Почему генерал заговорил?

Видеообращение начальника Росгвардии генерала Виктора Золотова к политику и блогеру Алексею Навальному необычно даже для современной России, где, как в тех приключениях девочки Алисы, «всё страньше и страньше». Золотов не стал первопроходцем жанра после видеоответа Алексею Навальному олигарха Алишера Усманова. Он тоже обсуждался в соцсетях со смесью смеха, отвращения и при этом с некоторой долей уважения. Усманов мог быть неприятен, смешон, но все же производил впечатление человека, отстаивающего собственное достоинство. Новое видеообращение отличается от усмановского очень многим. Во-первых, это ответ официального лица — человеку частному, ответ сразу «за все ведомство», а Алишер Усманов отвечал все же на личные обвинения. Во-вторых, это ответ генерала — человеку гражданскому, это не перепалка двух частных лиц. В-третьих, Золотов впервые в новейшей истории России не просто публично угрожает оппоненту, но угрожает развернуто, упоенно, с садистическими подробностями — раньше генералы с блогерами так под камеру не разговаривали.

Что заставляет генерала Виктора Золотова, человека абсолютно непубличного, сесть в парадном мундире перед камерой и записать шестиминутное обращение к тому, кто не является в его глазах ни влиятельной, ни властной, ни (по его словам) вообще чем-то примечательной фигурой? Что заставляет генерала говорить?

Золотов не может ответить на обвинения в коррупции прямым отрицанием. Слова Навального подкреплены добытыми ФБК документами, и оспаривать его трудно. Золотов, однако, чувствует себя задетым и должен как-то ответить. Ему брошен вызов, он переходит в контратаку и отвечает так, как научен отвечать в таких случаях, — угрозой физической расправы. Кажется, никогда в российской истории офицеры, пусть даже и жандармского управления (хотя аналогии между Корпусом жандармов и Национальной гвардией довольно сомнительны), не вызывали на дуэль заключенных. Не по чину! Хотя бы уже это обстоятельство делает его апелляции к офицерским традициям смехотворными. Но, допустим, разгневанный генерал мог бы приказать убить Навального без всяких публичных угроз. Почему-то он должен публично заявить о своем отношении к нему.

Психологически понятна обида этого человека. Навальный лезет «не в свое дело» и при этом обращается к его же подчиненным. Кроме личных и неясных для зрителя психологических причин этого решения есть еще и другая. Навальный создал ситуацию, в которой Золотов вынужден заговорить.

В своем ролике Навальный риторически обращается через голову Золотова, демонстративно нарушая субординацию, к сотрудникам Росгвардии. Мол, на вас делают деньги. Ваше существование — это предлог для большой финансовой махинации. При этом ваши продукты невысокого качества. «На вас крадут».

И одновременно Навальный обращается к слушателям (говоря о бойцах Росгвардии в третьем лице), представляя это ведомство как еще одну из многих структур, обслуживающих преступный сговор.

Таким образом, Навальный одновременно лишает Золотова и всю его Росгвардию внутреннего авторитета. Как любое силовое ведомство, Росгвардия может существовать как организация идеологическая, противопоставляя себя организациям и структурам неидеологическим, то есть попросту безыдейным (всем этим «экстремистам», которые продаются любым врагам России — «шакалят у посольств», как однажды сказал о них Путин). Вот и Золотов с такой страстью рассказывает о беспринципном поведении Навального — «клона, марионетки», которому «поставлена задача». Эти обвинения во внутренней трухлявости и бездуховности подразумевают альтернативу: духовный и внутренне цельный человек, гвардеец, он служит не за деньги и случайную выгоду, а за национальный интерес. Поэтому напоминания о раннем выходе на пенсию должны быть очень неприятны этим людям — если они будут думать, что служат прежде всего за ранний выход на пенсию и подобные блага, это лишит их возможности верить в свое дело. Показывая, что Росгвардия существует на условиях преступного сговора, Навальный разрушает не только «внешнюю» по отношению к ведомству его репрезентацию, но и его внутреннюю идеологию. Второе для ведомства опаснее первого. Сотрудник силового ведомства, может быть, готов согласиться с тем, что командующий ворует, но он не примет, что командующий только ворует. Навальный откровенно пренебрегает в своем ролике какими-либо смыслом, «духовностью» и традициями, ради которых и существует Росгвардия, и вводит ее в свою «антикоррупционную» систему координат, где организация «Росгвардия» существует исключительно ради воровства. На это нужно отвечать словами. Только слова могут противостоять разрушению внутренней идеологии, поскольку она тоже состоит из слов.

Поэтому Золотову недостаточно критики оружием — он вынужден обратиться к оружию критики. Навальный своей публичной и доказательной критикой создает его как публичную фигуру. Больше того, он его интерпеллирует как публичного политика — то есть вообще как политика.

В учебниках критической теории часто приводится классический пример интерпелляции из Луи Альтюссера. Полицейский кричит на улице прохожему: «Эй ты, стой!» — прохожий оборачивается, и именно это движение и делает его тем, к кому обращался полицейский. То есть он в этот момент превращается в объект полицейского обращения, в некоего «гражданина», «свидетеля» и так далее.

То, чем до сих пор занимался генерал Золотов, не является политикой ни в каком из словарных значений этого слова. Разоблачительные ролики Навального прикрывают только краешек занавеса, за которым целый мир связей, сделок, сговоров, соглашений и согласований. В нем и происходит сложная жизнь таких людей, страшных, если к ним приглядеться, но вынужденных иногда делать вид, что они руководствуются не только корпоративными, но и хотя бы какими-то общественными интересами. Это не политика, и, прямо или непрямо обращаясь к ним, публичный политик Навальный предлагает им возможность инициации в политику. На этот вызов нужно отвечать соответствующими ему способами. Да, «обидчика» можно убить, но это означает лишиться возможности ответить тому адекватно. Показанные в прямом эфире документы — это сильный риторический аргумент, их можно игнорировать, но невозможно вслух заявить, что их нет (тролли так делают, но на то они и тролли). На слово приходится отвечать словом, и, возможно, ощущая это принуждение говорить, интерпеллированный в политика Золотов физически чувствует пределы своих возможностей, свое одиночество. Наверное, это очень пугающее чувство для властного человека.

Публичная политическая речь создает (учреждает) особую реальность — принимая вызов Алексея Навального, Виктор Золотов оказывается вынужден действовать в этой новой реальности. Это реальность отношений власти. Так что генерал Виктор Золотов наконец впервые по-настоящему заговорил об общественных отношениях. И ему явно не может помочь язык идеологических клише, всех этих гротескных обвинений в адрес Навального и «таких, как он», которого до сих пор было достаточно для непубличных разговоров. Его комично-жуткие угрозы — это муки рождения языка настоящего разговора об отношениях. Может быть, у него ничего и не родится. Но это еще один случай, когда неутомимый Навальный дал возможность понаблюдать в режиме реального времени, как люди учатся говорить.

Тут уместно упомянуть одно мелкое событие: с сайта Kremlin.ru «пропала» стенограмма разговора Путина с рабочими судоверфи «Звезда». Это изумительный пример неполитической речи: сферические в вакууме взаимные поглаживания плюс, возможно, любимый политкомментаторами «обмен сигналами». Насколько же интереснее читать стенограмму монолога Золотова! За ней реальность, у нее есть плоть.

Это означает, что стратегия Навального действительно работает. Пережив сеанс политической интерпелляции, влиятельный сановник Виктор Золотов не сможет остаться тем, кем был до того. Кто-то из этих двоих выиграет только что начавшуюся партию, правила которой создаются прямо на наших глазах. Все общество выигрывает от того, что люди публично говорят о важном, даже если они говорят жутковатые нелепости.

Понравился материал? Помоги сайту!