«Садовое кольцо»: за и против

«Садовое кольцо» преподносится Первым каналом как сериал нестандартный: в кои-то веки героями становятся жители московских квартир премиум-класса, которые носят дорогие украшения, заключают многомиллионные сделки, откровенно говорят о сексе, то и дело употребляют в кадре крепкий алкоголь, крепкие выражения и даже наркотики. Такое в обычных сериальных линейках на федеральном телевидении невозможно: премьерный показ «Садового кольца» начали в разгар лета после 23:00 — в расчете не столько на рейтинги, сколько на внимание продвинутых зрителей. Мнения зрителей разделились — одни горячо хвалят сериал, другие так же горячо ругают. COLTA.RU решила дать слово и тем, и другим.

Наталья Исакова: «Садовое кольцо» — издевательский сеанс психотерапии для зрителей Первого канала

Сериал «Садовое кольцо» названием отсылает к историям про «их нравы» в духе мемуаров Оксаны Робски о жизни на Рублевке. К счастью, история получилась гораздо шире наблюдений за жизнью в «элитном зоопарке» — уже поэтому сериал стоит посмотреть.

Продюсер Валерий Тодоровский хотел снять сериал про «вытеснение». Вот есть счастливая семья — она счастлива, как люди из рекламы майонеза, которым не веришь и оттого их хочется слегка прибить. Цена такого счастья — слепота и глухота. Люди не хотят замечать то, что их ранит, кажется неприятным, не вписывается в стандарт идеальной жизни. Предполагалось, что это вытеснение коснется не только личной жизни героев, но и социальной.

Однако примет времени в «Садовом кольце» немного. Понятно, что в сериале Первого канала не может быть политики и Навального, если это не про заговор мировой закулисы в духе «Спящих», но в «Садовом кольце» нет маркеров пространства и времени, кроме фото еды в Инстаграме. Эта условность среды тем не менее работает на идею сериала — превращая 12 серий в сеанс коллективной психотерапии, когда главными героями становятся неврозы и травмы персонажей. Режиссер Алексей Смирнов и оператор Сергей Медведев с помощью текста сценариста Анны Козловой («Краткий курс счастливой жизни», «Развод») вскрывают, как консервным ножом, внутреннюю жизнь героев — никто не уйдет в титры, не обнажив все бездны своего бессознательного, в которые местами страшно заглядывать. Особенно впечатляет, что режиссеру и оператору на момент начала съемок было 23 и 21 год соответственно. Как им удалось так «вскрыть» взрослых — загадка. Да, можно предположить, что крик — это не единственный способ передать внутренний ад героя и в этом смысле палитра эмоциональных красок оказалась слегка ограниченной, но есть и находки «психологического физиологизма»: у героини Марии Голубкиной — еле уловимый невротический тик, она, когда волнуется (то есть почти всегда), словно пощипывает губами воображаемые побеги растений.

Режиссер Алексей Смирнов говорит, что условно поделил историю на три части: в первой мы ненавидим героев, во второй начинается драма и мы что-то про них понимаем, в третьей части абсурд нарастает и все окончательно сходят с ума. Классического хеппи-энда не будет.

И хотя идея сериала — в срывании масок (не зря мать главной героини Рита (Ирина Розанова) половину сериала ходит буквально с маской на лице — косметической), история получилась вполне в духе Звягинцева: про нелюбовь. Герои — эмоциональные инвалиды с огромной дырой внутри, которую они пытаются заполнить деньгами, удовольствием, сексом, интригами, властью. «Любовь» этих людей друг к другу — жестокая пытка, эксплуатация, садизм, каннибализм. Понятно, что такие люди живут не только в пределах Садового, они — везде. Их нет только в мелодрамах федеральных каналов и в рекламе товаров FMCG (товары повседневного спроса. — Ред.). В этом смысле «Садовое кольцо» удовлетворяет тоску «нормального» зрителя по ненормальности, когда он больше не может смотреть сказки, потому что сказки не только утешают — они еще тюкают молоточком по затылку: «А ты-то не такой, ты урод, у тебя нет идеальной счастливой семьи». Герои «Садового кольца» примиряют с реальностью: люди не идеальны, надо с этим жить.

Героиня Вера Смолина (Мария Миронова), идеальная женщина Садового кольца, работает психологом, обслуживает богатеньких дамочек, чья самая большая проблема — это неправильный цвет обоев. В один день с Верой случаются два удара. На сеанс терапии приходит девушка без уха с реальной страшной травмой прошлого — и исчезает сын. Сквозь воображаемую стену магического Садового кольца, служащего защитой вроде круга Хомы Брута, начинает проступать настоящая жизнь. Героиня начинает прозревать. Чтобы найти сына, она должна спуститься, как Орфей, в бездны ада, бесстрашно взглянув в лицо реальности и самой себе. Каждый шаг дается ей с болью, как Русалочке, но приближает к отгадке, что же случилось с сыном, почему он исчез. За каждую порцию информации придется дорого заплатить — открыть еще один скелет в шкафу. Уже к середине истории героиня понимает, с какими монстрами жила всю жизнь, да и о себе узнает много нового.

Понятно, что такие люди живут не только в пределах Садового, они — везде. Их нет только в мелодрамах федеральных каналов и в рекламе.

И пока все винят в происшедшем саму героиню («То, что не названо, не существует, зачем ты начала копать?»), она остается единственным человеком, готовым задать вопрос: а в чем же виновата она сама? «Проснувшаяся» Вера бесстрашно смотрит в лицо реальности и сама ведет расследование (успешно), но семья спешит объявить ее сумасшедшей — ведь «нормальный» человек быстро найдет виновного (другого) и пойдет снимать стресс тартаром из говядины с перепелиным, а не куриным яйцом, что важно (привет князю Мышкину, не зря у Козловой любимый автор — Достоевский). Но не стоит в превращении Веры искать благолепия классической мелодрамы: она цинично и холодно отправит за решетку того, кому клялась помочь, — потому что тот счел ее наивной богатой дурой, какой Вера быть больше не хочет. «Подлинность» становится важнее морали и респектабельного гуманизма — тут, наверное, привет экзистенциалистам.

«Садовое кольцо» несколько раз меняет жанр: психологический триллер, который начинается с поисков пропавшего сына, в какой-то момент превращается в поиск ответа на вопрос «Кто убил Лору Палмер?», а под конец издевательски пародирует «Сладкий ноябрь», где главная героиня, спасающая мужчину от искусственности жизни, оказывается не ангелом, а экзальтированной психопаткой. Хеппи-энд будет похож на вудиалленовский фарс, обнажив неспособность героев (как и, вероятно, зрителей) «жить не по лжи» — защитная привычка врать и вытеснять оказывается сильнее. Они всего лишь сменят одни маски на другие, и Вера не станет вскрывать новую ложь, но, по крайней мере, начнет видеть реальность — это ее персональный прогресс.

Если копнуть чуть глубже, то в «Садовом кольце» можно обнаружить и некоторое остроумное издевательство над жанром «ТЖД» (ходовой мелодрамы о «тяжелой женской доле»). Завязка вполне отсылает к классической: героиня, живущая как в сказке, однажды теряет все. Пройдя через испытания, вызванные исключительно злой волей злых людей, она — идеальная и непогрешимая — снова обретает счастье и надежное плечо хорошего парня. Добро должно быть вознаграждено. Но только героиня Веры найдет не плечо парня. Она найдет кое-что более важное — себя и своих демонов. Что для канона сказочной мелодрамы — кощунство.

Сценарист Анна Козлова не верит в вечную любовь между мужчиной и женщиной и идеальную семью, ее бесит, когда люди выстраивают жизнь по схемам, продиктованным массовой культурой, — и в этом смысле появление сериала «Садовое кольцо» на канале, который причастен к созданию этих штампов, похоже на саморазоблачение фокусника. Самое время опасаться за психическое здоровье зрительниц традиционного мыла. Правда, «Садовое кольцо», пародирующее традиционную мелодраму, показывают не в привычное для мелодрам время, а после 23:00. Хотя самое интересное в этом эксперименте — посмотреть на лица зрительниц, которые вдруг поняли, что утешительной сказки не будет.

Создатели сериала «Садовое кольцо» буквально бьют зрителя по щекам, крича: «Просыпайся!» Другой вопрос: что делать с этой открывшейся правдой, насколько с ней вообще можно жить? Ведь главный человек, которому не нравится ложь в семье Смолиных, — социально опасная психопатка с диагнозом F20 (шизофрения — а еще так называется роман Анны Козловой, откуда в сериал перекочевали тени некоторых персонажей). Может быть, ложь и маски — та анестезия, которая позволяет нам примириться с болезненной и всегда несовершенной реальностью?

Зинаида Пронченко: «Садовое кольцо» — это как «Пусть говорят», но с настоящими актерами

«Садовое кольцо» — социальная драма с элементами триллера, рассказывающая об изнанке будней узкой социальной страты — московского upper middle class, зажатого в престижные тиски главной столичной магистрали. В центре крайне разветвленной интриги — семья Смолиных. Вера (Мария Миронова) — образцовая супруга и мать с обложки House & Garden, по профессии психотерапевт, по призванию благотворитель, помогающая женщинам, ставшим жертвами домашнего насилия. Ее муж Андрей (Анатолий Белый) — успешный предприниматель, владелец фармакологического бизнеса. Сын Илюша — студент-отличник Плехановского. Младшая сестра Анна (Евгения Брик) — роковая красотка с вредными привычками, финдиректор в конторе зятя.

Гламурный быт благородного семейства пойдет прахом после того, как бесследно и беспричинно исчезнет Илюша. Из дизайнерских шкафов посыплются скелеты один другого страшнее. История, вроде бы начинавшаяся как камерная драма в традициях психологического реализма наподобие (о'кей, будем великодушны) «Любовников» Showtime или «Большой маленькой лжи» HBO, моментально обнаружит все признаки вампуки — нелепые условности, махровые штампы, этакий «театр купца Епишкина».

Но критиковать огрехи актерской игры, досадные драматургические ляпы или, допустим, общую, невыносимую совершенно вульгарность происходящего в кадре — дело пустое и малоинтересное. Гораздо увлекательнее попробовать уловить смыслы, которые авторы в это вкладывали, «дух времени»: ведь что-то все эти крики и кривляния должны же значить. Тем более что многие коллеги называют «Садовое кольцо» зеркалом русской стагнации, остроумной пародией на отечественное телевидение и даже художественным прорывом. Впервые, дескать, на телеэкране такой откровенный разговор о язвах общества — тотальном лицемерии и повсеместной коррупции. Особенно хвалят эротические сцены (в СССР, оказывается, секс есть — и даже куннилингус) и «протеичность» действующих в них характеров.

Получилось ли у создателей объять необъятное — гетерогенную россиянскую действительность? Как говорит Анна на приеме у следователя, который, выслушав ее мхатовский монолог о смысле жизни, все равно не понимает, зачем это она спала с мужем сестры: «Тут требуется больше, чем одномерное сознание». У авторов «Садового кольца» — продюсера Валерия Тодоровского, режиссера Алексея Смирнова, сценариста Анны Козловой — сознание, похоже, многомерное, поэтому, наверное, они не боятся заполонять экран персонажами, соревнующимися между собой в душевной ущербности и расчеловечивании: перед нами не люди, а животные. Не случайно они так часто называют друг друга «тварью», «сволочью» и еще более обсценными словами, разумеется, стыдливо запиканными. Ублюдками рождаются, а не становятся — дети в «Садовом кольце» еще хуже родителей.

Творческая группа «Садового кольца» в погоне за многомерностью и протеичностью оказалась не в состоянии довести ни одного персонажа, ни одну сюжетную линию до ума.

Собственно, положительный герой в «Садовом кольце» один — это, по доброй сериальной традиции, представитель правоохранительных органов, следователь Когтев (Федор Лавров), то и дело слушающий исповеди героев у себя в кабинете под портретом В.В. Путина, безучастно взирающего на оскотинившихся избирателей. Особенно запоминается бенефис героини Ирины Розановой (матери сестер Смолиных), эксцентричной дамы-cougar в декольте и салатовых сапогах, которая с напускным цинизмом рассказывает Когтеву о своей жизни и особенностях женской доли в этой стране. Розанова тут дает себя саму тридцатилетней давности — в «Интердевочке» она примерно в таком же наряде и с такой же интонацией общалась с еще советскими ментами. В этот момент многое встает на свои места: в анамнезе у нынешних «хозяев жизни» — проституция и воровство, тем более что в другой сцене героиня Розановой объясняет происхождение первичного капитала зятя, Андрея Смолина, — деньги, вырученные от продажи ее квартиры. Охранители и царь — хорошие, бояре — плохие. Что касается интеллигенции, о ней тоже сказано метко. Та же героиня, вспоминая тяжелое советское прошлое, говорит: «Мой бывший муж был типа диссидент, на самом деле ему было удобно не работать, жалеть себя, пить и трахать соседку, пока я полы мыла, чтобы хоть что-то заработать».

Все эти мысли и наблюдения прекрасно коррелируют с информационным вещанием Первого канала, который нам то и дело рапортует о вовремя разоблаченных иностранных агентах, достижениях российской экономики, а также спортивных и дипломатических победах.

Дневная жизнь нуворишей, которые заносят конверты префекту, сочетается с тотальной нравственной деградацией: по ночам они изменяют женам, растлевают малолетних, выпивают и употребляют наркотики. Что же касается жертв — обманутых и растленных женщин, — то и для них тут нашлось доброе слово. Все они — «глупые б**ди», аргументированно заявляет героиня Дуни Смирновой, директор кризисного центра по борьбе с домашним насилием: они сами виноваты, сами выбирают таких партнеров, им нравится быть избитыми. Ей вторит и главная героиня, психотерапевт Вера Смолина, приводя в чувство избитую мужем клиентку: она предполагает, что та получила связкой ключей в висок за измену, а изменять мужьям нельзя — ведь это они покупают сумки Chanel и часы Cartier. Эта линия «Садового кольца» — пожалуй, его единственная удача. Традиционные в определенных кругах России отношения между полами по взаимозачету — я тебя содержу, а ты терпишь — смотрятся здесь недвусмысленной проекцией отношений государства и общества.

Главным референсом «Садового кольца», конечно же, выступает «Нелюбовь» Андрея Звягинцева: похожий сюжет с идентичным триггером — исчезновением ребенка, выпуклая картина нынешнего упадка нравов. Однако кого, как и с какой целью критикует Звягинцев — у нас нет сомнений, «Нелюбовь» — цельное авторское высказывание, хоть и слишком прямолинейное. Творческая группа «Садового кольца» в погоне за многомерностью и протеичностью оказалась не в состоянии довести ни одного персонажа, ни одну сюжетную линию до ума. В итоге получается разноголосица «простых истин». Но это не наши «Три билборда», где «у каждого своя правда», — это каша, набор чернушных происшествий из сети, белыми нитками сшитых в 12 серий макабр-ситкома. Зачем это снимать — понятно, а вот зачем это смотреть — не совсем.

Понравился материал? Помоги сайту!