«Мы просто не имеем права бояться, прятаться, убегать»

Историк, журналист и общественный деятель Владимир Кара-Мурза-младший не баллотируется на выборах в Госдуму лично, но, будучи заместителем председателя Партии народной свободы (ПАРНАС) и федеральным координатором движения «Открытая Россия», которое поддерживает на выборах нескольких кандидатов, принимает участие в предвыборной кампании. COLTA.RU спросила Владимира о том, какой смысл он видит в этой активности.

— Несколько дней назад вас во время встречи с избирателями в Петербурге задержала полиция — вместе с кандидатом в Госдуму от ПАРНАСа.

— Да, встречу зарегистрированного кандидата в депутаты (Андрея Пивоварова. — Ред.) с избирателями решили объявить «несанкционированным митингом» — нас задержали, отвезли в полицейский участок и предъявили обвинение по статье 20.2 Административного кодекса. Но в суде все обвинения развалились. Буквально сегодня (8 сентября. — Ред.) Красногвардейский суд Петербурга вынес постановление прекратить производство по моему делу «за отсутствием состава правонарушения».

— В заметке «Независимой газеты» была версия, что мероприятие было сорвано из-за вашего участия.

— Мне трудно судить. Единственное, могу сказать, что в этот раз всем командовал «эшник» (сотрудник Центра «Э» — Главного управления по противодействию экстремизму Министерства внутренних дел РФ. — Ред.) из Москвы, специально приехавший в Петербург. Что довольно странно. Действительно, моя скромная персона как-то притягивает внимание. Вот в минувшую пятницу на меня напали в Нижнем Новгороде, причем нападавшие явно знали о моих перемещениях. Сейчас как раз еду в Следственный комитет подавать заявление о нападении в Нижнем (2 сентября на Владимира Кара-Мурзу напали неизвестные в кафе. — Ред.). Никаких иллюзий, естественно, не испытываю, но друзья и коллеги убедили, что это необходимо сделать. Мы должны всегда поступать по закону, даже если власти этого не делают.

— А как обстоит дело с расследованием того странного отравления в мае 2015 года, после которого вы чудом остались живы?

— В декабре прошлого года я вернулся после реабилитации в Москву — а я полтора месяца лежал в Первой Градской больнице и потом долечивался за рубежом, — и мы с моим адвокатом Вадимом Прохоровым поехали в Следственный комитет подавать заявление о заведении уголовного дела — по статье 105 УК РФ, «покушение на убийство» (та часть, которая касается мотивов «политической и идеологической ненависти»). В январе меня вызвали по этому поводу в СК и опросили. С тех пор об этом ни слуху ни духу. По закону, насколько я понимаю, на ответ СК отпущено 30 дней.

— Ответ какой — возбудить дело или отказать?

— Да, но если есть отказ, он должен быть мотивированным. На сегодняшний день — прошло восемь месяцев — ответа нет. Опять же я не испытываю никаких иллюзий по поводу работы наших правоохранительных органов.

— Подавляющее большинство людей после такого покушения попытались бы перебраться в безопасное место. А вы вернулись в Россию.

— Ни секунды не было мысли, что я могу не вернуться. Просто потребовалось время, чтобы встать на ноги — в прямом смысле слова. Но как только я смог, сразу прилетел. Это моя страна, и то, что мы делаем, я считаю правильным — являясь публичными лицами оппозиции, мы не имеем права убегать, мы не доставим власти такого удовольствия. В любом случае я это делать не собираюсь, потому что существует огромное количество людей, не согласных с происходящим. Эти люди хотят видеть Россию нормальной демократической европейской страной. Таких людей очень много, я их вижу, когда езжу по стране — а я каждую неделю бываю в регионах.

— Вы — политик, но вы и журналист, умеющий работать с информацией. Этих людей, по-вашему, действительно больше, чем нас убеждает официальная статистика?

— Безусловно. Миф о якобы 86-процентной поддержке нынешней власти и о том, что у демократической оппозиции поддержки от силы полтора-два процента, — очевидная неправда. Я предпочитаю судить не по социологическим опросам — они не имеют в авторитарной системе никакого смысла — и не по публикациям в условиях, когда подавляющее большинство СМИ, особенно общенациональных, находится под жесткой цензурой. Вы сидите дома, раздается телефонный звонок, и незнакомый голос спрашивает: «Вы за Путина или против?» О чем мы тут можем говорить! Вы знаете, что происходит в стране — люди в тюрьмах сидят, людей убивают за политические взгляды. Я считаю, что объективный показатель настроения людей — поведение самой власти. Уверенная в себе, сильная, популярная власть, которой доверяет 86 процентов населения, не будет разгонять оппозиционные митинги, сажать людей в тюрьмы, вводить стоп-листы на телевидении и не пускать оппозицию на выборы. А то, что у оппозиции нет поддержки, опровергают даже официальные цифры. Давайте вспомним, что три года назад Борис Ефимович Немцов прошел в Ярославскую областную думу, что Алексей Навальный набрал тогда в Москве даже по официальным данным почти 30%. На следующей неделе состоятся выборы в Государственную думу, мы прекрасно понимаем, что это выборы нечестные, несвободные и несправедливые, и тем не менее даже они покажут в отдельных округах сильную поддержку оппозиции — я говорю о кандидатах-одномандатниках, которых поддерживает движение «Открытая Россия».

— Вы всерьез считаете, что вот сейчас, в 2016 году, после всего, что мы в последние пять лет пережили, политика в России может рассматриваться как достойное поприще? Что в политике сейчас можно что-то сделать?

— Я абсолютно убежден, что политика — не грязное дело. Политика именно такая, как руки, которыми ее делают. Я так считаю по очень простой причине: меня привел в политику Борис Ефимович Немцов, я с ним проработал почти 16 лет, он всегда говорил то, что думал, и всегда делал то, что обещал, руководствуясь не конъюнктурой целесообразности, а принципами, даже когда это было трудно, рискованно, опасно. Я убежден, что и в политике можно оставаться честным, принципиальным человеком. Примеров таких немного, но я не верю поговорке про исключение, подтверждающее правило. Я признаю обратный принцип: если есть хоть один человек, показавший, что так можно, значит, так можно.

— Только вот этого человека уже нет.

— Понимаете, если мы имеем в виду сегодняшнюю официальную политику, то вообще не о чем говорить. Но я ваш вопрос понял шире. Мы стараемся вести себя честно и показываем людям, что нормальные политики есть. Даже понимая все о нынешних выборах, мы все-таки в них участвуем — чтобы иметь возможность разговаривать напрямую с людьми. Объяснять им, что альтернатива есть — вопреки всеобщему мнению. И это то, что делает «Открытая Россия», и это очень важно — помочь молодому поколению демократических активистов получить политический опыт, пройдя через эту кампанию. В этом наши цели. По правилам шулеров мы точно не играем.

Объективный показатель настроения людей — поведение самой власти. Уверенная в себе, сильная, популярная власть, которой доверяет 86 процентов населения, не будет разгонять оппозиционные митинги, сжать людей в тюрьмы, вводить стоп-листы на телевидении и не пускать оппозицию на выборы.

— Ваша партия ПАРНАС выдвигает на выборах Вячеслава Мальцева, который уже прославился во время этой кампании своими, мягко говоря, ксенофобскими заявлениями.

— Моя позиция по этому вопросу хорошо известна. Но сегодня я не считаю себя вправе это комментировать. (Вот выступление Владимира Кара-Мурзы на июльском съезде ПАРНАСа, где он обозначает свою позицию. — Ред.).

— На днях политолог Сергей Марков заявил, что в день выборов ПАРНАС собирается устроить в стране переворот.

— От поста Сергея Александровича Маркова я получил большое эстетическое удовольствие. Я воспринял его, как бы это помягче выразиться, как художественную литературу. Может быть, в жанре фантастики. Правда, получил удовольствие — Салтыкова-Щедрина не хватает.

— Вы — специалист по истории русского парламентаризма. Скажите, бывали в нашей истории времена, когда политика настолько превращалась в балаган, было что-то, сопоставимое с сегодняшним днем по степени цинизма?

— Прямые параллели всегда трудно найти. Я знаю, что бывало и хуже. Вы наверняка помните эту строчку знаменитую — «Бывали хуже времена, но не было подлей». Сегодня нет миллионов репрессированных, как при Сталине. Но вы правы, трудно найти период в российской истории, когда настолько зашкаливали лицемерие, цинизм, подлость. Причем откровенная подлость, которую никто даже не пытается скрыть, — в этом, я думаю, нынешний режим стал чемпионом.

— Вы больше не занимаетесь журналистикой? Не скучаете по ней?

— Чистой журналистикой — нет, конечно, теперь не занимаюсь. С этим, как вы, наверное, знаете, мне пришлось завязать в 2012 году. Не совсем по своей воле — случилась история с моим увольнением с канала RTVI, я фактически был внесен в России в черный список. Я очень люблю писать и с удовольствием этим бы занимался, но я уже четыре года — только политик и общественный деятель. Последние два года — федеральный координатор движения «Открытая Россия», у нас два десятка кандидатов по всей стране. Так что физически не хватает времени писать — может быть, когда-нибудь…

— А вы считаете занятие журналистикой совместимым с политической деятельностью?

— Мне кажется, в нормальном демократическом обществе это несовместимые вещи. Но в системе авторитарной, когда профессия журналиста находится под угрозой, когда базовые общечеловеческие принципы, такие, как свобода выбора и свобода слова, находятся под угрозой, я думаю, такое совмещение неизбежно. Независимый журналист, а не пропагандист, волей-неволей становится если и не политическим, то общественным деятелем. Публикация объективной информации становится как минимум гражданским поступком.

— Ваши взгляды и политические пристрастия формировалось, как я понимаю, под влиянием семьи: родители — историки, среди предков — присяжный поверенный, латышские социал-демократы…

— Присяжным поверенным был мой прадед, адвокат Сергей Георгиевич Кара-Мурза, он первый в нашей семье по отцовской линии переселился в Москву. Он был еще и историком культуры и жил в знаменитом доме страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре, дома собирался литературный салон. Другой прадед, двоюродный, тоже по отцовской линии, был первым послом Латвии в Лондоне в 1920-е годы, при Сталине его расстреляли. Дед сидел в ГУЛАГе. С маминой стороны прабабушка, Евгения Исааковна Лившиц, дружила с Есениным, а в другой ветви маминой родни были крестьяне из Рязанской губернии. Очень разнообразная семья, и это, мне кажется, хорошо.

— Чувствуете ответственность перед предками?

— Не без этого, конечно. Перед предками и перед детьми. Хочу, чтобы мне не стыдно было потом им в глаза смотреть. Они вырастут и спросят: «Папа, а что ты делал, когда все это творилось?» Хочу, чтобы мне было что ответить. Потому что рано или поздно настанет день, когда все поймут, что у нас происходит, даже те, кто сейчас делает вид, что все в порядке.

— Вы правда в это верите?

— Я же историк. Все подобные режимы заканчиваются. И заканчиваются примерно одинаково.

— Вы в Фейсбуке упомянули, что оказались в Нижнем Новгороде в связи со съемками фильма о Борисе Немцове. Что это за фильм? Вы автор?

— Да. Работу над фильмом уже заканчиваем, премьера намечена на 9 октября, день рождения Бориса Немцова, в рамках Первого ежегодного Немцовского форума, который пройдет в Берлине. Его организует Фонд Немцова, основанный Жанной, дочерью Бориса Ефимовича. Потом мы обязательно устроим показы фильма в России.

— На вас покушались. У вас трое детей. Вам не страшно?

— Я живой человек. Я понимаю, что меня в прошлом году пытались убить. Так что — да, неприятно. С другой стороны, я жив и сейчас с вами разговариваю. Моей жене говорили, что шансов выжить у меня было от силы 5%, но я благодаря Господу и врачам Первой Градской больницы жив. Я и мои коллеги приняли для себя решение. И очень многие люди, как мы, остаются в России. Мы просто не имеем права бояться, прятаться, убегать.

Понравился материал? Помоги сайту!