Территория непогоды

Сериал Сергея Урсуляка «Ненастье», снятый по мотивам одноименного романа Алексея Иванова, в очередной раз демонстрирует, насколько важны знаки препинания в приговорах — даже когда речь идет не о конкретных людях, а о времени и пространстве, эпохе и стране. Девяностые годы, черная дыра в новейшей истории России, провал в памяти. Кого и за что «казнить нельзя помиловать»? Кто преступник и кто потерпевший?

В романе Алексея Иванова, написанном в 2015-м и повествующем о событиях 2008-го с флешбэками то в восьмидесятые, то в девяностые, ответов нет, но и вопросы задаются совсем иные. Главный из них озвучен ближе к кульминации одним из протагонистов, Сергеем Лихолетовым, ветераном Афгана, отсидевшим в тюрьме за бандитизм, героем войны, которого победила мирная жизнь: «Во что верить, если Бога нет, а коммунизм мы строить передумали?» Вера в человека — как ее сохранить в переломный исторический момент, когда с советской соборностью покончено, а первобытный индивидуализм только начинается?

«Ненастье» Иванова — хроника хаоса, или, по-новорусски, — беспредела, времени, неприспособленного для жизни. Но если вдуматься, как бы нашептывает автор, — разве бывают другие времена в этой стране? Отечество — территория непогоды, деревня Ненастье, в которой отсиживается маленький человек — символ неизбывной русской межсезонной распутицы. В ней увязнет колесами и старый «ПАЗ», прозванный членами афганского братства «Коминтерн» барбухайкой, и шестисотый «мерин» их врага, полковника КГБ Щебетовского, и «Гелендваген» бандита Бобона, третьей силы. Никого не жалко, никого — даже героиню романа, Вечную Невесту Танюшу, условно олицетворяющую тут народ, вернее, ту его часть, которую в девяностые считали лохами, в отличие от бандюков и коммерсантов, — и это еще одна, очень важная, мысль романа. «Ненастье» — сказка с несчастливым концом о реальных, очень узнаваемых людях. Их можно простить и понять, но любить их не за что. Они, и слабые, и сильные, несутся в вихре перемен, преследуя шкурные цели, воруя, убивая, предавая, и каждый прав в чем-то одном, и все неправы. Девяностые у Иванова — не время Свободы из либеральных апокрифов и не лихая година, какими их принято считать сегодня. «Ненастье» — подчеркнуто аполитичная, вне любой идеологии констатация воцарившейся анархии. Все можно, никаких обязательств — не только перед другими, но и перед самим собой. Рассуждать, плохо это или хорошо с точки зрения становления государственности, развалили тогда страну или дали свободу, — чистая спекуляция, дело бессмысленное, достойное не большого писателя, а графомана с патриотическими амбициями.

«Ненастье» Иванова — хроника хаоса, или, по-новорусски, — беспредела, времени, неприспособленного для жизни. Но если вдуматься, как бы нашептывает автор, — разве бывают другие времена в этой стране?

Кто-то такой, кажется, и перекроил «Ненастье» для телевизионной экранизации. Действие сериала перенесено из 2008-го в 1999 год. Понятно почему. Уже в первой серии ограбленный Неволиным бывший полковник КГБ, а ныне глава банка Щебетовский просит своего начальника охраны Басунова взять того живым: «Девяностые заканчиваются, Витя». Вроде как мы сейчас покончим с беспределом и в наступающий 2000 год возьмем только пионерский галстук. Хотя в романе у этой фразы смысл противоположный, да и звучит она несколько иначе: «Девяностые кончились, Витя, а для тебя и обнулились». В 2008-м девяностые — уже мем, имя нарицательное, их лихие методы в прошлом, но действующие лица все те же, они остались безнаказанными.

1999 год нужен авторам сериала еще и вот для чего: у тридцатилетних героев «Ненастья» появляется шанс на другую жизнь — очистившись от скверны, они под бой курантов шагнут в светлое будущее. У Иванова героям за сорок, а Щебетовскому и вовсе под шестьдесят, шансов начать с нуля мало. Это немолодые люди перед лицом вечности, и сам Герман Неволин, совершивший безумный поступок, — как будто с того света. Недаром его командир Лихолетов несколько раз повторяет: «Убитый еще несколько секунд может действовать» — то есть убивать, мстить за себя.

© «Россия 1»

Главные герои — глава афганского братства «Коминтерн» старшина Сергей Лихолетов (сам Иванов называет его «гибридом Мао Цзэдуна с поручиком Ржевским»), его любовница, глупенькая малолетка Танюша, дрейфующая от мужчины к мужчине (в фильме повзрослевшая до совершеннолетия и, как признается Урсуляк, намеренно сделанная симпатичнее, добрее, женственнее), наконец, водитель «Коминтерна» Герман Неволин по кличке Немец, рядовой во всех смыслах — по воинскому званию и по характеру, унаследовавший Танюшу от Лихолетова, — у Иванова выведены довольно саркастично. У Урсуляка же, старательно упрощающего драматургию до «свои-чужие» (хотя вообще-то суть афганской идеи в том, что все свои, с общим опытом расчеловечивания в Панджшерском ущелье), и Герман, и Татьяна, и даже Лихолетов в итоге видятся почти лубочными праведниками, мучениками раннедемократической эры. Неволина играет Александр Яценко, к которому намертво прилипло амплуа положительного героя, сосуда беспримесной доброты. Татьяна Лялина в роли Танюши — не девушка, а эльф в платочке и валеночках, Снегурочка с детсадовского утренника. И даже Александр Горбатов, актер, специализирующийся на ролях статных казаков и аристократов, в конце концов превращает своего Серегу Лихолетова чуть ли не в Иисуса Христа. Командиры помельче, напротив, представлены в сериале големами, получившими бандитскую пулю по заслугам. Хотя у Иванова это люди — просто люди военного времени, для которых дембеля не бывает. Характерно, что и капитан милиции Дибич, расследующий ограбление, из коррумпированного циничного мента трансформируется у Урсуляка в капитана Ларина из «Улиц разбитых фонарей» — неидеального, но добросовестного опера, жаждущего дойти во всем до самой сути.

И Герман, и Татьяна, и даже Лихолетов в итоге видятся почти лубочными праведниками, мучениками раннедемократической эры.

Во второй серии авторы сериала достраивают верную историческую перспективу, не гнушаясь плакатными красками. Путч, ГКЧП и отставка Горбачева, которую герои наблюдают по телевизору, сопровождаются монологом со слезами на глазах настоящего русского солдата Неволина: «Я не за Горбачева, а за людей, я присягу давал, раньше мы знали, что такое хорошо, что такое плохо». В этот момент на экране телевизора в темном беззвездном небе над Кремлем спускают красный флаг. У Иванова эта сцена отсутствует, зато есть мысли Неволина, прибывшего из Куйбышева в Батуев и жадно разглядывающего пейзаж за окном: «про путч он не знал, его интересовал город, где он будет жить, а не страна». Дорогого стоит и эпизод, где афганцы из «Коминтерна» коллективно смотрят по телевизору футбольный матч Шотландия — Россия на чемпионате Европы 1992 года, Россией проигранный. Один из героев, страстный болельщик, обращается к собравшимся с провидческой речью: «Я верю, через 20 лет мы выиграем, чемпионат будет у нас, в Саранске, а дома и стены помогают».

© «Россия 1»

Расставив такие смысловые акценты, не предполагающие разночтений, Урсуляк плывет по волнам памяти, предаваясь ностальгии. Фильм перегружен музыкальными шлягерами эпохи, разборки и драки сняты в лучших традициях «Бандитского Петербурга». Именно этот сериал, а не «Бригада» Алексея Сидорова, которую Урсуляк не смотрел, — главный референс в «Ненастье», вплоть до покадровых цитат знаменитой сцены гибели героя Алексея Серебрякова. Фрагменты афганских баталий стилизованы под еще более древние и наивные образцы — рапид, патетические композиции фоном: тут можно вспомнить и советско-французско-швейцарский «Тегеран-43» (1980), и итальянский сериал «Спрут» (1984), и даже «Профессионала» Лотнера (1981). Урсуляку, очевидно, комфортно в этом времени, он мастерски реконструирует и китчевое изобилие фактуры хаотично строящегося нового мира — вещевые рынки, дискотеки, посиделки в саунах и бильярдных, и вместе с тем монохромную хмарь наступившей разрухи мира старого с его эстетикой блочной руины, огнем, затухающим в трубах градообразующих предприятий, — жизнь, превратившуюся в пепел.

© «Россия 1»

Однако многомерную вселенную — перестройку и гласность, комитетчиков и демократов первого созыва, воров в законе и красных директоров, весь этот калейдоскоп предметов и явлений, мыслей и чувств — Урсуляк как будто наглухо бетонирует в последней серии прощальной речью Бориса Ельцина, зарифмованной с перестрелкой на выезде (что очень важно) из Ненастья. Зло отступило, идеалист Неволин еще дышит в объятиях Танюши. Дышит и, видимо, выкарабкается, чтобы в нулевых начать жить не по лжи. У Иванова Неволин увел Танюшу из Ненастья. У Урсуляка Россия вышла из тьмы.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!