Вы боитесь за своих родных здесь, в Москве?

— Ну, я же нормальный человек. Конечно, боюсь. Я понимаю, что на них могут начать давить, им могут создавать проблемы.

— Это может повлиять на вашу позицию?

— Вынужден огорчить этих субъектов — нет, не повлияет. Не дождетесь.

Понравился материал? Помоги сайту!