Жизнь после конца света

Когда меня пригласили на журфак МГУ для общения со студентами, в самом разгаре был флешмоб #меняневзяли: пользователи Фейсбука рассказывали, в какие места их не приняли на работу или учебу.

О том, что меня не взяли на журфак МГУ, я вспомнила в тот момент, когда вошла в аудиторию — кажется, 201-ю — и вдруг поняла, что здесь я писала экзамен по английскому языку. Еще спустя мгновение стало ясно, что обида никуда не делась: к горлу подкатил такой ком, что мне стало тяжело говорить. Студенты меж тем смотрели на меня сверху вниз (столы уходили наверх амфитеатром), вертели в руках телефоны и переговаривались между собой.

Тут я вдруг вспомнила нашу преподавательницу по риторике из Высшей школы экономики. На той единственной лекции, которую я не пропустила, она объясняла, что, если волнуешься, надо об этом сказать.

— Я сейчас очень волнуюсь, — сказала я. — Мне нужна еще пара минут, чтобы прийти в себя. Десять лет назад меня не взяли сюда учиться, а теперь я стою перед вами и мне нужно что-то рассказывать.

Студенты заверили меня, что все в порядке. Кто-то улыбнулся.

Появился контакт с аудиторией.

Я успокоилась.

Вот так мне впервые на моей памяти пригодилось профильное образование.

О чем мы должны были говорить

В преддверии встречи я спросила преподавателя, который меня пригласил, какая тема интересует аудиторию. Он ответил мне: «Это выпускной курс. Расскажите им о перспективах в профессии. Как найти место, с чего начать. Какие могу быть зарплатные ожидания». К этим вопросам я была хорошо готова. И как журналист, который прошел путь от стажера до редактора. И как редактор, через которого прошли десятки стажеров. И как профессионал, который два месяца назад вынужденно оказался на рынке труда.

В начале лекции я коротко рассказала о себе, объяснила, что у меня есть опыт работы как в деловой, так и в общественно-политической прессе и я готова отвечать на любые вопросы, касающиеся СМИ этих направлений.

Вдруг поняла, что здесь я писала экзамен по английскому языку. Еще спустя мгновение стало ясно, что обида никуда не делась: к горлу подкатил такой ком, что мне стало тяжело говорить. Студенты меж тем смотрели на меня сверху вниз.

О чем мы в итоге говорили

Студенты спрашивали, как самостоятельно устроиться на стажировку. Что выделяет хорошего стажера, какие качества и умения должен проявить человек на тестовых заданиях. Насколько важна работодателю активность журналиста в социальных сетях. Все это понятные, хорошие, ожидаемые вопросы. Может быть, я даже следующий текст напишу о том, как стать хорошим стажером.

Но сейчас — о впечатлениях от общения со студентами. А впечатление произвели другие вопросы. Возникла тема обманутых ожиданий: люди шли в журналистику как в четвертую власть и к концу обучения ожидаемо впали в профильную депрессию. Потому что профессия вызывает ощущение бессилия и ограниченности. Нет мощных ориентиров. Непонятно, куда и к чему стремиться. Наконец, стоит ли вообще оставаться в этой профессии, когда в смежных областях — таких, как пиар — куда больше платят и возможности для роста более очевидные?

Мне очень хотелось как-то приободрить ребят. Я стала искать контраргументы. И вдруг внезапно нашла их.

Работа есть. Пару лет назад ситуация на рынке была — по моему опыту и представлениям — хуже, чем сейчас. Когда два месяца назад я стала искать работу, новых проектов, в которые меня звали, было на порядок больше. Рынок есть, жизнь на нем есть, возможности выбирать из нестыдных работ — тоже. Да, хотелось бы больше разнообразия — особенно это касается телевизионной журналистики и политических СМИ. Но что поделать — пока не заслужили.

Профессия держится. И неплохо справляется. Публикуются расследования, пишутся отличные репортажи, снимаются качественные видеосюжеты. На днях Пулитцеровскую премию получил Международный консорциум расследователей-журналистов (ICIJ) за публикации о панамских офшорах. В этом грандиозном расследовании принимали участие российские журналисты — Роман Анин, Олеся Шмагун, Дмитрий Великовский.

Выбор больше, чем кажется. Современный мир и плох, и хорош тем, что государство пока не поспевает за его трансформациями. В нашем случае это хорошо. Власти ограничивают возможности традиционных медиа, которые им понятны, но они либо вообще не замечают новую журналистику, либо неприятно тыкают ее палкой и в целом не очень-то понимают, что с ней делать. Радио нравится? Займитесь подкастами. Телевидение? Обратите внимание на проекты, плотно занимающиеся видеосюжетами. Опять же видеоблоги. «Сам себе СМИ» — вообще-то формат, который во всем мире позволяет зарабатывать деньги.

Есть возможности для развития. В мировой журналистике очень много интересного происходит. Российская журналистика хоть и отстает, но не отрезана. «Медуза» в преддверии медиаконференции «Шторм» публикует отличные интервью с профессионалами западных медиа. Тенденции, о которых они говорят, актуальны для нас, и наши медиа тоже стараются — пробуют новые форматы, придумывают новые форматы, развивают (ну или пытаются развивать) каналы коммуникаций с разными аудиториями. Роман Могучий из Republic на днях дал ссылку на вакансию Русской службы BBC: «Классная вакансия будущего (ну то есть настоящего уже) в Русской службе BBC — когда требуемые навыки для журналиста не “опыт написания заметок”, а Digital mapping, Python, R и Data visualization. (Опыт написания заметок тоже нужен.)». Ну круто же, нет?

Почему студенты всего этого не замечают?

Вот правильный вопрос. Куда важнее, чем разговор о том, нужно ли хоронить профессию. Я не хочу поднимать проблему того, как и что преподают на журфаках. Мы прямо сейчас с этим ничего не сделаем.

От общения со студентами у меня осталось впечатление, что люди растерянны и плохо ориентируются в медиа, более того — чувствуют себя отрезанными от той журналистики, где действительно что-то происходит. Их можно понять: университет часто отправляет на практику как раз туда, где нет ни жизни, ни возможностей, ни перспектив.

В таких условиях, на мой взгляд, сами медиа могли бы пойти навстречу.

После посещения журфака МГУ я сделала пост в своем фейсбуке, в котором попросила коллег больше внимания уделять стажировкам. В комментарии пришли сотрудники разных СМИ и сказали, что, мол, не вопрос, пусть студенты приходят. Это все замечательно. Но я имела в виду, что, на мой взгляд, не хватает общей системной работы с молодыми журналистами.

У меня осталось впечатление, что люди растерянны и плохо ориентируются в медиа, более того — чувствуют себя отрезанными от той журналистики, где действительно что-то происходит.

Я, например, знаю, что TheQuestion публично объявляет о наборе стажеров. Но не видела, чтобы это делали другие медиа. В разделе «Контакты» или «Редакция» на сайтах СМИ нет специального мейла, куда мог бы написать соискатель. Я вообще не вижу, чтобы качественные СМИ как-то декларировали, что готовы обучать новые кадры.

Знаю, что мне сейчас скажут: будущий журналист должен сам найти способы, как пробиться в издание, должен рыть носом землю, бомбардировать состоявшихся журналистов письмами в Фейсбуке, выпрашивать стажировку или хотя бы возможность подносить кофе кому-нибудь классному и великому.

Да перестаньте уже. Почему бы нам просто не вспомнить, как тяжело и плохо было вначале. И не сделать этот путь легче для кого-то другого.

А будет ли толк от возни со студентами?

Черт их знает. Мне кажется, что да.

Там же, в комментах к моему посту, коллеги писали, что студент пошел ленивый, глупый, бестолковый, денег хочет, работать не хочет. Но хуже всего — вложишь в него силы, а он сваливает из профессии. Иными словами: дети — сволочи.

Нет, дети — конечно, сволочи, кто же спорит. Но так и мы не то чтобы сильно лучше: когда я была стажером, мой первый начальник был такой сволочью, что я до сих пор ему это припоминаю.

Да, я тоже могу по пальцам пересчитать тех, в кого я вложила силы и кто остался. Но я очень горжусь каждым из этих ребят, потому что я вижу, что они делают, как они это делают, я понимаю, что с ними в нашей профессии лучше, чем без них. И я не считаю, что хоть на кого-то зря потратила свое время. Если человек, который ушел работать в пиар, благодаря мне делает там что-то лучше — это хорошо.

В заключение: стал ли студент хуже

За последние десять лет — не стал. Я не вижу существенной разницы между собой и своими однокурсниками — и ребятами, приходившими ко мне на стажировки. Даже могу сказать (в плюс нынешним студентам): в каких-то технических штуках они разбираются куда лучше меня или работают с ними быстрее. Более того: абсолютно все вопросы, которые студенты задали мне на встрече, возникали в свое время и у меня. И у меня было ровно то же негативное впечатление от профессии, когда я выпускалась в 2010 году. Студент мрачен, но он не стал мрачнее — это тоже хорошо.

Да, был один вопрос, который никогда не приходил мне в голову. Меня спросили: «Не было ли у вас желания оставить журналистику, когда вы не поступили в МГУ?»

Что ж.

Разумеется, мой провал был абсолютным концом света. Но нет — у меня не возникло мысли, что во время конца света можно отказаться от журналистики.

Тут ведь и начинается все самое интересное! (Собственно, об этом все издание «Батенька, да вы трансформер», в котором я сейчас работаю.)

Понравился материал? Помоги сайту!