Великий эмансипатор или просто плейбой? Памяти главного повесы

Знаменитый гедонист Хью Хефнер, создатель журнала «Плейбой» и основатель целой империи развлечений Playboy Enterprises, умер позавчера в Калифорнии в возрасте 91 года. Кем был он — и чем были его журнал и его идеология для нашего времени? COLTA.RU попросила подумать об этом трех авторов — и получила три искрометных, но совершенно разных некролога.

Артем Липатов

Памяти главного повесы

Изучая биографию Хефнера, убеждаешься в том, как много верного в тезисе о сладости запретного плода. Впрочем, человек, росший в крепкой протестантской семье с определенными представлениями о грехе и пределах допустимого (кинематограф в детстве Хефнера, к примеру, находился вне этих пределов), никогда не был бунтарем и ниспровергателем классического толка. Служил в армии во время Второй мировой, воевал даже; демобилизовавшись, окончил психфак университета родного штата Иллинойс, рисовал журнальные карикатуры, редакторствовал, затем писал промотексты в рекламном отделе журнала Esquire, откуда уволился, чтобы затеять всю эту эпопею с Playboy. Классическая success story, все как положено.

Все — да не совсем.

Во всех биографиях Хефнера момент увольнения из Esquire почему-то не может быть упомянут без особой оговорки: «уволился из-за отказа в повышении зарплаты». То есть, если продолжать эту логику, стоило работодателям повысить Хью оклад жалованья, мир бы лишился веселого кролика в галстуке-бабочке и всей развлекательной вселенной Playboy? Думается, это не так. Внутри у него уже жила идея, которая не могла не быть реализована.

Он шел ва-банк, собирая по сусекам те самые 9600 долларов, с которых начался великий — без преувеличения — журнал. На обложке первого выпуска не стоял «номер один»: осторожный Хефнер, не до конца уверенный в успехе предприятия, предполагал, что второго номера может и не быть. Но за первую неделю три четверти тиража в 54 000 экземпляров были проданы.

Хефнер, обладавший живым и острым умом, придумал новую на тот момент модель мужского журнала, причем революционно новую. Ему удалось соединить джентльменскую респектабельность, актуальную тематику и культуру с эротикой, не то что подняв последнюю с колен — вытащив из грязи в князи. Более того, у этой комбинации появилось короткое название из трех слов — Entertainment for Men; слоган этот присутствует на обложках Playboy с декабря 1953 года и по сей день. Фактически Хью стал катализатором эволюции глянцевой мужской прессы. Именно эволюции, потому что революции не было: американские мужчины охотно и мгновенно приняли первую ласточку новой эры.

Хефнер сразу поставил высокую планку по всем параметрам. Интервью его журналу давали самые актуальные персонажи (среди них, кстати, был — в середине 1970-х! — поэт Евгений Евтушенко), прозу он брал у выдающихся писателей (да-да, три номера в 1954 году были отданы под «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, а потом были и Набоков, и Керуак, и Роальд Даль, и Харуки Мураками), и девушки в журнале тоже были самые-самые (кинозвезды масштаба Шэрон Стоун и модели класса Синди Кроуфорд тоже попадали в это число). Понятно, что именно три материала с обнаженкой составляли главное преимущество журнала, в особенности центральный тройной разворот с голой героиней номера в полный рост. Но и прочее тоже ценилось, пусть и в меньшей степени.

На обложке первого выпуска не стоял «номер один»: осторожный Хефнер, не до конца уверенный в успехе предприятия, предполагал, что второго номера может и не быть.

Дав жизнь изданию, Хефнер построил вокруг него невероятную империю, пропагандирующую не эротику, как старались внушить, к примеру, советским гражданам контрпропагандисты типа Кукаркина, а образ жизни успешного, умного, привлекательного и сексуального мужчины. Понятно, что образ этот страдал некой ограниченностью: к примеру, в мире плейбоя («повесы», по удачной, но, увы, не прижившейся версии первого редактора русского Playboy Артемия Троицкого) не было брака и детей — он должен быть свободен и открыт для любых отношений. Впрочем, эти ограничения тоже работали на образ, делая его еще более заманчивым. Фактически Хефнер, как тонкий и умелый скульптор, изрядно поработал над сырой и громоздкой махиной того, что принято называть «американским образом жизни», придав ей привлекательную внешне форму, лоск, изящество и обаяние.

Да и сам он вполне соответствовал своей идеологии, сделав ее доминантой собственной жизни. В его изводе стремление оставаться вечно молодым, о котором он, не скрывая, говорил публично до последних лет, не казалось почему-то ни отвратительным, ни извращенным, как и грандиозные вечеринки в легендарном поместье — как минимум на первый взгляд — не выглядели пошлыми, как и браки с красотками из числа плейбойских девушек не были жалкими. Ну, как минимум со стороны — а для вселенной Playboy именно взгляд со стороны важнее всего.

Еще один важный момент заключается в том, кем были ненавидевшие Хефа: враги всегда говорят о тебе лучше друзей. Хью Хефнера ненавидели феминистки за то, что, по их версии, в женщине он видел прежде всего сексуальный объект; его не любили расисты, потому что с самого начала он активно выступал за расовую интеграцию; его ненавидели лицемеры и ханжи за то, что он открыл наготе путь из гетто в большой, открытый мир; его терпеть не могли гомофобы за поддержку прав сексуальных меньшинств. В общем и целом получается образ как минимум приличного человека, как ни крути.

И напоследок замечу, что он умудрялся до глубокой старости оставаться самоироничным. В известной цитате из его интервью CNN есть одна маленькая деталь: «Я никогда не повзрослею. Мне главное — оставаться молодым. Я давно решил, что возраст роли не играет, пока девушки... думают так же». Вот эта прекрасная оговорка делает из того, кто мог бы показаться просто похотливым стариканом, одержимым манией вечной молодости, главного повесу планеты.

Честное слово, его будет не хватать.

Яна Гриднева

Просто плейбой

«Хью Хефнер: плейбой, активист и бунтарь» — название документального фильма Бриджит Берман (снят в 2009 г. — Ред.) очень четко отображает то, как Хефнеру представлялась собственная роль в истории и политике. Волна панегириков в связи с его смертью показала, что очень многие склонны с ним соглашаться. Такое ощущение, что критики решили судить почившего по стандартам созданного им параллельного измерения, населенного богатыми джентльменами и хвостатыми женщинами. Однако, если сделать усилие и высунуть голову из кроличьей норы, становится ясно, что наследие, которое Хефнер оставил миру реальному, весьма неоднозначно.

В 60—70-е годы Хефнер провозглашал себя Лениным сексуальной революции и делал акцент на солидарность с активистами движения за гражданские права. Playboy, быстро превратившийся из журнала в целую институцию, противостоял расовой сегрегации, отстаивал права ЛГБТК и финансировал кампании за легализацию абортов. При этом Playboy не то чтобы прямо делал революцию (не будем отнимать эти заслуги у Мартина Лютера Кинга-младшего, Кейт Милетт и остальных); в первую очередь, журнал все-таки революцию продавал. За большие деньги и только платежеспособному населению, то есть — мужчинам.

На самом деле то, что дело сексуального раскрепощения человечества взял в руки именно Хефнер, можно смело назвать трагедией. Сексуальная революция по версии Playboy — это палка с одним концом. Именно вокруг этой палки (ну, вы поняли) вырастают вся финансовая империя и оправдывающая ее философия. Как бы Хефнер ни хвастался тем, что подарил женщинам радости свободной сексуальной жизни, факт остается фактом: Playboy — это мужской журнал. Его изначальной целью было подарить не обремененный укорами совести сексуальный опыт мужчинам; женщины же стали частью проекта только потому, что осуществить его без их участия было достаточно сложно.

Хефнер не изобрел новый жанр — эротика и эротические журналы существовали задолго до его вмешательства. Скорее, он провел капитальный и, не будем отрицать, гениальный ребрендинг. Если до этого картинки с голыми женщинами ассоциировались с низостью и грязью, Хеф сделал их частью интеллектуального проекта. Именно так в журнал попали те, чьи имена вчера заново перебрали все медиа мира: Эрнест Хемингуэй, Артур Миллер, Жан-Поль Сартр, Владимир Набоков, Малкольм Икс и даже вышеупомянутый Мартин Лютер Кинг. Сексуальный интерес и ум в мужчине друг друга не отрицают, а дополняют — утверждает Playboy и становится первым в истории эротическим изданием, которое не стыдно покупать.

Критики решили судить почившего по стандартам созданного им параллельного измерения, населенного богатыми джентльменами и хвостатыми женщинами.

И покупают его миллионы. На своих очень влиятельных страницах и за дверьми своих очень престижных клубов Playboy пропагандирует не просто секс, а очень специфическую и несбалансированную версию секса. При всей наносной революционности на более глубоком уровне сексуальный проект Playboy до боли консервативен. Он фактически берет вековую концепцию борделя и преподносит ее как новую, либеральную, идею. Мужчина, говорит империя Хефнера, имеет право на удовольствие, а женщина имеет право ему это удовольствие предоставлять.

Другими словами, мужская сексуальность существует сама по себе, как этакая данность бытия, а женская сексуальность — только отражение мужских желаний. У отражений есть одно неприятное свойство — абсолютная пустота внутри. В рамках Playboy от женщины не остается ничего, кроме внешности. Что касается характера и прочих качеств, то сам Хефнер описывает идеальную особь женского пола следующими словами: «Молодая, счастливая, простая девушка». Всех тех, кто пытается возразить и задать неизбежный вопрос: что, собственно, делать немолодым и, может быть, даже немного несчастным? — Хефнер называет воинствующими феминистками и асексуальными мужененавистницами.

Из всех этих старых как мир идей и появился злосчастный «кролик». В Америке, кстати, это ушастое создание, слава богу, не едят. В американской культуре у кролика только одно святое предназначение — умилять. Такое же предназначение было и у женщин в империи Playboy. «Кроликами» могли стать только те, кто вписывался в вышеописанный стандарт. Часто говорят о том, что девушки-«кролики» в Playboy-клубах были чуть ли не музейными экспонатами и любого несдержанного посетителя, позволившего себе дотронуться до пушистого хвостика, пожизненно лишали членства.

Но есть и менее обсуждаемая сторона, если вспомнить историю «крольчихи» по имени Джеки Нетт. Джеки не отрицает, что в стенах клуба «кролики» были в полной безопасности. Проблема в том, что и вне этих стен Playboy усиленно помогал создавать мир, где роль женщины сводилась к роли сексуального объекта. Мир, в котором постоянный клиент просто подождал, пока Джеки выйдет из клуба, а потом ее изнасиловал. Позднее членства его все-таки лишили, но легче от этого как-то не становится. Другую скандальную историю об опыте работы «кроликом» рассказывает Глория Мария Стайнем. «Кроличью» жизнь Глория описывает как серию плохо оплачиваемых унижений. Отдельная тема — кишевший «кроликами» особняк самого Хефнера — Playboy Mansion. Секс здесь не только не запрещался, но входил в обязательную программу. Запрещалась при этом другая вещь. Презервативы на территории особняка были абсолютным табу, так как ничто не должно мешать мужчине получить максимум удовольствия.

Сам журнал так никогда и не выработал однозначную позицию по «женскому вопросу». В 60—70-е годы, когда Playboy не мог себе позволить разозлить либеральную публику, не поддерживая женщин в борьбе за равноправие, Хефнер периодически писал редакторские колонки о необходимости освободить женщину от домашних обязанностей и дать ей возможность сделать карьеру. Все это не помешало ему в 1965 году опубликовать интервью с Шоном Коннери, где на вопрос интервьюера о допустимости физического насилия над женщинами Коннери отвечает следующее: «Я не считаю, что это совсем уж недопустимо. Однако я не рекомендую бить женщину тем же способом, которым ты бьешь мужчину. Вполне достаточно и пощечины — если, конечно, все другие аргументы иссякли и не дали результата. Если я имею дело с сукой-истеричкой или разъяренной фурией и это продолжается снова и снова, то я ее ударю. Я считаю, что мужчина все-таки стоит несколько выше женщины — просто потому, что так создан. При этом садистом я не считаю ни себя, ни Бонда. И женщины любят в нас не жестокость, а решительность. Они по своей природе склонны к неопределенности».

В подобном духе в Playboy высказывались многие, часто поддаваясь на откровенные провокации со стороны интервьюеров, понимавших, что доля сексизма — одна из фирменных особенностей «мужского журнала», и не желавших разочаровывать читателей. Все это, на удивление, не помешало Playboy напечатать несколько рассказов, написанных женщинами. Правда, тот факт, что автор принадлежит к «слабому полу», иногда пытались скрыть. Так, Урсула Ле Гуин была вынуждена издать свой рассказ под псевдонимом (редактор журнала сказал, что аудитория Playboy c недоверием относится к текстам, написанным женщинами) и позднее прокомментировала инцидент следующим образом: «Это был единственный раз, когда я столкнулась с сексизмом в литературной сфере. Как я тогда могла согласиться на эти условия — не понимаю».

Все эти факты на данный момент остаются альтернативной историей Playboy, в тени мифа о старике Хефе — активисте и бунтаре, чьим жизненным девизом было «Жизнь слишком коротка, чтобы жить чужой мечтой». Как-то так случилась, что мечта самого Хефнера покалечила миллионы чужих жизней.

Яков Охонько

Великий эмансипатор

Смерть 91-летнего основателя и шеф-редактора «Плейбоя» Хью Хефнера — печальный повод поговорить о странной судьбе издания, ставшего едва ли не символом лавинообразного раскрепощения нравов в новой России (и не только в ней, конечно). Для миллениалов, поколения Y, хипстеров, то есть просто современных молодых горожан, «Плейбой» вряд ли когда-то был объектом культа и чем-то большим, чем слегка будоражащий глянец из родительского шкафа. Обещая больше, чем давал, журнал тем не менее всегда оставался принципиальной культурной константой, точкой отсчета на шкале глянец / серьезная пресса, «бульвар»/литература, порно/эротика, постыдное/престижное, низкое/высокое.

Этот «Старбакс» от периодики покупали не для чтения (хотя традиция публиковать качественный фикшен успешно прижилась на новой почве) и тем более не для удовольствия (в гораздо более откровенных и обсценных формах доступного в других местах), как не за вкусом кофе приходят в «Старбакс». «Плейбой» — символический билет в закрытый клуб взрослых, состоятельных мужчин, властных гедонистов, циников и сексистов, которым доступны субтильные формы наслаждения и тонкие оттенки вкуса, обитателей буржуазного рая в стране, лишенной буржуазности и мучительно переизобретающей ее.

Всерьез дозреть до понимания места этого проекта на культурной карте Россия сумела лишь к моменту глубокого кризиса «Плейбоя» как частного случая ценностного и медийного кризиса вообще.

Каким был тот культурный контекст, частью которого стал русский «Плейбой», попав на медийную карту России середины 1990-х? «Всемирная история, банк “Империал”» со своей вульгарной респектабельностью «точности — вежливости королей» и «ждем-с», школа капитализма газеты «Коммерсантъ» и финансовых пирамид, новые стандарты публичности журнала «Столица», робкое достоинство телевизионных господ-знатоков во фраках — эта новокупеческая культура в поисках образцов и моделей апеллировала одновременно к домотканой дореволюционной буржуазности, пугливой сытости советской номенклатуры и красивой жизни благородных семейств в украшенных анфиладами арок загородных домах. На пересечении столь разных, почти несводимых генеалогий как раз и требовалось нечто в меру провокационное, в меру высоколобое, в меру литература, в меру рекламный буклет, сдержанная сексуальность, доступный люкс, ключ и школа новой культуры потребления. Еще не консьюмеристский рай, но уже не ад первобытно-свободного рынка.

В стране крайностей, достигшей верхней точки в движении маятника истории вправо, не хватало именно сдержанности, оттенков и полунамеков, флирта, соблазна, старых денег — да просто чего-нибудь старого, укорененного и осознающего себя, а потому лишенного молодой ненасытности, а равно и дряхлой немощности. Культура сдержек и противовесов, компромиссов и игры с ненулевой суммой, изысканной пошлости, кричащей респектабельности, стерильной сексуальности — именно этому запросу отвечал «Плейбой» и именно этим ставил в тупик зрелых эротоманов и переживающих непростые пубертатные времена подростков. Всерьез дозреть до понимания места этого проекта на культурной карте Россия сумела лишь к моменту глубокого кризиса «Плейбоя» как частного случая ценностного и медийного кризиса вообще. Знамя сексизма и самодовольной состоятельности не могло остаться не затронутым третьей волной феминизма, с одной стороны, и упадком бумажных медиа — с другой.

Осмыслить подобный «срединный путь», соединение разделенного, в нашем случае — сексуальности (как воплощенного порыва и необузданности) со сдержанностью (обнажением без выставления напоказ, объективацией без субъекта), позволяет теория совпадения иерусалимско-петербуржского философа Йоэля Регева. В своей «Коинсидентологии» он предпринимает попытку концептуализации совпадений как соединения несоединимого, минимального проникновения при максимальном прилегании. Достойная сексуальность для достойных господ — так мог бы звучать лозунг русского «Плейбоя», в зависимости от отношения интерпретируемый в пелевинско-уничижительном или в уважительном ключе.

---

30 сентября COLTA.RU проводит уникальный лекционный марафон «Новая надежда. Культура после 17-го». Присоединяйтесь! Почитать про марафон можно здесь, купить билеты — здесь.

Понравился материал? Помоги сайту!